Михаил Лермонтов - Стихотворения

Тот самый человек пустой,
Кто весь наполнен сам собой.
Поэтом (хоть и это бремя)
Из журналиста быть тебе не суждено;
Ругать, и льстить, и лгать в одно и то же время,
Признаться — очень мудрено!

Аминт твой на глупца походит,
Когда за счастием бежит;
А под конец так крепко спит,
Что даже сон другим наводит.
Стыдить лжеца, шутить над дураком
И спорить с женщиной — все то же,
Что черпать воду решетом:
От сих троих избавь нас, боже!..
Дамон, наш врач, о друге прослезился,
Когда тот кончил жизнь; поныне он грустит
(Но не о том, что жизни друг лишился):
Пять раз забыл он взять билеты за визит!..

Скажу, любезный мой приятель,[225]
Ты для меня такой смешной,
Ты муз прилежный обожатель,
Им даже жертвуешь собой!..
Напрасно, милый друг! коварных
К себе не приманишь никак;
Ведь музы женщины — итак,
Кто ж видел женщин благодарных?..

Чего тебе, мой милый, пожелать?
Учись быть счастливым на разные манеры
И продолжай беспечно пировать
Под сенью Марса и Венеры…

Да охранюся я от мушек,[226]
От дев, не знающих любви,
От дружбы слишком нежной и —
От романтических старушек.

Кто яму для других копать трудился,
Тот сам в нее упал — гласит писанье так.
Ты это оправдал, бостонный мой чудак,
Топил людей — и утопился.

О ты, которого клеврет твой верный Павел[227]
В искусство ерников в младенчестве наставил;
О ты, к которому день всякий Валерьян
На ваньке приезжал ярыгой, глуп и пьян,
Которому служил лакеем из лакеев
Шут, алырь, женолаз, великий Теличеев,
Приветствую тебя и твой триумвират:
И кто сказать бы смел, что черт тебе не брат?

Дай бог, чтоб вечно вы не знали,[229]
Что значат толки дураков,
И чтоб вам не было печали
От шпор, мундира и усов;
Дай бог, чтоб вас не огорчали
Соперниц ложные красы,
Чтобы у ног вы увидали
Мундир, и шпоры, и усы!

Не чудно ль, что зовут вас Вера?[230]
Ужели можно верить вам?
Нет, я не дам своим друзьям
Такого страшного примера!..
Поверить стоит раз… но что ж?
Ведь сам раскаиваться будешь,
Закона веры не забудешь
И старовером прослывешь!

Нет! мир совсем пошел не так;[231]
Обиняков не понимают;
Скажи не просто: ты дурак —
За комплимент уж принимают?
Все то, на чем ума печать,
Они привыкли ненавидеть!
Так стану ж умным называть,
Когда захочется обидеть!

Как вас зовут? ужель поэтом?[232]
Я вас прошу в последний раз,
Не называйтесь так пред светом:
Фигляром назовет он вас!
Пускай никто про вас не скажет:
Вот стихотворец, вот поэт;
Вас этот титул только свяжет
С ним привилегий вовсе нет.

Вам красота, чтобы блеснуть,[233]
Дана;
В глазах душа, чтоб обмануть,
Видна!..
Но звал ли вас хоть кто-нибудь:
Она?

Всем жалко вас: вы так устали![234]
Вы не хотели танцевать —
И целый вечер танцевали!
Как, наконец, не перестать?..

Но если б все ценить умели
Ваш ум, любезность ваших слов,
Клянусь бессмертием богов —
Тогда б мазурки опустели.

Недаром она, недаром[235]
С отставным гусаром.

Скажи мне: где переняла[236]
Ты обольстительные звуки
И как соединить могла
Отзывы радости и муки?
Премудрой мыслию вникал
Я в песни ада, в песни рая,
Но что ж? — нигде я не слыхал
Того, что слышал от тебя я!

