Сергей Есенин - Том 6. Письма
5. М. П. Бальзамовой. Конец июля 1912 г. (с. 11). — Журн. «Москва», 1969, № 1, с. 216 (неполностью, с неверной датой); ЕиС, с. 257–258 (полностью, с другой неверной датой).
Печатается по автографу (ГМЗЕ).
Датируется с учетом содержания п. 6 (см. ниже реальный коммент.). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 11.
Зачем, зачем тебе знать нужно, Маня, о том, что я сделал? — Есенин все же уступил просьбам М. Бальзамовой: его рассказ о случившемся см. в п. 11.
Меня терзают такие мелкие и пустые душонки, напр<имер>, как Северовы… — «Две миловидные барышни Северовы» (определение Н. А. Сардановского: Панфилов, 2, 99) — Александра и Елизавета — были дочерьми священника села Шехмино Рязанской губернии (установлено А. Д. Панфиловым; см. его кн. «Нинесе», М., 1990, с. 108) и частыми гостьями в доме о. Ивана. Очевидно, в июле 1912 г. они гостили в Константинове и (судя по тону реплики Есенина) немало докучали ему.
…не ккому и голову склонить, а если и есть ~ такие лица ~ их очень-очень мало ~ одно или два. — Здесь почти наверняка подразумеваются Г. Панфилов и сама М. Бальзамова.
Мать нравственно для меня умерла уже давно, а отец ~ находится при смерти…— Гиперболизм этого суждения можно вполне объяснить высокой интенсивностью душевных переживаний юноши в тот момент — ведь это письмо, как и некоторые другие письма Есенина 1912–1913 гг., относится к категории писанных «не в духе» (п. 4, с. 11 наст. тома), в «угнетенном настроении» (п. 9, с. 16 наст. тома) или в состоянии «разлаженности» (п. 19, с. 32 наст. тома).
Широко известно, что, повзрослев, Есенин постоянно помогал, чем мог, матери и отцу и заботился о них. Сам же он с раннего детства был лишен родительской ласки и заботы. Сестра поэта Е. А. Есенина вспоминала: «Мать пять лет не жила с нашим отцом, и Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки… Сергей, не видя матери и отца, привык считать себя сиротою, а подчас ему было обидней и больней, чем настоящему сироте» (Хроника, 1, 16–17). В те годы его отец по-прежнему работал в Москве и бывал на родине лишь наездами, а свою мать Есенин «в детстве принимал за чужую женщину…» (Виноградская С. Как жил Сергей Есенин. М., 1926; цит. по: Хроника, 1, 17). Во время жизни Т. Ф. Есениной «в людях» вне Константинова у нее родился внебрачный сын А. Разгуляев (об этом см., напр.: Панфилов, 2, 54–58). Вернувшись по воле мужа, не давшего ей развода, в немилую ей прежнюю семью, она не могла дать радости и своим детям. По воспоминаниям С. А. Толстой-Есениной, «после своего возвращения от деда он <Сергей> жил некот<орое> время с матерью и Екат<ериной> и говорил, что мать в то время много пила и била их» (ГМТ).
Все эти обстоятельства, скорее всего, и стали причиной горьких слов юноши. См. также п. 237.
Что касается отца, то, независимо от всевозможных разногласий с ним (особенно частых в 1912–1913 гг. — см. пп. 14, 19, 26), Есенин постоянно говорил о нем немало хорошего. По свидетельству Н. А. Сардановского, «даже в периоды полного разлада с отцом <…> приходилось слышать о нем от Сергея восторженные отзывы. По его словам выходило, что папаша его и красавцем был в молодости, и очень умен, и необычайно интересен как собеседник (я бы сказал, что Александр Никитич действительно даром хорошей разговорной речи обладал). Свой первый гонорар <…> Есенин целиком отдал отцу…» (цит. по: Есенин 6 (1980), с. 238).
…я уезжаю и адреса точного не могу тебе дать. — Отсюда следует, что комментируемое письмо написано перед отъездом Есенина из Константинова. В то же время в п. 6 (с. 13 наст. тома) есть такие слова: «Перед моим отъездом недели за две — за три у нас <т. е. в Константинове> был праздник престольний…» (который, как уже упоминалось, приходился на 8 июля). Из сопоставления этих фактов явствует, что данное письмо, бесспорно, написано в третьей декаде июля 1912 г. (скорее всего, ближе к концу месяца).
6. Г. А. Панфилову. До 18 августа 1912 г. (с. 12). — ВЛ, 1960, № 3, март, с. 130–131 (публ. Е. А. Динерштейна; с неточностями и с датой: «Конец июля — начало августа 1912 г.»).
Печатается по автографу (РГБ), имеющему помету адресата: № 6.
