Ван Вэй - Стихотворения
Это стихотворение, посвященное буддийскому наставнику Цао, - "Летним днем прибыл в храм Цинлун и навестил чаньского монаха-наставника Цао" [257, с. 129] - философские раздумья поэта по поводу некоторых буддийских понятий, таких, как "доброе сердце", которое присуще самой природе, "небесный глаз" всевидящее око Будды и бодхисаттв. Казалось бы, Ван Вэй стремится получить разъяснение от чаньского наставника, но складывается впечатление, что сам он гораздо более сведущ в теоретических вопросах буддийского вероучения.
В стихотворении "Чаньский наставник монастыря Яньцзыкань" [257, с. 81] Ван Вай не пытается решить теоретические проблемы, а стремится лишь показать те живописные места, где, как правило, располагались буддийские монастыри, вдали от людских поселений, куда трудно было даже пешком добраться едва заметной тропинкой. Как и многие другие произведения поэта, это стихотворение содержит известную долю аллегории: не есть ли "крутая стена" сложное и трудное для непосвященного человека буддийское учение?
Через бурные волны кто пойдет вброд, подняв платье?
Крутой стены не следует избегать.
В горах монастыря Яньцзыкань
На труднопроходимой дороге много извилистых мест.
Вся в трещинах земля, дорога в изгибах,
В небо воткнулись множество пиков отвесных.
Водопад клокочет и брызжет,
Поразительной формы камень вот-вот упадет.
Ван Вэю неторопливая, простая жизнь монахов представляется прекрасной:
Бродит он вместе с собирающей орехи обезьяной,
Когда возвращается - неизменно напротив гнездо
журавля.
Ван Вэй особенно в последние годы жизни стремился жить в соответствии с буддийскими идеалами, но он так никогда и не сделал шага, к которому вела его вся жизнь, - принятие монашеского пострига. В произведениях последних лет очень сильны мотивы стремления к покою и отрешенности. Сам поэт окончательное свое обращение к буддизму относит к периоду после мятежа Ань Лушаня, т. е. всего за пять лет до смерти:
Уж в зрелом возрасте к буддизму возвратился,
Поселился к старости у склона Южных гор.
При настроении, бывало, в одиночестве блуждал,
Мирская суета - пустое это все, я знаю.
В этом стихотворении "Домик в горах Чжуннани" Ван Вэй, как и в некоторых других произведениях, выражает радость безмятежной жизни среди гор и лесов:
Вот подхожу я к месту, где источник бьет,
Сажусь, смотрю, как облака плывут.
Но поэт рад, когда его прогулки в одиночестве иногда нарушаются случайной встречей:
Случайно я в лесу встречаю старца,
За разговорами и смехом не заметил, что пора
домой.
Все чаще в стихах поэта звучат буддийские идеалы, он призывает к уходу от мирской суеты, призывает к отшельнической жизни:
В горах пустынных после прошедшего ливня
Воздух полон осенней прохлады.
Свет луны пробивается сквозь сосны,
И чистые ручьи по камням бегут.
Хотел бы отдохнуть в пахучих летних травах,
А вы со мною сможете ль остаться?
("В горах осенним вечером".)
Ван Вэй с грустью говорит о старости, сожалеет о быстротечности жизни. Поэт сознает тщетность усилий даосов-алхимиков, бьющихся над путями превращения в золото различных металлов, поисками эликсира бессмертия:
Конечно, пряди седины мы изменить уже не вольны.
И в золото другой металл никто из нас не превращал.
(Перевод Ю. Щуцкого.)
Да, жизнь человека на этой земле быстротечна, каждому суждены не только рождение, молодость, но и старость, смерть. Единственно в этом мире неизменно - Великая Природа, вновь и вновь приходит весна, вновь будут расцветать цветы:
День уходит за днем, чтобы радости год приближать.
Год за годом идет, но весна возвратится опять.
Насладимся вдвоем - есть вино в наших поднятых
чашах,
А цветов не жалей: им опять предстоит расцветать!
(Перевод А. Гитовича.)
Поэта радует тихая уединенная жизнь, он безмятежно созерцает окружающую природу. В предисловии к сборнику "Ванчуань цзи" Ван Вэй писал: "Мое убежище в долине реки Ван, остановитесь и осмотрите ров Мэнчэн, холм Хуацзыган, перевал, где рубили бамбук, беседку Вэньсин, Оленью рощу, рощу Мулань... Там проводили мы с Пэй Ди свой досуг, соревнуясь в поэзии и вызывая друг друга на составление парных стихов к произнесенным строкам..." |27, с. X]. Поэт считает, что нет ничего дороже уединения на лоне природы:
На склоне лет мне тишина дороже
Всех дел мирских - они лишь тлен и прах.
Тщеславие меня давно не гложет,
Мечтаю только о родных лесах...
