Фердинанд Фингер - Избранное

Кто Совестью богат – тот никогда не лжет.

Кто совестлив – других не обижает

Кто Совестью богат – скорей уйдет,

Имея Совесть, в драки не вступает.

Бессовестный – везде, где можно, лжет.

Бессовестный людей все время обижает.

Бессовестный, скорее, в драку, чем уйдет.

В своей гордыне Совести не знает.

Кто Совестью богат – он никогда не украдет.

Кто Совестью богат, с другим поделится копейкой.

Кто совестлив, за Честь умрет.

Он никогда не даст вору использовать лазейку.

Бессовестный везде, что можно, украдет.

Бессовестный – он нищему не даст копейку.

Он искрутился весь, он – человек наоборот.

Используя все худшее в судьбе-злодейке.

Кто Совестью богат – он смотрит вам в глаза.

Кто Совестью богат – он не злоблив и добр.

Он с Совестью открыт для всех – всегда

Страдает от неправды он, услышав злобный говор.

Бессовестный – он очень крепко спит.

Бессовестный не знает раскаянья.

Бессовестно всем врет и льстит,

Пытаясь сколотить скорее состоянье.

Кто Совестью богат – тревожно, чутко спит.

Он совестлив – болеет за деянья.

С Христом он ночью что-то говорит,

За промахи испытывает он страданья.

Бессовестный дорожку выстелет тебе,

Ну, как у немцев, наподобие аутобана.

И он тебе не скажет где-то вдалеке,

Уж вырыл для тебя сердечный яму

Бессовестный стоит у ямы на краю,

И на тебя плюет с насмешкой,

Он обобрал тебя, ты нищ и гол – в Аду.

А он смеется, счастлив. Грешный.

Кто Совестью богат, тот никогда не донесет,

Кто Совестью богат, тот помнит грех Иуды.

Имея Совесть, радость в жизнь несет,

Он знает грех греха, он знает, что такое чудо.

Бессовестный бессовестно мечтает донести,

Бессовестный все отберет у матери или соседа.

Ему так хочется с улыбкой жизнь пройти

И Бога обмануть, и в рай попасть к обеду.

Обман, обман – бессовестный обман,

Который слишком поздно кто-то замечает.

Бессовестный распространяет и дарит один туман,

А говорит, что нам он Солнце дарит.

Бессовестного встретил – от него беги.

Наверняка тебя затащит бедного куда не надо.

А совестливому чем можешь – помоги.

Лишь только Совесть Божья на земле – твоя награда.

Приходите в мой дом, я открою вам двери,

Вот открылись – я рад вам всегда.

В нем вам будет тепло, и не будет метелей,

Тех, что в жизни бывают, если с Вами беда.

Всех участьем своим привечу – обогрею,

И от доброй души приглашу ночевать.

Напою, накормлю, будет вам веселее,

И о любящих, близких, будем мы вспоминать.

За бокалом вина позабудем тревоги,

Пожелаю я всем тишину и добро,

Выпью чарку за тех, кто устал на дороге,

За заблудших и падших, приносящих нам зло.

Как и все грешен я, но хочу ближе к Богу,

Чтоб свои прегрешенья отмолить за года.

Наконец, я нашел и увидел дорогу,

По «заветам-ступенькам» поднимусь я туда.

И когда призовет, а ведь это случится.

Сверху взглядом своим буду вас провожать.

И желать вам добра и молиться-молиться

Чтоб Господь вам с небес ниспослал Благодать.

Пора-пора в далекий неизвестный путь

Передо мной облезших пара чемоданов

Эх, хорошо б в пути мне отдохнуть

Да нет – таможня на пределе встала.

Я снова гол и бос – такой же как тогда.

Когда родился и пошел по белу свету.

Вот чемодан для старого хламья

И чемодан для нового при этом.

В один я должен положить мои грехи,

И все те камни, что я разбросал когда-то.

В другой – все добрые дела, тут не спеши:

Внимательно смотреть мне надо.

Эх, хорошо бы было, чемоданы так сложить,

Чтоб оба одинаковы по весу оказались.

И тот, и этот до таможни дотащить,

Чтоб содержимому не очень удивлялись.

Тот, что для добрых дел хотелось бы потяжелей,

Чем тот обдрипанный другой, набитый хламом.

И при проверке было бы повеселей,

И отчитаться легче перед мамой.

Вот поезд подошел – пронзительный гудок

Иду, тащу я эти проклятые чемоданы.