Датируется, исходя из следующих соображений: здесь Есенин указывает не свой, а отцовский почтовый адрес («Москва. Щипок. Магаз. Крылова. Ал. Никит. Ясен., и для меня»), потому что в тот момент он еще не имел собственной московской прописки, полученной им 18 авг. 1912 г. (факсимиле хранящегося в ГАРФ документа с указанием этой даты — Прокушев-63, с. 144). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 12.
Письмо твое я получил. ~ Я вижу, тебе живется не лучше моего ~ не с кем разделить наплывшие чувства души…— Судя по этим словам, письмо, о котором идет речь, было ответом на не известное ныне письмо Есенина (по нумерации адресата — пятое). См. ниже, кроме того, коммент. к словам: «Здоровье мое после 20 лучше».
Г. Панфилов, в отличие от Есенина, жил с родителями, но, как в любой семье, и здесь не обходилось без размолвок. Отец Гриши А. Ф. Панфилов так написал Есенину после кончины сына об отношениях с ним: «Правда, у меня с ним иногда выходила неприятность и разногласие по религии, может быть, этим я его сильно оскорблял, но любил я его чистою и святою отцовскою любовью» (Письма, 194).
Я тоже не читаю, не пишу пока, но думаю. — Ср. с одной из рекомендаций Л. Н. Толстого: «Меньше читайте, меньше учитесь, больше думайте. Учитесь и у учителей и в книгах только тому, что вам нужно и хочется знать» (Круг чтения, 1, 30).
(Я сейчас в Москве). Перед моим отъездом недели за две — за три у нас был праздник престольний…— т. е. празднование явлению иконы Казанской Божией Матери, приходившееся на 8 июля. Приведенные здесь фактические данные позволили установить время написания двух предыдущих писем Есенина (пп. 4 и 5: см. коммент. к ним).
…к священнику съехалось много гостей на вечер. — О праздничных вечерах в доме константиновского священника о. Ивана (И. Я. Смирнова) Н. А. Сардановский вспоминал так: «Описание нашей деревенской жизни было бы неполным, если умолчать о том, как мы проводили престольный праздник — Казанскую. В дом дедушки <т. е. о. Ивана> приходили и приезжали многочисленные гости из окрестных селений. Преимущественно это были семьи духовенства, учительства и разных сельских служащих. Всего набиралось человек пятьдесят-шестьдесят. Молодежь еще днем затевала игры, ходила купаться. А вечером, после торжественного ужина, пела, танцевала. В ту пору мне казалось, что у нас бывало много интересных и талантливых людей» (Панфилов, 2, 98).
Был приглашен и я. — Это было далеко не первое посещение Есениным дома Поповых (деревенское прозвище семьи о. Ивана): он постоянно бывал там с десяти-одиннадцатилетнего возраста, о чем рассказывают Н. А. Сардановский (Восп., 1, 129), Е. А. Воробьева (Панфилов, 2, 95), упоминает Е. А. Есенина (Восп., 1, 36).
Там я встретился с Сардановской Анной (которой я посвятилстих<отворение> «Зачем зовешь т<ы> р<ебенком> м<еня>»). — Об А. Сардановской (Анюте) и ее взаимоотношениях с Есениным не раз говорится в его письмах к М. Бальзамовой (пп. 4, 11, 24); более подробно об этом см. пп. 61 и 70 и коммент. к ним. Указанное стихотворение неизвестно; в 1916 г. было опубликовано другое есенинское стихотворение «За горами, за желтыми долами…» (Еж. ж., 1916, № 4, апр., стб. 8) с посвящением: «Анне Сардановской» (текст — наст. изд., т. 1, с. 22–23). Впоследствии выходило без посвящения.
Она <А. Сардановская> познакомила меня с ~ Марией Бальзамовой ~ после трех дней она уехала и в последний вечер в саду просила меня быть ее другом. — Ср. п. 4 (первое письмо Есенина М. Бальзамовой после знакомства) и написанное после встречи стихотворение «Ты плакала в вечерней тишине…» (в составе п. 18 — наст. том, с. 31).
Эта девушка тургеневская Лиза («Двор<янское> гн<ездо>»)по своей душе. И по всем качествам, за исключениемрелигиозных воззрений. — В романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» (1859) дана такая характеристика его героини Лизы Калитиной: «Она была очень мила, сама того не зная. В каждом ее движении высказывалась невольная, несколько неловкая грация; голос ее звучал серебром нетронутой юности, малейшее ощущение удовольствия вызывало привлекательную улыбку на ее губы, придавало глубокий блеск и какую-то тайную ласковость ее засветившимся глазам. Вся проникнутая чувством долга, боязнью оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного Бога восторженно, робко, нежно» (Тургенев И. С. Дворянское гнездо. СПб., 1909, с. 119).
