Коллективный сборник - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
142. Наступление ночи
Когда засыпают грачи, успокоясь,
И воздух от сумерек влажен и чист,
С проверенной скоростью угольный поезд
Выводит донецкий седой машинист.
В раскрытую степь, в голубые просторы
По переплетам упрямых мостов
И мимо зеленых огней семафоров
Протянется уголь донецких пластов.
Трамвай, простучав по мосту с опозданьем,
Сквозь парк разноцветной ракетой плывет,
И низко над крышею шахтного зданья
Знакомою трассой спешит самолет.
Мы вместе выходим, два брата, два друга,
Мы встретим в забое весеннюю ночь,
Чтоб рухнул веками спрессованный уголь,
Который не в силах людей превозмочь.
Чтоб глухо гудела под натиском лава,
Металась зажатая в лавах жара
И добрая наша шахтерская слава,
Пройдя по ходкам, поднялась «на-гора»,
Где ночь беспокойна от гула моторов,
Где лязг вагонеток и песни побед…
И вот по туманным заречным просторам
Идет торопливый весенний рассвет.
143. У моря
Здесь ветер крепче и грубей,
Деревья яростней и выше!
И воркованье голубей
Под низкою зеленой крышей.
А утром, чуть шагнешь на мол,
И море гулкое встречает
Ударом ветра, плеском волн
И криком беспокойных чаек.
К знакомым скалам повернув,
Садишься на широкий камень,
Голубоватую волну
Встречаешь жаркими руками.
Но в гулкой тишине, дробясь,
Ударит взрыв каменоломни,
И сразу вспомнишь про Донбасс,
Про шахту номер девять вспомнишь.
И подступившей песне рад,
Вдруг запоешь, забыв усталость:
«Товарищ, выходи, пора…
До смены полчаса осталось…»
144. Дождь
Ожидаю два часа
Твой спокойный легкий шаг.
Засыпает знойный сад
Под гудки далеких шахт.
Над цветами колеся,
Шмель взволнованно гудит.
Чудо-яблоки висят
Сверху, сбоку, впереди.
Зреет солнечный ранет,
И желтеющий анис,
Точно в нежный пух одет,
Над антоновкой повис.
Но, ломая тишь в саду,
Песня хлынула на дождь.
Улыбаясь на ходу,
Ты с подругами идешь.
А навстречу (сдунув зной
Взмахом черного крыла)
Туча грозною стеной
Из-за яблонь поднялась.
Развернувшись широко,
В жарких листьях задрожав,
Теплый дождик босиком
По деревьям пробежал.
Ты спешишь: «Я так ждала…»
И смеешься, подходя.
Укрывает нас шалаш
От веселого дождя.
И твоим подругам я
Благодарность приношу:
Ждут под брызгами, смеясь,
Не подходят к шалашу.
145. Сентябрь
Ветер вскинул пыль повыше,
И немного погодя
Вдруг ударили о крышу
Две дробиночки дождя,
И, качая подорожник,
Заставляя травы лечь,
Обложной осенний дождик
Начинает землю сечь.
Это снова ранний вечер
Тенью встанет у окон,
И в туман оденет плечи
Потемневший террикон.
Выйдет позднею порою
Вновь соседка на крыльцо,
От дождя платком закроет
Моложавое лицо.
Дым осядет полновесный,
Листья ринутся во тьму…
И опять подступит песня
Близко к сердцу моему.
146. «В полночь холодно, в полдень жарко…»
В полночь холодно, в полдень жарко,
Ветер хочет всю пыль смести.
Остается рабочий Харьков
Вехой, пройденной на пути.
Войны слева и войны справа,
В центре – смертная карусель.
И задумчивая Полтава
Перед нами лежит, как цель.
Плач старухи и крик девчурки
На развалинах изб стоит.
Я завидую нынче Шурке,
Что в Донбассе ведет бои.
АЛЕКСЕЙ КРАЙСКИЙ
Алексей Петрович Крайский (настоящая фамилия — Кузьмин) родился 17(5) февраля 1891 года в Новгороде в семье отставного солдата, служившего сторожем. С четырнадцати лет был чернорабочим на железной дороге, затем в 1911 году переехал в Петербург, где работал приказчиком и конторщиком в торговом заведении. В годы первой мировой войны Крайский был солдатом, вернулся в Петроград весной 1917 года.