Ой, как тяжел один – я просто изнемог,

Другой так легок и тревожит жизненный раны.

Из чемодана из того, что вдвое тяжелей,

Лицо из преисподней хитрою насмешкой.

А из другого Ангела лицо – повеселей, милей —

Подбадривает, обещает мне поддержку.

Скрип тормозов – таможня. Все. Беда.

Стою пред Ним – сейчас откроют чемоданы.

И скажут мне – с каким идти – куда.

И страх охватывает – заболели вдруг

Уже несуществующие жизненные раны.

Хотел бы я уйти, закончив путь земной,

Но не унылой осенью, перед зимой порога,

А той весенней радостной, веселою порой

Под звон колоколов, пасхальный, звон во славу Бога.

И чтоб меня сопровождало пенье соловья,

Расцветшие сады все в кипени цветов облитых,

И не терзалось чье-то сердце за меня

Весеннею порой, когда цветы росой умыты.

И чтобы не спешили те, кто провожал,

Уйти скорее от последнего пристанища земного,

Чтоб были только те, которых я любил и знал —

Не надо мне прощальных слов от имени чужого.

Эх, хорошо бы надо мной веселый джаз играл,

И все соседи по последнему жилищу вдруг затанцевали,

И по хорошей рюмке выпили, как я пивал,

И, как живые, были все пьяны, как черти накачали.

И чтобы сигаретки дым меня сопровождал,

Меня облек в моем пути последнем.

Ну, а потом вина искрящийся бокал

Был вылит на надгробье в следующем посещенье.

Я на пределе не спрошу, зачем и почему?

За что и почему – я грешный знаю.

И душу я бессмертную свою

С несобранными камнями тебе вручаю.

Ведь провожающие так до смерти не поймут,

Что хуже или лучше пребывать в земной юдоли.

Быть может, я на тот момент по-настоящему живу,

Быть может, я душой теперь на воле.

А может, я пройду чрез Страшный Суд

Живой, веселый, все понявший, невредимый,

И, может быть, меня поддержат ангелы – поймут,

Что я, раскаявшись во всем, оставил мир несправедливый.

Да не прольется надо мною сострадания слеза:

Я в жизни нагрешил не так уж много,

И, может, будет мне светить волшебная звезда,

Ведь камни, что я разбросал, хотя не все, собрал в дороге.

Так не горюйте, милая моя семья, друзья,

Ведь я не буду в сотне миллиардов одиноким.

Во сне с любовью буду вас я посещать, хоть иногда,

И буду вам светить всегда звездой далекой.

«Поэты ходят пятками по лезвию ножа» [13] .

И это верно так, так точно это,

Я весь изранился, по этому пути идя,

Пора, я позабуду звание поэта.

Благодарю тебя, читатель дорогой,

Что уделил мне грешному внимания немного,

И в пониманье Бога мы пойдем с тобой,

Пойдем счастливою и дальнею дорогой.

Ну, вроде все – теперь жене внимание – уют,

Все, чем я жил, я описал, и слава Богу,

Я подожду, пусть раны не кровоточат, пусть заживут,

А там даст Бог опять в мучительную и опасную дорогу.

Россия взором неохватная – леса таинственно шумят,

Туманные болота, в речках рыбьи всплески.

Дорогой пыльною молоденький солдат

Из окруженья выходил то лесом, то подлеском.

Вдруг увидал он девушку с звенящею косой,

Прокошена трава широкой полосою.

Солдатик поражен девичьей красотой,

Сошел с дороги и пошел стернею.

Как опытный солдат заметил краем глаз:

Еще один замах, коса ударит по металлу.

Почувствовал: там затаилась Смерть сейчас,

А этого та девушка не видела, не замечала.

И с криком «стой» к металлу побежал,

И мину Смерть – на Жизнь сменил удало,

«Теперь живем» он девушке сказал,

Она к его груди лицо прижала.

Война проклятая убила жениха,

Кормить старушку-мать, отца ей надо.

Солдату душу, тело подарила: тут и не было греха,

Трава сокрыла таинство – так было надо.

То поле с чебрецом и мятой, да полынь,

Все скрыло навсегда и без возврата.

Была под небом чистая Любовь и Божия теплынь,

И девушка была чиста – ни в чем не виновата.

Прошло уж сорок – позабытою дорогой той

Старик шел сгорбленный, не тот солдат, что прежде.

Он вдруг мужчину увидал с звенящею косой

Как вкопанный, стоял в непонимающей надежде.