Андрей Дементьев - Года любви и дни печали

На Северном Кавказе тишина.
Но неспроста она
Напряжена…

На днях здесь прогремел
Зловещий взрыв.
И над мальчишкой
Плачет мать навзрыд.

О, будь ты проклят,
Дьявольский террор!
И дьяволы,
Что живы до сих пор.

Неужто не закончится война,
Что развязала с Родиной
Шпана?!

…На северном Кавказе тишина.
Но слишком дорога ее цена.

Зимний лес – такой в лесу обычай
Собирает много птичьих стай.
И плывет по лесу гомон птичий,
Словно за столом звенит хрусталь.

Собирая корм, синицы скачут.
На снегу расселись снегири,
Будто это расстелили скатерть,
Вышитую пламенем зари.

Через сук салфетку перекинув,
Над гостями клонится дубок.
Набросали птицы под осину
Кучу вилок – отпечатки ног.

И в густую хвою песни спрятав,
Засыпают птицы на суках.
А внизу стоят, как поварята,
Пни в огромных белых колпаках.

Я первый свой автограф
Дал в семнадцать лет.
Такому же юнцу,
Влюбленному в поэзию.
Не думал я тогда,
Что буду стар и сед.
Живя в стихах и празднично,
И весело.

А время шло…
И сквозь его туман
Я вслушиваюсь в жизнь свою,
Как в песню.
И мальчикам даю автографы для мам,
Для их бабуль —
Теперь моих ровесниц.

Мне мэр Нью-Йорка премию вручил.
И я на лаврах пару дней почил.

И ликовал, что признан в США,
Хотя к призу не дали ни шиша.

Зато престиж… Я первый из коллег,
Кто в шок своих соперников поверг.

Стоит скульптура на моем столе,
Как память о высоком ремесле.

Сошлись навек в пожатье две руки
Всем отчужденьям прошлым вопреки.

Мне мэр Нью-Йорка премию вручил.
И быть своим в чужбине научил.

Смотрю я с благодарностью на приз.
Поэзии не требуется виз.
В рукопожатье две страны сошлись…

Вы стали светлым символом России,
Ее добра, надежды и весны.
Не потому ль Вы так всегда красивы,
Что в жизни и в ролях себе верны.

Как ни были бы наши будни зыбки,
Искусству суждено свое вершить.
Без Вашей боттичеллевской улыбки
Нам было бы трудней и горше жить.

Я еду в Тверь,
Как на чужбину…

На улице, где вырос я,
Мне и печально, и обидно
Изгоем чувствовать себя.

Ни дома отчего, ни близких,
А только боль минувших дней…

В душе стоят, как обелиски,
Родные образы друзей.

И если б не было отеля,
Где нас встречают, как родню,
Мне было б много тяжелее
Придти на улицу свою.

Давно грозится губернатор
Здесь Дом Поэзии создать.

Проходят встречи, годы, даты…
Но та же тишь и благодать.

Зато все волжские просторы
Распродаются чужакам…

Прости меня, любимый город,
Но верю я былым векам,
А не теперешним манкуртам,
Что чтят лишь выгоду свою.

А, может, мне податься к юртам?
Коль места нет в родном краю…

Обмельчала ныне наша жизнь.
Грозная когда-то сверхдержава
В лидерах себя не удержала,
Сорвалась и полетела вниз.

Отыграв божественную роль,
Имидж свой растратила внезапно.
Может, мы вернемся к славе завтра,
Но пока в душе растерянность и боль.

Единственный в мире театр «Ромэн».
Не будет и нет ему равных замен.
Где так безупречен главреж и красив!
И столько с ним рядом божественных Див.

Блистают таланты, слова и глаза.
И в каждом спектакле свои чудеса.
Спасибо театру, что так знаменит!
И всем, кто искусство творит и вершит.

Мы с вами становимся много добрей,
Светлеем душою в мороке своей.
Спасибо Вам – дети театра «Ромэн»,
И мэтрам, забравшим нас в радостный плен.

Спасибо за зимнюю эту весну!
Навеки останусь я в Вашем плену.

На праведный гнев
Наложили запрет,
Чтоб власть оградить
От упреков и бед.

Народу погневаться
Можно в квартире.
В постели, в подъезде
И даже в сортире.
А к власти по-прежнему
Доступа нет.

Но если наш яростный гнев
Невзначай
Прорвется на улицу,
Словно цунами,
То синяя стая
Расправится с нами.
От гнева останется
Боль и печаль.

