Геннадий Алексеев - Стихотворения

Дураку скучно
он зевает
и богу скучно
он ногти грызёт

попросите дурака
богу помолиться
вежливо попросите дурака
богу помолиться
деликатно но настойчиво попросите дурака
богу помолиться
заставьте его
помолиться немедля

и пусть дурак
молится усердно
и пусть дурак
бьёт земные поклоны
и пусть дурак
весь лоб расшибёт

а бог посмеётся
глядя как дурак
ему молится
а бог похохочет
глядя на дурака
с разбитым лбом
и оба они развеселятся
и бог
и дурак

но после
конечно
снова станет скучно
и богу
и дураку

Дымком откуда-то потянуло

то ли баню русскую затопили
то ли термы Диоклетиана
то ли листья осенние жгут
то ли мучеников-христиан
то ли Деву Орлеанскую решили спалить
то ли трупы в Майданеке

дыму-то сколько напустили!

кино что ли снимают?
или дымовую завесу поставили
чтобы скрыться от преследований Эринний
чтобы избавиться от них
хоть на час?

дым клубами
всё в дыму
не видно ни зги
и глаза слезятся
будто пожар всесветный
будто весь мир полыхает
сгорит всё
и конец!

кто поджёг сей мир
признавайтесь!

а никто!
сам загорелся

случаи самовозгорания
не редкость

Европа сидит на быке,
держась за изогнутый рог.
Европа поджала ноги, —
она боится воды.
Европа коленки прячет
под вымокшую тунику.
— Европа — девчонка что надо,
губа у быка не дура.
И я, азиат круглолицый,
гляжу на неё с вожделеньем,
мне спать не дают
веками
коленки под мокрой туникой.
И я, азиат круглолицый,
под вечер включаю приёмник,
и слушаю песни Европы,
любовницы хитрого Зевса,
А что мне ещё остаётся?

Ведь я — азиат круглолицый —
Европу не смог похитить.

Вдалеке от города на шоссе
двое парней
попросили шофёра легковой машины
подвезти их.
Шофёр согласился.

Вдалеке от города на шоссе
двое парней
убили шофёра,
покатались на "Волге"
и сбросили её с откоса
в овраг.

Когда их судили,
они удивлялись:
За что?
Мармиллон из гладиаторской школы
бился с цезарем на деревянных мечах
и нарочно упал перед ним,
а цезарь,
прикончив его железным кинжалом,
с пальмой в руках
обежал победный круг!
И никто не сказал ему ни слова!

Парней оправдали.

С тех пор
книгу Светония
"Жизнь двенадцати цезарей"
стали покупать нарасхват.

Даже вести о его смерти
поверили не сразу.
Подозревали,
что он сам распустил этот слух,
желая узнать,
кто первый поверит в его смерть.

Даже увидев его в гробу
и убедившись, что это он,
многие боялись признаться в этом
себе
и своим близким родственникам.

Даже когда гроб опускали в яму,
многие думали,
что это подвох,
и были готовы ко всему.

Даже когда гроб закопали,
многие ещё чего-то опасались
и боялись близко подходить к могиле.

Даже сто лет спустя
многие ещё допускали,
что он может воскреснуть,
и произносили его имя шёпотом.

И лишь через триста лет
какие-то смельчаки
высказали предположение,
что его и не было вовсе,
и даже привели резонные доказательства.

Подойдём к эшафоту
взберёмся по ступеням
осмотрим плаху —
удобная ли она?
Попрыгаем по доскам —
крепкие ли они?
Сядем на край
свесив ноги
поболтаем
о том — о сём
помечтаем о близкой казни
вспомним друзей нашего детства —
какие они были сорванцы!
вспомним наших юных возлюбленных —
какие они были скромницы!
припомним гибель Атлантиды —
какая цветущая была страна!
и падение Трои —
как упорно она защищалась!
и пожар Рима —
как долго он горел!

Устав от воспоминаний
спрыгнем с эшафота
и разойдёмся по домам

кого будут казнить
пока неизвестно

быть может и нас

Жанна всегда мне нравилась,
и я ревновал её ко всем на свете,
даже к палачам,
которые прикручивали её верёвками к столбу.

Когда хворост вспыхнул,
она мне улыбнулась,
и я кивнул ей в ответ.
Так, улыбаясь, она и горела.
Иногда дым рассеивался,
и все видели её радостную улыбку.
Я даже разозлился:
чего она улыбается, дурёха?
Нашла время!

Потом её пепел бросили в Сену,
и Сена стала серой —
она вся покрылась пеплом Жанны.

Французы с гордостью говорят иностранцам:
Глядите, это пепел нашей Жанны!
Вот уже пятьсот лет он плывёт в океан,
и его хватит ещё на тысячу!

И я ревную Жанну ко всем французам.

Долго
Жорж де Латур
блуждал во мраке забвения
с горящей свечою в руке

медленно
Жорж де Латур
выбирался из темноты забвения
прикрывая ладонью горящую свечу

вот он вышел на свет
а свеча всё горит

Жорж
погасите свечу —
зачем она вам теперь?
не гасит

Жорж
задуйте свою свечу —
она вам уже ни к чему!
не задувает

Жорж
вас уже никогда не забудут
не бойтесь!

Ближе к жизни! —
кричат мне, —
ещё ближе!
Ещё чуть-чуть поближе!
Ах, как он ещё далёк от жизни!

Я оглядываюсь вокруг
и нигде не вижу
никаких признаков жизни.

Подумать только! —
кричат вокруг, —
он так далёк от жизни,
что даже не видит её!

Неужели я слеп? —
спрашиваю я себя, —
какой ужас!
Я становлюсь на четвереньки
и шарю руками по земле,
но мне попадаются
только обслюнявленные окурки,
огрызки яблок
и прочая дрянь.

Глядите, глядите! —
кричат надо мной, —
он ползает по земле
в поисках жизни!
Он думает,
что она валяется на дороге,
он не ставит её ни во что,
мерзавец!

Дайте ему пинка!
Пусть он узнает наконец,
что такое жизнь!

Мне дают пинка,
потом ещё,
потом ещё и ещё.
И избивают до смерти.