Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

Долго в ясную ночь я по саду бродил,
Бледный месяц в лазури кусты серебрил
   И качался на зыби реки;
А вдали, где заря, догорая, легла,
Чуть виднелись убогие избы села
   И мерцали, дрожа, огоньки.

Этот сад, с перекрестною сетью аллей,
Эту реку, село и безбрежье полей –
   Всё вокруг я с младенчества знал.
Здесь, на шатких качелях, в прохладной тени,
В невозвратные дни, в незабвенные дни,
   Детский смех мой беспечно звучал.

Здесь прочитана первая книга была,
Здесь впервые стыдливо любовь расцвела
   В пробудившемся сердце моем.
Этим звездам я милое имя твердил
И на этом стволе в старину начертил
   Милый вензель дрожавшим ножом.

Помню, как я в столице, за школьной стеной,
Ждал весны с замиравшей от неги душой,
   Чтоб родимую глушь повидать,
Ранним утром с ружьем по полям побродить,
В ясный вечер веслом гладь реки бороздить,
   Душный полдень – в лесу переждать…

Я природу тогда, как невесту, любил,
Я с природой тогда, как с сестрой, говорил,
   И скорбел за нее я душой
С каждым желтым листом, облетавшим с ветвей
С каждым легким морозом осенних ночей,
   С каждой с неба упавшей звездой…

А теперь?.. Отчего эта ночь мне страшна?..
Что в разбитой душе подымает она
   Из-под пепла остывшей любви,
Из-под блеклых цветов ожиданий и грез?..
Я не ждал, не хотел этих хлынувших слез,
   Сладких грез, говорящих: «Живи!»

Я страданьем купил мой холодный покой.
Что же этою ночью вдруг сталось со мной?
   Оживает, трепещет душа;
Снова детски хочу я любить и страдать,
И не в силах я снова в груди удержать
   Детских слов: «Ах, как жизнь хороша!»

Я давно уж привык никого не любить,
Ничего не желать, ни о чем не просить, –
   И моей безнадежной тоской
И пытливой работою мысли моей
Я мечтал оградить от тревог и страстей
   Мою душу, как крепкой броней!

И в раздумье стою я, – и сам не пойму,
Верить чуткой душе или верить уму?
   И со страхом я слышу, что вновь
В это сердце, больное от скорби и ран,
[В это мертвое сердце свой сладкий обман
   Заронили мечты и любовь!..]

Прежде белые ночи весны я любил, –
   Эти годы еще так недавни, –
А теперь я пугливо от них затворил,
   Как от недруга, окна и ставни.
Грустно лампу зажег я и книгу открыл;
   Пред глазами мелькают страницы,
Но их смысл уловить нет ни воли, ни сил:
   Тени прошлого вновь восстают из могил,
Прошлых грез вновь летят вереницы…
   Ах, весна, не томи ты меня, отойди!..
Прежде, в дни моей юной свободы,
   На призыв твой в ответ находил я в груди
Звучный гимн в честь ожившей природы, –
   Но тогда моим песням я сам был судьей,
И лились они вольно и страстно,
   И я верил, я верил всей чуткой душой,
Что прекрасное – вечно прекрасно!..
   «Даже, – думал я, – в годы борьбы и тревог,
В годы смут и народных волнений,
   Красота – это мощь, это сила и бог,
Бог, достойный и жертв и молений!»
   Но теперь уж не властен я в, песнях своих,
Я на рынок принес вдохновенье,
   Я к запросам толпы приурочил мой стих,
Чтоб купить бы ее поклоненье.
   И пусть к братьям во мне неподдельна любовь,
Но себе и за то уж я жалок,
   Что я буду им петь только муки и кровь
И, боясь их насмешек, не в силах уж вновь
   Петь им прелесть весенних фиалок!..

Раздалась и оборвалась
   Песня за рекою.
Чья-то тень в кустах промчалась
   Низко над водою…
Ей навстречу тень другая.
   Вот звучит лобзанье, –
И стыдливо ночь немая
   Скрыла их свиданье.
Ночь немая вся объята
   Негою и снами.
Отблеск знойного заката
   Гаснет за лесами.
Неостывшим зноем дышит
   Грудь земли безмолвной,
И речной тростник колышут,
   Набегая, волны!

Давно в груди моей молчит негодованье.
Как в юности, не рвусь безумно я на бой.
В заветный идеал поблекло упованье,
И, отдаленных гроз заслышав громыханье,
Я рад, когда они проходят стороной.

Их много грудь о грудь я встретил, не бледнея.
Я прежде не искал, – я гордо ждал побед.
Но ближе мой закат – и сердце холоднее,
И встречному теперь я бросить рад скорее
Не дерзкий зов на бой, а ласковый привет.

Я неба на земле искать устал… Сомненья
Затмили тучею мечты минувших дней.
Мне мира хочется, мне хочется забвенья.
Мой меч иззубрился, и голос примиренья
Уж говорит со мной в безмолвии ночей.