Когда поспорить вам придется,[237]
Не спорьте никогда о том,
Что невозможно быть с умом
Тому, кто в этом признается;

Кто с вами раз поговорил,[238]
Тот с вами вечно спорить будет,
Что ум ваш вечно не забудет
И что другое все забыл!
Умеешь ты сердца тревожить,
Толпу очей остановить,
Улыбкой гордой уничтожить,
Улыбкой нежной оживить;
Умеешь ты польстить случайно
С холодной важностью лица
И умника унизить тайно,
Взяв пылко сторону глупца!
Как в Талисмане стих небрежный,
Как над пучиною мятежной
Свободный парус челнока,
Ты беззаботна и легка.
Тебя не понял север хладный;
В наш круг ты брошена судьбой,
Как божество страны чужой,
Как в день печали миг отрадный!

Вы старшина собранья, верно,[239]
Так я прошу вас объявить,
Могу ль я здесь нелицемерно
В глаза всем правду говорить?
Авось, авось займет нас делом
Иль хоть забавит новый год,
Когда один в собранье целом
Ему навстречу не солжет;
Итак, я вас не поздравляю;
Что год сей даст вам — знает бог.
Зато минувший, уверяю,
Отмстил за вас как только мог!

Я оклеветан перед вами;[240]
Как оправдаться я могу?
Ужели клятвами, словами?
Но как же! — я сегодня лгу!..

Поверю ль я, чтоб вы хотели[241]
Покинуть общество Москвы,
Когда от самой колыбели
Ее кумиром были вы?
Что даст вам скучный брег Невы:
Ужель там больше веселятся,
Ужели балов больше там?
Нет, как мудрец, скажу я вам:
Гораздо лучше оставаться.

На вздор и шалости ты хват[242]
И мастер на безделки.
И, шутовской надев наряд,
Ты был в своей тарелке;
За службу долгую и труд
Авось наместо класса
Тебе, мой друг, по смерть дадут
Чин и мундир паяса.

Как? вы поэта огорчили[243]
И не наказаны потом?
Три года ровно вы шутили
Его любовью и умом?
Нет! вы не поняли поэта,
Его души печальный сон;
Вы небом созданы для света,
Но не для вас был создан он!..

Вы мне однажды говорили,[244]
Что не привыкли в свете жить:
Не спорю в этом; но не вы ли
Себя заставили любить?
Все, что привычкою другие
Приобретают — вы душой;
И что у них слова пустые —
То не обман у вас одной!

Вы не знавали князь Петра;[245]
Танцует, пишет он порою,
От ног его и от пера
Московским дурам нет покою;
Ему устать бы уж пора,
Ногами — но не головою.

Дай бог, чтоб ты не соблазнялся[246]
Приманкой сладкой бытия,
Чтоб дух твой в небо не умчался,
Чтоб не иссякла плоть твоя;
Пусть покровительство судьбины
Повсюду будет над тобой,
Чтоб ум твой не вскружили вины
И взор красавицы младой;
Ланиты и вино нередко
Фальшивой краскою блестят;
Вино поддельное, кокетка
Для головы и сердца — яд!

В Большом театре я сидел,[247]
Давали Скопина: я слушал и смотрел.
Когда же занавес при плесках опустился,
Тогда сказал знакомый мне один:
«Что, братец! жаль! — вот умер и Скопин!..
Ну, право, лучше б не родился».

Россию продает Фадей[248]
Не в первый раз, как вам известно,
Пожалуй, он продаст жену, детей
И мир земной и рай небесный,
Он совесть продал бы за сходную цену,
Да жаль, заложена в казну.

Россию продает Фадей
И уж не в первый раз, злодей.

Се Маккавей-водопийца кудрявые речи раскинул как сети,[249]
Злой сердцелов! ожидает добычи, рекая в пустыне,
Сухосплетенные мышцы расправил и, корпии
Вынув клоком из чутких ушей, уловить замышляет
Слово обидное, грозно вращая зелено-сереющим оком,
Зубом верхним о нижний, как уголь черный, щелкая.
Остаться без носу — наш Маккавей боялся,
Приехал на воды — и с носом он остался.

Ну что скажу тебе я спросту?[250]
Мне не с руки хвала и лесть:
Дай бог тебе побольше росту —
Другие качества все есть.