Коллектив авторов - Поляна № 2(2), ноябрь 2012
Когда я измерил расстояние от метеостанции до точки падения, то огорчился: более двухсот километров! Мало того: болид упал на крупный ледник «Неожиданный» в горах Хэнка-Бырранга и, наверняка, пропал для науки, ибо метеориты в атмосфере разогреваются до высоких температур, трескаются и рассыпаются на тысячи и десятки тысяч осколков. Горячие обломки «моего» болида, конечно же, расплавили лед и ушли на такую глубину, что их не достать.
Снарядить туда экспедицию мы не могли за отсутствием людей и техники, а из комитета по делам метеоритов СССР никакого ответа вообще не было, но я заболел «болидной болезнью» и только и думал, как бы добраться к «своему» метеориту
И вот, в августе залетел к нам вертолет от геологов с просьбой помочь продуктами, запчастями для вездеходов и топливом. Базировались они всего в нескольких километрах от ледника «Неожиданный» в истоках реки Жданова, где вели разведку на «стратегический металл», и я уговорил начальника обсерватории отпустить меня на пару часов.
Стоянку геологов мы увидели уже через час полета. Палатка и два ГТС, как сокращенно называли геологи свои транспортные средства, стояли у каменной осыпи, в тени высокой скалы. Вторая палатка была укреплена на крыше одного из тягачей.
За машинами тянулась глубокая колея: раздавленный, размичканный и перемолотый гусеницами моховой покров тундры. Черная рана эта тянулась до горизонта и оставляла тягостное впечатление, будто злой волшебник девственной долине живот вспорол.
По моей просьбе пилоты сделали круг над ледником и все мы в восхищении рассматривали сверкающий на солнце ледяной купол, тут и там проткнутый острыми пиками вершин.
Ни кратеров, ни следов падения болида я не заметил, ледник был покрыт трещинами и походил на скомканное голубоватое покрывало.
Геологов было «семеро смелых»: трое крепких молодых парней, пожилая супружеская чета и два вездеходчика.
Я помог парням разгрузить вертолет, а затем нас пригласили к походному столу из ящиков и угостили наваристым супом из оленины.
Самодельные примуса геологов издавали адский шум, и я пожалел, что в тундре нет ни деревца, ни кустика, – как бы хорошо посидеть у костра!
Между тем пожилой геолог Захар Иванович о чем-то коротко переговорил с командиром вертолета и обратился ко мне:
– Пилоты сейчас перепрыгнут чуть южнее на речку Нюнькараку-Тари, там лес растет. Поможешь дров заготовить?
– Лес растет? – я подумал, что ослышался. Мы находились вблизи 76-й параллели. Последние лиственнички лесотундры растут на 73-й, то есть на 300 километров южнее, но рек с таким названием там нет. Видя, что вопрос так и вертится у меня на языке, Захар Иванович улыбнулся:
– Там ивняк. Древний. Реликтовый. Заготовим сухостой, а вечером – костер и гитара.
«Прыжок» растянулся по времени на полчаса. Я не отрывался от круглого, как иллюминатор, окошка.
Горы Хэнка-Бырранга лежат в зеленой тундре параллельными черными грядами с глубокими долинами между ними, и впечатление такое, будто Святогор-богатырь землю пахал и пашня окаменела.
Едва остановились лопасти вертолета, как я выпрыгнул, да так и ахнул.
Два года не видел я ни деревца, ни кустика, ни листочка зеленого, а тут – настоящий лес! Ну, не совсем чтобы лес, а густой кустарник по обеим сторонам реки. Некоторые деревца были выше моего роста и толщиной в руку. Я растер пару ивовых листочков в ладони и вдохнул горьковатый запах.
Какая благода-а-а-ть!
Захар Иванович посматривал на меня и улыбался.
Мы наломали и нарубили сушняка, уложили вязанки в вертолет, а пилоты за это время поставили сеть и наловили хариусов – красивых сильных рыбок с большими радужными спинными плавниками.
Под конец я вышел на полянку с настоящим, как на материке, разнотравьем, и с веселыми искрами цветов на ней.
Вот будет радость нашим женщинам!
Я насобирал большой букет всяких разных полевых цветов-цветочков и нарезал свежих веточек ивы. Ну, держитесь, мои дорогие! Без пирожков ни за что не отдам!
Размечтавшись, я выкопал несколько «саженцев» и замотал их корешки мокрой травой. Вот посадят их наши женщины в горшки, и будет на метео настоящая зелень радистам и механикам на зависть!
Когда мы вернулись к стоянке геологов, Инга Андреевна, пожилая геолог, жена Захара Ивановича, взяла у меня цветы и веточки ивы и осторожно опустила их срезами в холодную воду ручья:
– Свежими их довезешь, мальчик. Я вижу, тебе есть, кого обрадовать.
– Есть, Инга Андреевна, но это для всех!
А потом был ужин с «грамулькой», гитара и песни у костра.