Неужели сейчас только бархатный луг
Трепетал позолотой полдневных лучей?
Неуклюжая туча ползет, как паук,
И ползет – и плетет паутину теней!..
Ах, напрасно поверил я в день золотой,
Ты лгала мне, прозрачных небес бирюза:
Неподвижнее воздух, томительней зной,
И всё ближе гремит, надвигаясь, гроза!..

Встанут серые вихри в дорожной пыли,
Заволнуется зыбкое море хлебов,
Дрогнет сад, наклоняясь челом до земли,
Облетят лепестки недоцветших цветов…
Сколько будет незримых, неслышных смертей,
Сколько всходов помятых и сломанных роз!..
Долго солнце огнем благодатных лучей
Не осушит пролитых природою слез!..

А не будь миновавшие знойные дни
Так безоблачно тихи, светлы и ясны,
Не родили б и черную тучу они –
Эту черную думу на лике весны!..

Тревожные слухи давно долетали;
Беда не подкралась к отчизне тайком, –
Беда шла открыто, мы все ее ждали,
Но всех взволновал разразившийся гром:
И так уж немного вождей остается,
И так уж безлюдье нас тяжко гнетет,
Чье ж сердце на русскую скорбь отзовется,
Чья мысль ей укажет желанный исход?..

Больной и далекий, в последние годы
Немного ты дал нам, учитель и друг:
Понять наши стоны и наши невзгоды
Тебе помешал беспощадный недуг.
Но жил ты – и верилось в русскую силу,
И верилось в русской души красоту, –
Сошел, побежденный страданьем, в могилу –
И нет тебе смены на славном посту.

Не здесь, не в мерцаньи свечей погребальных,
Не в пестрой толпе, не при громе речей,
Не в звуках молитв заунывно-печальных
Поймем мы всю горечь утраты своей, –
Поймем ее дома, поймем над строками
Высоких и светлых творений твоих,
Заслышав, как сердце трепещет слезами –
Слезами восторга и чувств молодых!..

И долго при лампе вечерней порою,
За дружным и тесным семейным столом,
В студенческой келье, в саду над рекою,
На школьной скамейке и всюду кругом –
Знакомые будут мелькать нам страницы,
Звучать отголоски знакомых речей
И, словно живые, вставать вереницы
Тобою воссозданных русских людей!..

Я шел к тебе… На землю упадал
Осенний мрак, холодный и дождливый…
Огромный город глухо рокотал,
Шумя своей толпою суетливой;
Загадочно чернел простор реки
С безжизненно-недвижными судами,
И вдоль домов ночные огоньки
Бежали в мглу блестящими цепями…

Я шел к тебе, измучен трудным днем,
С усталостью на сердце и во взоре,
Чтоб отдохнуть перед твоим огнем
И позабыться в тихом разговоре;
Мне грезился твой теплый уголок,
Тетради нот и свечи на рояли,
И ясный взгляд, и кроткий твой упрек
В ответ на речь сомненья и печали, –
И я спешил… А ночь была темна…
Чуть фонарей струилося мерцанье…
Вдруг сноп лучей, сверкнувших из окна,
Прорезав мрак, привлек мое вниманье:

Там, за зеркальным, блещущим стеклом,
В сияньи ламп, горевших мягким светом,
Обвеяны искусственным теплом,
Взлелеяны оранжерейным летом, –
Цвели цветы… Жемчужной белизной
Сияли ландыши… алели георгины,
Пестрели бархатцы, нарциссы и левкой,
И розы искрились, как яркие рубины…
Роскошные, душистые цветы, –
Они как будто радостно смеялись,
А в вышине латании листы;
Как веера, над ними колыхались!..

Садовник их в окне расставил напоказ.
И за стеклом, глумясь над холодом и мглою,
Они так нежили, так радовали глаз,
Так сладко в душу веяли весною!..
Как очарованный стоял я пред окном:
Мне чудилось ручья дремотное журчанье,
И птиц веселый гам, и в небе голубом
Занявшейся зари стыдливое мерцанье;
Я ждал, что ласково повеет ветерок,
Узорную листву лениво колыхая,
И с белой лилии взовьется мотылек,
И загудит пчела, на зелени мелькая…

Но детский мой восторг сменился вдруг стыдом:
Как! В эту ночь, окутанную мглою,
Здесь, рядом с улицей, намокшей под дождем,
Дышать таким бесстыдным торжеством,
Сиять такою наглой красотою!..

К чему бессилен ты, осенний вихрь? К чему
Не можешь ты сломить стекла своим дыханьем,
Чтоб в этот пошлый рай внести и смерть и тьму
И разметать его во прах с негодованьем?

Ты помнишь, – я пришел к тебе больной…
Ты ласк моих ждала – и не дождалась:
Твоя любовь казалась мне слепой,
Моя любовь – преступной мне казалась!..