Первые стихи Крайского были напечатаны в 1916 году в «Маленькой газете», затем он, находясь на фронте, печатался в «Рабочей газете», «Правде» и других петроградских и московских изданиях. После Великой Октябрьской революции поэт активно участвовал в деятельности Пролеткульта, возглавлял правление Петербургской ассоциации пролетарских писателей. В начале 20-х годов он входил в литературные группы «Космист» и «Стройка». Первый сборник стихов Крайского «Улыбки солнца» вышел в 1919 году. Крайский выступал также в печати как прозаик, драматург и литературный критик.
Алексей Крайский умер в блокаду 11 декабря 1941 года.
147. Любовь
Солнце бисером по панели
Рассыпалось, лаская людей…
Это было в веселом апреле,
В суете городских площадей.
Ты меня, одинокого, взглядом,
Словно солнцем, осыпала вдруг,
И пошел я с тобою рядом
Как давнишний, испытанный друг.
Я не помню, о чем говорили,
И не знаю, куда мы шли,
Мы Америку, может, открыли,
А быть может, и мимо прошли.
Но когда я домой возвращался,
Всё кружилось и пело, звеня,
Каждый встречный чему-то смеялся
И просил прикурить у меня.
Словно девичьи щеки, краснели
Стекла окон в закате лучей…
Это было в веселом апреле,
Накануне бессонных ночей.
148. Мысли
Из пропастей сердца, из мозга извилин
Мы вырвем мятежные мысли свои
И бросим их тем, кто борьбой обессилен,
И тем, кто запутался в кольцах любви.
Внезапною молнией грозные мысли,
Ударьте, зажгите людские сердца,
Пусть видят: над бездной тираны повисли,
Пусть знают: настало начало конца.
149. Бессмертие
Кто скажет: «Я достиг», тот – труп окаменелый,
Кто вымолвит: «Довольно!..» – тот умрет…
Бессмертен взлет безумный, дерзкий, смелый,
Вперед, всегда вперед, без отдыха – вперед!
Бессмертно бурное, стихийное движенье,
Бессмертна мысль, горящая огнем,
Огнем желания, восторга, вдохновенья,
Горячим, трепетным, сверкающим огнем…
Желаньям нет конца, восторгам нет предела:
Еще, еще узнать! Еще, еще постичь!
Кто скажет: «Я достиг», тот – труп окаменелый,
Его не шевельнет звенящей жизни клич!
150. «Мало на белом поле…»
Мало на белом поле
Выстроить армию слов.
Надо, чтобы кололи
В кровь.
Чтобы криком кричали,
Чтобы плакали вплачь,
Чтобы сами с бумаги сбегали
Вскачь.
И по сердцу каблуками
Красноармейцы по мостовой
Дробили угрюмый камень
Мой или твой.
Тогда… Но и этого мало.
Только ли разрушать?
Чтобы армия марш играла,
Чтобы марш играла душа.
Чтобы звездами каждая фраза,
Чтобы каждое сердце — звездой,
Твоему повинуясь приказу,
Покорно неслось за тобой.
И само зажигало бы камень,
И само повторяло твой зов,
И само называло стихами
Черную армию слов.
151. Сальери
На ключ, на цепочку двери,
На крюк, чтоб никто не узнал.
Что я — злополучный Сальери,
Что Моцарта я доконал.
Так. Теперь бы прилечь немножко,
Мысли стылые сном освежа,
Иль… На подоконник бы, да в окошко,
Да с четвертого б этажа!..
Полно, что ты? Клубок уж размотан,
И вопрос надоедливый стерт…
Где ты, Моцарт бессмертный? Вот он,
У меня он, но Моцарт — мертв.
О, теперь мне ничто не помеха,
И величье торжественных од
Уж никто непристойным смехом
По-мальчишески не перебьет.
И подымется плавно искусство
Без таинственных выкрутас…
Но как в комнате тихо, как пусто,
Как темно от невидящих глаз!
Посмотреть — крепко ль заперты двери,
Чтоб никто бы, никто не видал,
Как над Моцартом гордый Сальери,
Непреклонный Сальери рыдал.
152. «Каждый вечер… Но, может быть, поздно…»