Я рассказал историю своего болида. На что Захар Иванович заметил:
– На леднике не достанешь его, потому и не ответили тебе из Комитета по метеоритам, а вообще, заметь странную особенность гостей из космоса: падают они в безлюдных местах или на луга и поля. За 300 лет, как во всех странах идет наблюдение за небесными камнями, ни один еще не упал на город, на деревню или даже на самый маленький дом. И в истории такого не отмечено. Тунгусский метеорит обрушился на глухую тайгу в 1908 году. Еще один, очень большой, упал на хребте Сихотэ-Алинь зимой 1947 года. До сих пор там осколки металлоискателем находят.
– Вот бы такое диво в руках подержать! – заметил один из вездеходчиков.
– Настоящее диво – не кусок железа из космоса, а вот оно! – Инга Андреевна подняла из ручья веточку ивы и покрутила ее в руке. – Жизнь! Всю Вселенную обшарили астрономы телескопами, но не нашли такого феномена, как планета Земля, такого чуда, как хлорофилловое зерно, такой лаборатории, как живая клетка.
Разговор опять перешел на тайное и непознанное, а я взял фотоаппарат и тихонечко отошел в сторонку.
По часам была уже ночь, незаходящее полярное солнце висело над самым горизонтом и сверкающее тело ледника окрасилось сиреневым цветом.
Над скалами чуть колыхался нагретый воздух. Казалось, камни дышат и приглашают к разговору.
Я положил руку на древний базальт. Он был покрыт коркой черных лишайников, шершавых и теплых, как шкура быка. Наверняка, я был первым человеком в истории этого камня, и он с радостью отдавал гостю накопленную за день энергию светила. Несколько песчинок-базальтинок скользнули из-под руки, упали на мох и исчезли, как исчезают мгновения.
Сколько надо времени, чтобы слабый лишайник разрушил базальт и превратил его в песок? Миллион лет? Сто миллионов? Миллиард?
Сколько песчинок в скале?
Сколько секунд в вечности?
Сколько клеточек в теле человека?
Миллиарды. И все работают слаженно-сглаженно, спокойно-бесперебойно, дают тебе радость дышать и жить. Для тебя это обыденность, ты привык и не замечаешь. Кто же автор этого чуда? Случай? Эволюция? Создатель?
Когда я вернулся к костру, «геологиня» сидела на корточках у ручья и рассматривала в лупу срез пенька ивы.
– Что там интересного, Инга Андреевна?
– Сто пять! – с восхищением в голосе ответила женщина.
– Чего сто пять, Инга Андреевна?
– Сто пять годовых колец! Значит, сто шесть лет прожило это деревце, дало миллионы семян и породило целый лес потомков. Просто поразительно! Плюсовые температуры здесь держатся от силы девять недель, а вегетационный период и того меньше. А ты – метеорит!
– М-да…
– У тебя семь саженцев, молодой человек. Не много для метео?
– Так я с запасом, вдруг какой росточек не примется.
– Не переживай, все примутся. Ива даже на галечнике растет. Давай одну здесь посадим, на память о дружбе и взаимопомощи?
– Замерзнет, Инга Андреевна! Нигде в мире не растут деревья на 76-й параллели. Да и местность здесь на 500 метров выше над уровнем моря. А зимой такие ветры и морозы – вспоминать не хочется.
– А видишь, здесь скала, будто книжка открытая? Тут ивушку и посадим. Осенью ее снегом занесет, скала от ветра укроет, выживет она и разрастется!
Мы посадили два росточка в мелкий галечник, чтобы веселее им было расти вместе, и только закончили работу, как шеф-пилот постучал пальцем по часам:
– По коням, ребяты! И так уже задержка пять часов!
На «полярке», как называли мы обсерваторию, сам собою образовался праздник. Женщины, работавшие на метео и в аэрологии, радистки и телетайпистки, повара и пекари прибегали на метео полюбоваться на зелень и взять себе цветок или зеленую веточку. Заходили и мужчины, с улыбкой роняли пару слов, с улыбкой уходили. А виновник переполоха сидел в уголке за столом с томиком Маяковского в руке и уплетал горячие пирожки. В его нагрудном кармане дожидалась прочтения не менее горячая записка, которую незаметно вложила ему в руку одна знакомая радистка.
И жизнь хороша, и жить хорошо!
– Нет, бабоньки, как хотите, а договор на два года – это слишком! Все черно-белое кругом. И глаза скучают, и сердце. Надо добиваться от начальства, чтобы на такие отдаленные точки договор не больше года подписывать! – выразила общее мнение наша повариха Люба Назарова.
Моя начальница, инженер-метеоролог Лидия Ростова, которая мне, двадцатидвухлетнему, в матери годилась, стояла у окна с веткой ивы в руке и то и дело тихонько прикладывала ее к лицу. И я вдруг отметил про себя, что за два года у Лидии Георгиевны заметно прибавилось седых волос.
