Александр Блок - Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921

Чуть не в каждой галерее
Есть картина, где герой,
Порываясь в бой скорее,
Поднял щит над головой.

Но амурчики стащили
Меч у хмурого бойца
И гирляндой роз и лилий
Окружили молодца.

Цепи горя, путы счастья
Принуждают и меня
Оставаться без участья
К битвам нынешнего дня.

От родимой страны удалился
Я, изгнанник, без крова и сна,
С милой матерью я разлучился,
Бедный странник, лишился я сна.

С гор вы, пестрые птицы, летите,
Не пришлось ли вам мать повстречать?
Ветерки, вы с морей шелестите,
Не послала ль привета мне мать?

Ветерки пролетели бесшумно,
Птицы мимо промчались на юг.
Мимо сердца с тоскою безумной —
Улетели бесшумно на юг.

По лицу да по ласковой речи
Стосковался я, мать моя, джан,
Джан — ласкательное название.
Был бы сном я — далече, далече
Полетел бы к тебе, моя джан.

Ночью душу твою целовал бы,
Обнимал бы, как сонный туман,
К сердцу в жгучей тоске припадал бы,
И смеялся и плакал бы, джан!

Мне грезится: вечер мирен и тих,
Над домом стелется тонкий дым,
Чуть зыблются ветви родимых ив,
Сверчок трещит в щели́, невидим.

У огня сидит моя старая мать,
Тихонько с ребенком моим грустит.
Сладко-сладко, спокойно дремлет дитя,
И мать моя, молча, молитву творит.

«Пусть прежде всех поможет господь
Всем дальним странникам, всем больным,
Пусть после всех поможет господь
Тебе, мой бедный изгнанник, мой сын».

Над мирным домом струится дым,
Мать над сыном моим молитву творит,
Сверчок трещит в щели́, невидим,
Родимая ива едва шелестит.

Ал-злат наряд — мой детка рад,
Индийский лал в ручонке сжал,
Люль-люль, дар-дар, дитя — краса,
Спи, спи, бай-бай, дремли, да-да,
Люль-люль, дар-дар, да-да и другие восклицания в
песне — чисто звукоподражательные, подобно нашему «бай-бай»,
и определенного значения не имеют.
Бровь — полумесяц, спи, дар-дар,
Глазок — звезда, господень дар.

День настает, овца идет,
Дитя всё спит и не встает.
Вставай, капризничай, кричи,
Гоп-гоп, на́ соску, на́ соси,
Топ-топ, тихонечко ходи.
Нет, сладкий сон тревожить жаль,
Щека — как сахар, как миндаль.

Джан божья мать, молю тебя,
От злого взора, наговора
Храни, храни мое дитя…

Был на Аразе у меня баштан —
Араз — Аракс, река. Баштан — сад.
Посадил бы иву, розы я, да мак,
Под тенистой ивой сплел бы я шалаш,
В шалаше бы вечно пламенел очаг!

Чтоб сидела рядом милая Шушан,
Шушан, Шушик — женское имя Сусанна.
Чтобы нам друг друга у огня ласкать!
Кабы на Аразе завести баштан,
Для Шушик лилейной отдыха не знать.

Быстролетный и черный орел
С неба пал, мою грудь расклевал,
Сердце клювом схватил и возвел
На вершины торжественных скал.

Взмыл сурово над кручами гор,
Бросил сердце в лазоревый блеск,
И вокруг меня слышен с тех пор
Орлих крыл несмолкаемый плеск.

Во долине, в долине Сално́[11] боевой,
  Ранен в грудь, умирает гайдук.
Рана — розы раскрытой цветок огневой,
  Ствол ружья выпадает из рук.
Запевает кузнечик в кровавых полях,
  И, в объятьях предсмертного сна,
Видит павший гайдук, видит в сонных мечтах,
  Что свободна родная страна…

Снится нива — колосья под ветром звенят,
  Снится — звякая, блещет коса,
Мирно девушки сено гребут — и звучат,
  Всё о нем их звенят голоса…

Над долиной Сално́ туча хмуро встает,
  И слезами увлажился дол.
И сраженному черные очи клюет
  Опустившийся в поле орел…

Под алмазным венцом
Среди звезд — Алагяз,
Алагяз — гора.
Выше гор, выше туч
Он на троне сидит, развалясь.