И улицей стала
Теперь для меня
Из книги
Любая страница моя.

Шел первый месяц весны.
Веселый месяц цветений.
Уже позабылись сны
Из белой поры метелей.

А мне восемнадцать лет.
И все меня умиляет:
Отцовский велосипед
Что вновь колесом виляет.

И спящий на солнце кот.
Сиреневый плеск сирени.
И модный в те дни фокстрот,
И фея в программе «Время».

А Волга катит волну.
Я слышу смеется мама…

И память, как фонограмма,
Озвучивает весну.

Восходит на трибуну лидер,
Читает радужный доклад…
И за страницами не видит,
Что цифры с правдой невпопад.

Как невпопад слова с Россией
О том, что жизнь вошла в зенит…
Но лидер строит речь красиво
И верит в то, что говорит.

Коллеги не щадят ладоней,
Напомнив съезд КПСС…
Хотя другой плакат на доме,
Но в доме старый политес:

И то же чинопочитанье,
И демагогия, и лесть.
А я еще надеюсь втайне
Счастливой родину узреть.

Но как уже не раз бывало, —
В ответ – слова, слова, слова…
Страна от них давно устала.
И неприязнь ее права.

И душу бередит досада,
Что дело подменила прыть…
А нам не так уж много надо:
Всего-то лишь – достойно жить.

Чтоб при зарплатах и свободах,
Когда твой голос слышит власть.
Чтоб было с нею у народа
Все вместе – радость и напасть.

Но в подражание Союзу
В России партия одна.
Она не чувствует конфуза,
Что вновь единственна она.

И мнимая многопартийность
Нам обещает благодать:
Оказана меньшинствам милость —
Присутствовать, а не решать.

Пока безмолствует Россия,
Все будет так же…

Но скажи —
Откуда это в нас бессилье —
Жить по указке и во лжи?!

В Россию вновь явились господа.
И отобрав свободу у народа
Они его послали в никуда.
И нет на них семнадцатого года.

Простые люди ныне не в чести.
Хотя на них и держится держава.
Ошиблись мы при выборе пути,
Уж если свой народ лишили права
Хозяином почувствовать себя
И не зависеть от господской воли…

Куда ты мчишься, Русь?
Пугаясь и скорбя,
Изнемогая от забот и боли?!

И есть ли впереди заветный миг
Вернуть народу право —
Быть свободным?

И потому великим,
Как велик
Весь путь его,
Когда он был НАРОДОМ.

У меня здесь родственников нет.
И признаюсь честно —
Очень жаль.
Но открыл мне тайну Интернет —
Кто-то в нем сказал:
«Уже немало лет
Родственник Андрея
Весь Израиль…»

Поэзия, как и любовь, призванье.
И ты был призван ею в небесах.
А на земле она – как наказанье,
Как радость с болью,
Как восторг и страх.

Испытывал тебя Всевышний модой
И славой, заработанной трудом.
А чья-то зависть непотребной мордой
Склонялась вновь над письменным столом.

Но с первых строк всегда была превыше
Та искренность, которой ты болел.
И потому ты в этих битвах выжил,
И одолел ничтожный беспредел.

Хотя твой гений был не раз обруган,
Душа осталась верной доброте…
И так хотелось видеть рядом друга,
Но приходили вечные не те.

Еще не время подводить итоги.
Нет срока вдохновенью твоему.
Хотя пора подумать нам о Боге,
Но только в смысле верности ему.

Прости, Поэт, за отдаленность судеб,
За редкую возможность добрых встреч.

Мы иногда так молчаливо любим,
Что ни к чему возвышенная речь.

Ему предложили покинуть
Лукавую нашу страну.
Он думал:
«Уж лучше погибнуть,
Пускай за чужую вину…

Но я не хочу, чтобы люди
Поверили гнусной молве.
Я совести только подсуден.
Не злобе, не лжи, не мольбе.

По жизни я был независим.
Не прятал от правды глаза.
Теперь отовсюду я выслан…

Из честности выслать нельзя.

Уж лучше пойду я на нары,
Пускай на виду у страны.
Ведь был бы отъезд, как подарок
Врагам…
И признаньем вины.

Но я не пляшу под их дудку.
Всевышний рассудит наш спор.
Хоть кто-то взбешен не на шутку,
Что шел я наперекор.

А судьям в родном государстве
По совести жить не дадут.
Тут каждый под властью распластан.
А значит, не честен их суд.»