Алексей Перминов - Мой декаданс

Дождь пилит пьяно, сопливо.
Я одет модно, прохладно,
Как перезревшая слива.
Скоро зима. Все нескладно.
Скоро столыпинский транспорт.
Скоро чифирь и этапы.
Скоро дневального рапорт.
Порт суда выкинет трапы.

Я ломаю каноны,
Я грожу адом аду,
Завсегдатай салонов,
Пью пивную прохладу.
Я срываю все штампы.
Ставлю зеркало - черту.
Снов растворы из ампул
Прогоняю в аорту.

Как трудно быть бумагой. Чистой и гладкой.
Безупречно белой. Белее мела.
Когда тебя пачкают разные взгляды
Черными мыслями для грязного дела.
Сеют, что хотят на снежное поле…
Стерпит! Она вед бумага, не более.

Режет пристальный взгляд пропаганды,
Плоть исходит подкрашенной кровью.
Твой химический запах лаванды
Веет в ноздри рекламной любовью.
Распаляет цветастая юбка
Тыл зрачков атропиновой смесью.
Мозг впитал безразборно, как губка,
Городской смог застроенных весей.
Пелена из афиш и листовок,
Из обрывков настенной пастели.
Из мозаики, где каждый осколок
Равноценен отсутствию цели.

Сетки экранов Ти Ви
Новые головы ловят,
Кормят плебейскую радость
Кровью людской, людской страстью.
Крайняя плоть, обнажаясь,
Скалит натруженный анус.
Шкрабают зайцы «плейбоя»
Пенисы, груди, вагины.
Славный сплав пряника с плетью
Карами правит законов.
Светочи судных знамений -
Выборы «Подлеца года».
Брага эстрадных религий
На дрожжах денежных знаков
От продаж ветхих заветов,
От продаж выходов в вечность.
Храм криминальных моралей.
Мода на сильную руку.
Время растленного детства.
Время бессрочных абортов.

От людей остались цифры.
Смерть и ненависть - война.
Герника - слово без рифмы,
Апрель, 37 год, весна.
По асфальту реки крови
Из обрубков людских тел.
Кирпичи кричат от боли
Из разрушенных капелл.

Звезду Давида придавило прицелом.
Нации Дарвиновской классификации.
Регистрация человеческих единиц мелом.
Быть смелым - это просто остаться.
Быть бесстрашным - это быть собою,
Когда уходишь, чтоб не возвращаться.
Когда смерть тебе могилу роет,
Не предать - это просто остаться.
Когда боль вырывает все нервы,
Отрезая от жизни осколки,
Оставайся немногим, что верно,
Что не в силах сожрать людоволки.

Перфорировано небо с облаками -
Язык судьбы, грядущих перемен,
Ток бирюзовых, стариковских вен,
Художника слепого гобелен -
Продавлено азонными тисками.

Лихая боль нахально топчет волю.
Я в четырех стенах стенаю в эту ночь.
Война здесь кончилась, там нету конца бою.
Здесь звезды к звездам, там меня уносят прочь.
Я просыпаюсь с криком в чужом теле.
Моя душа лежит с ножом, в крови.
Мы были для них цели для прицелов,
И были цели для прицелов нам они.
Мальчишка был там, как и я, распятый.
Лица не помню. Только имя, званье, срок.
Конверт с письмом от мамы весь помятый.
Разорванный на клочья в миг висок.
Спаситель из новейшего завета,
Он шел уверенно. Он знал, куда идти.
По лестницам из солнечного света,
По цинку памяти последнего пути.
Шрапнель свинцовым ядом легла в грудь мне.
Я вытираю о подушку кровь.
В наших слезах умыли руки судьи
За всю надежду, веру и любовь.

Картины на паперти. Тратьте монеты.
Творенья для быта. Родившись мертвы.
Утонет Тибет в тоске интернета,
В Москве инквизиции вспыхнут костры.
С приветами к Зевсу летят космонавты,
С распятием правды, с распятием лжи.
Все сны и мечты зарисованы в карты,
И ночью вас гложат безличья ножи.
Искусство на паперти. Что? Вдохновенье?
Когда на конвейер картины кладут.
Отсутствие жизни отвергнет старенье,
Создав мертвым духом сознанья уют.

Нет откровенней видений под солнцем -
Слезно линяют больные глаза.
Ноет заноза в ладошке младенца,
Кровь битой женщины каплет на снег.
Спазмы астматика в ливне эфира.
Мощи невольников - площадь свободы.
Юная дева вкушает насилье.
Сталь проникает клыками под ребра.
Черви в кишках разложившейся жертвы.
Крик заключенного через решетку…
Нет откровенней видений под солнцем,
Чем истязания бренного тела.

Ворох чувственных идей
Про уродов и людей.
Смотрит смело из окна,
Из программы новостей
Прямо в душу Сатана,
А под ним моя страна,
Замороженная сном.
Катит снежная волна,
Как картон, сдавив мой дом.
Разве может быть потом,
Когда жизнь стоит петли?
Обрастают весла мхом.
Затонули корабли,
Испустив крики вдали.
Уронив веру в весну,
Потеряв ее в пылу.

Одиночество тоскою бьет опять мне под ребро.
И как круг спасательный, светится окно.
Ранний час на улице - выключаю свет.
Встречаю в одиночестве очередной рассвет.

Числом горя не внимаю,
Составляю личный список.
Время - не песок, а кости.
У костей нет цифр и масти.
Двести тех и триста этих -
В новостях запишут лихо.

Холодный чай под вечер в «одиночке».
Со смертью партия. Час боли и тоски.
Многообразие слов, как пульс, в линейной строчке -
Венцом из терна сжатые виски.
Заранее пораженье. Жизнь - срок вздохов.
Чем больше их, тем меньше хочешь знать.
Увядшая тростинка мыслит плохо,
Томясь о том, чтоб дубу устоять.
До дна причин во веки не добраться.
Вселенная внутри. Идея - не предел.
Так тяжко умереть. Так тяжело остаться
В краю сокрытых душ и откровенных тел.

Аллилуйя! Мы - не мы.
Понял я, коснувшись темы,
Что слова молитв немы,
Где закон раскинул клеммы.
Все бразды твоей судьбы
В лапы отданы системы.
Канули в гробу тюрьмы
Три сестры свободы пленной.

Привет, мой брат, приятель,
Мой друг, отец и сын.
Я здесь купаюсь в вате,
Ты там, в снегу один.
Решетка - это клетка,
Тупик кривой судьбы.
Под ветром вертит ветку,
Тонкая ветка - ты.
Но не сломать хребет ей,
Чем тоньше, тем прочней.
Останься тонкой веткой,
Но все ж держись корней.

Закулисная грязная сказка:
Возымел свой народ прокурор.
И его запредельною лаской
В спину смертника щелкнул затвор.
Засадив, изничтожив, сневолив,
Взяв на вечер за взятку модель,
Насладившись чужой людской болью,
С проституткой лег сыто в постель.