Я помчусь за алмазным венцом
На крылах райской птицы Синам,
Синам — фантастическая птица.
К тем звезда́м обращусь я лицом,
Сердце снам и виденьям предам.

В сердце — рай, там поют соловьи,
Кущи роз, о любви плачет саз…
О, Заро! нас объятья мои
На алмазный умчат Алагяз!

Уж солнце за вершиной гор,
И даль лугов мутна.
Умолк уснувший птичий хор,
А я — не знаю сна.
Сквозь крышу месяц заглянул,
Весы приподнялись,
Прохладный ветер потянул
К звезда́м, в ночную высь.

О, нежный ветер, звездный свет,
Где яр Яр — милый. мой в эту ночь?
О, звезды, вас прекрасней нет,
Где бродит яр всю ночь?

Рассвет настал и в дверь вошел,
Туман, и дождь идет.
Ал-конь пришел, один пришел,
Ах, яр домой нейдет!

Караван мой бренчит и плетется
Средь чужих и безлюдных песков.
Погоди, караван! Мне сдается,
Что из родины слышу я зов…

Нет, тиха и безмолвна пустыня,
Солнцем выжжена дикая степь.
Далеко моя родина ныне,
И в объятьях чужих — моя джан.

Поцелуям и ласкам не верю,
Слез она не запомнит моих.
Кто зовет? Караван, шевелися —
Нет в подлунной обетов святых!

Уводи, караван, за собою,
В неродную, безлюдную мглу.
Где устану — склонюсь головою
На шипы, на утес, на скалу…

Издалека в тиши ночной
До сердца песнь дошла.
Чья тихая душа тоской
Мне душу облекла?

В печальной песне — аромат
Баюкальной мечты.
Прибой любви священной, брат,
Услышь, безвестный, ты!

Я увидел во сне: колыхаясь, виясь,
Проходил караван, сладко пели звонки.
По уступам горы громоздясь и змеясь,
Проползал караван, сладко пели звонки.

Посреди каравана — бесценная джан,
Радость блещет в очах, подвенечный наряд…
Я — за нею, палимый тоской… Караван
Раздавил мое сердце, поверг меня в прах.

И с раздавленным сердцем, в дорожной пыли,
Я лежал одинокий, отчаянья полн…
Караван уходил, и в далекой дали
Уходящие сладостно пели звонки.

Да, я знаю всегда — есть чужая страна,
Есть душа в той далекой стране,
И грустна, и, как я, одинока она,
И сгорает, и рвется ко мне.
Даже кажется мне, что к далекой руке
Я прильнул поцелуем святым,
Что рукой провожу в неисходной тоске
По ее волосам золотым…

Видит лань — в воде
Отражен олень.
Рыщет лань везде,
Ищет, где олень.

Ланий зов сквозь сон
Услыхал олень.
Рыщет, ищет он,
Ищет ночь и день.

Словно молньи луч, словно гром из туч,
Омрачен душой, я на бой пошел.
Словно стая туч над зубцами круч,
Милый друг сестра, брат твой в бой пошел.

А утихнет бой — не ищи меня
В удало́й толпе боевых друзей,
Ты ищи, сестра, ворона́ коня,
Он копытом бьет в тишине полей.

Не ищи душа, не ищи дружка,
На хмельном пиру, средь товарищей,
Взвоет горный ветр, кинет горсть песка
В твоего дружка, на пожарище.

И чужая мать, неродная мать
Будет слезы лить над могилою,
Не моя сестра — горевать, рыдать,
Рассыпать цветы над могилою…