(Перевод А. Гитовича.)
Все чаще поэт продолжает свои размышления о скоротечности времени:
Я в мои годы как постарел!
Волосы на голове и висках день ото дня белей.
Я пока еще пребываю в этом мире,
Но смогу ли еще быть гостем на этой земле?
("Вздыхаю о седых волосах".)
В другом стихотворении поэт словно спорит с собой, не пристало ему, буддисту, сетовать на подобное, поскольку мир наш не более чем иллюзия:
Но в конце-то концов - что печалиться о седине?
Я растратил все золото - нового нет у меня.
От болезни и старости можно ли избавиться мне,
Если книги твердят вам, что нет вообще Бытия.
О своем окончательном решении принять полностью буддийское вероучение поэт говорит в таких стихотворениях, как "На прогулке к монастырю Ганьхуасы" [257, с. 227], "Посетил горную обитель монаха Тань Сина {Буддийский монах Тань Син был другом Тао Юаньмина.} в монастыре Ганьхуасы" [257, с. 128]:
Распростился с бедной деревней,
Обратился в буддизм, в храм пришел.
Тема ухода от мирской суеты, обращение к буддизму звучит и в стихотворении "Посвящаю шаофу Чжану":
На закате лет лишь покой люблю,
Мелочные дела не волнуют больше меня.
Сам же я не имею планов больших,
Знаю одно: вернуться к старому лесу.
Поэта более не занимает мысль о карьере, успехах на чиновничьем поприще:
Вы спросите меня об удачах иль неудачах
Рыбацкая песня в ответ разольется по берегу.
Поэт на протяжении всей жизни большей частью жил в кругу близких друзей, теперь, на склоне лет, его порой печалит одиночество, тоска по задушевной дружеской беседе:
И даже ты, мой старый друг, представить бы не смог,
Как я теперь, на склоне лет, печально-одинок.
(Перевод А. Гитовича.)
Ван Вэй твердо встал на путь Будды, душевное равновесие поэт обретает в занятиях созерцанием на лоне природы, сравнивая земные страсти, мирскую суету с ядовитым драконом:
Не знаю я, где храм Сянцзи
"Распространяющегося аромата",
Немало верст брести к заоблачным высотам.
Кругом деревья древние, нет даже тропки человека.
Там, высоко в горах, где колокол?
Источника слышно журчанье, туман кругом, опасны
скалы,
А солнца свет лишь холодит сосны зеленое убранство.
Перед закатом солнца пруд опустел,
Я в созерцании глубоком борюсь с драконом
ядовитым.
("Навещаю храм Сянцзи".)
Ван Вай укрепляется в своих буддийских воззрениях достаточно прочно и провозглашает:
И понял я вдруг, что страдает лишь бренное тело,
Слабеет оно, но душа остается крылатой.
"Ворота Сладчайшей Росы" открываю несмело {*},
И дух наслаждается их чистотой и прохладой.
(Перевод А. Гитовича.)
{* Подразумевается буддизм.}
На склоне лет сам поэт так отозвался в одном из стихотворений о своем творческом пути:
Стихи сочинять ленюсь на старости лет.
В преклонных годах без них достаточно бед.
В рожденье ином был я - поэт,
В той жизни, верней, присуща живопись мне.
От прежних привычек не мог отрешиться вполне
И стал невзначай известен среди знатоков.
Зачем-то слыву творцом картин и стихов,
Но сердцем не верю, что я и вправду таков.
(Перевод А. А. Штейнберга.)
Но поэт действительно таков, по праву заслуживая признание поэта и живописца, о нем Су Ши сказал, что "...в поэзии его живопись, а в живописи поэзия".
^TГЛАВА III^U
^TДУХОВНЫЕ ГИМНЫ В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ ВАН ВЭЯ^U
Буддийские гимны
Особое место в творческом наследии Ван Вэя занимают буддийские гимны, которые, очевидно, были написаны поэтом по заказу китайских аристократов, принявших буддизм. Ниже рассматриваются три буддийских гимна - три "цзана": "Переработанный буддийский гимн с предисловием" [257, с. 367], "Хвалебный буддийский гимн о вышивке "Колесо исполнения желаний" с предисловием" [257, с. 373] и "Буддийский гимн "Амитаба" с переработанной картиной, написанной чиновником-гэйшичжуном Доу Шао в пагоде Сяои в память умершего младшего брата - бывшего чиновника - начальника гарнизона" [257, с. 375].
Личность поэта, его отношение к буддизму, оригинальные философские рассуждения придают черты индивидуальности каждому гимну. Так, и "Предисловии" к гимнам Ван Вэй размышляет на буддийские темы. Живущий в бытийном мире, говорит поэт, и пытающийся умозрительно постичь Шуньяту пустоту и татхату - высшую буддийскую истину - мало чего добьется, ибо для обыденного сознания это недостижимо:
