Томас Элиот - Полые люди. Стихотворения
Четыре квартета (1936-1942)
БЕРНТ НОРТОН [29]
Хотя логос присущ всем, большинство людей
живет, как если бы у них было собственное
разумение всего.
Гераклит
Путь вверх и путь вниз - один и тот же
путь.
Гераклит
I
Настоящее и прошедшее,
Вероятно, наступят в будущем,
Как будущее наступало в прошедшем.
Если время всегда настоящее,
Значит, время не отпускает.
Ненаставшее - отвлеченность,
Остающаяся возможностью
Только в области умозрения.
Ненаставшее и наставшее
Всегда ведут к настоящему.
Шаги откликаются в памяти
До непройденного поворота
К двери в розовый сад,
К неоткрытой двери. Так же
В тебе откликнется речь моя.
Но зачем
Прах тревожить на чаше розы,
Я не знаю.
Отраженья иного
Населяют сад. Не войти ли?
- Скорее, - пропела птица, - найди их, найди их
За поворотом. В первую дверь
В первый наш мир войти ли, доверясь
Песне дрозда? В первый наш мир.
Там они, величавые и незримые,
Воздушно ступали по мертвым листьям
В осеннем тепле сквозь звенящий воздух,
И птица звала, как будто в ответ
Неслышимой музыке, скрытой в кустах,
И взгляды невидимых пересекались,
Ибо розы смотрели навстречу взглядам.
У них в гостях мы были хозяева
И двигались с ними в условленном ритме
Пустынной аллеей взглянуть на пустой
Пруд, окруженный кустами букса.
Сух водоем, сух бетон, порыжел по краям,
А ведь он был наполнен водою солнца,
И кротко, кротко вздымался лотос,
И сверкала вода, напоенная сердцем света,
И они были сзади нас и отражались в воде.
Но надвинулась туча, и пруд опустел.
- Спеши, - пела птица, - в кустарнике прячутся дети,
Затаив дыхание вместе со смехом.
- Спеши, спеши, - говорила птица, - ведь людям
Труднее всего, когда жизнь реальна.
Прошедшее, как и будущее,
Ненаставшее и наставшее,
Всегда ведут к настоящему.
II
Пристал сапфир, прилип чеснок,
В грязи по ось ползет возок,
Поскрипывает дерево.
В крови вибрирует струна,
И забывается война
Во имя примирения.
Пульсация артерии
И лимфы обращение
Расчислены круженьем звезд
И всходят к лету в дереве
А мы стоим в свой малый рост
На движущемся дереве,
И слышим, как через года
Бегут от Гончих Псов стада,
Бегут сейчас, бегут всегда
И примиряются меж звезд.
В спокойной точке вращенья мира. Ни сюда, ни отсюда,
Ни плоть, ни бесплотность; в спокойной точке ритм,
Но не задержка и не движенье. И не зови остановкой
Место встречи прошлого с будущим. Не движенье
сюда и отсюда,
Не подъем и не спуск. Кроме точки, спокойной
точки,
Нигде нет ритма, лишь в ней - ритм.
Я знаю, что где-то мы были, но, где мы были, не
знаю,
И не знаю, как долго: во времени точек нет.
Внутренняя свобода от житейских желаний,
Избавленье от действия и страдания, избавленье
От воли своей и чужой, благодать
Чувств, белый свет, спокойный и потрясающий,
Без движенья Erhebung {*}, сосредоточенность
{* Возвышение (нем.).}
Без отрешенности, истолкование
Нового мира и старого мира, понятных
В завершении их неполных восторгов,
В разрешении их неполных кошмаров.
Но учти, узы будущего и прошедшего
Сплетенных в слабостях ненадежного тела,
Спасают людей от неба и от проклятия,
Которых плоти не вынести.
В прошлом и в будущем
Сознанью почти нет места.
Сознавать значит быть вне времени,
Но только во времени помнится
Миг в саду среди роз.
Миг в беседке под гулом ливня,
Миг сквозняка при курении ладана, -
Только между прошедшим и будущим.
Только времени покоряется время.
III
Здесь исчезают чувства
Во времени между концом и началом
В тусклом свете: не в свете дня
Тот сообщает предмету прозрачный покой
Наделяет тень эфемерной прелестью
Намекает неспешностью на неизменность.
Не во мраке ночи - тот очищает душу,
Ощущенья лишает опоры,
Отрешает любовь от сует.
Не избыток и не пустота. В мерцанье
Изношенные напряженные лица,
Пустяком отвлеченные от пустяков,
Прихотливо лишенные выраженья,
Цепенеют в насыщенной вялости.
Люди и клочья бумаги в холодном ветре,
Который дует к началу и после конца,
Влетает в нечистые легкие
И вылетает наружу. Ветер.
Время между концом и началом.
Извержение отлетающих душ
В блеклый воздух; они, закоснелые в спячке,
Попали на ветер, сверлящий холмы
Лондона, Хемпстед и Кларкенуэлл,
Кемпден, Патни и Хайгейт,
Примроуз и Ладгейт. Но нет,
Нет мрака в этом щебечущем мире.
Спустись пониже, спустись
В мир бесконечного одиночества,
Недвижный мир не от мира сего.
Внутренний мрак, отказ
И отрешенность от благ земных,
Опустошение чувств,
Отчуждение мира грез,
Бездействие мира духа -
Это один путь, другой путь -
Такой же, он не в движении,
Но в воздержании от движения
В то время, как мир движется,
Влекомый инстинктом, по колеям
Прошлого или будущего.
IV
Время и колокол хоронят день,
На солнце надвигаются туча и тень.
Повернется ли к нам подсолнух?
Сиро
Приникнет ли к нам вьюнок?
Кротко
Примут ли нас под свою сень
Ветви тиса? Уже крыло зимородка
Ответило светом свету, умолкло, и свет далек,
В спокойной точке вращенья мира.
V
Слова, как и музыка, движутся
Лишь во времени; но то, что не выше жизни,
Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают
Молчания. Только формой и ритмом
Слова, как и музыка, достигают
Недвижности древней китайской вазы,
Круговращения вечной подвижности.
Не только недвижности скрипки во время
Звучащей ноты, но совмещенья
Начала с предшествующим концом,
Которые сосуществуют
До начала и после конца.
И все всегда сейчас. И слова,
Из сил выбиваясь, надламываются под ношей
От перегрузки соскальзывают и оползают,
От неточности загнивают и гибнут.
Им не под силу стоять на месте,
Остановиться. Их всегда осаждают
Визгливые голоса, насмешка,
Брань, болтовня. В пустыне Слово
Берут в осаду голоса искушения,
Тень, рыдающая в погребальной пляске,
Громкая жалоба неутешной химеры.
Движение это подробность ритма,
Как в лестнице из десяти ступеней.
Само желание это движение,
В сущности, нежелательное;
По сути, любовь - не движение,
Лишь причина его и конец
Вне времени, вне желания,
Кроме желания преодолеть
Ограничение временем
В пути от небытия к бытию.
Нежданно в луче солнца,
Пока в нем пляшут пылинки,
Прорывается смех детей,
Их восторг, затаенный в листве, -
Скорее, сюда, теперь, всегда -
Нелепо бесплодное грустное время
Между концом и началом.
ИСТ КОУКЕР [30]
I
В моем начале мой конец. Один за другим
Дома возникают и рушатся, никнут и расширяются,
Переносятся, сносятся, восстанавливаются или
Вместо них - голое поле, фабрика или дорога.
Старый камень в новое здание, старые бревна
в новое пламя,
Старое пламя в золу, а зола в землю,
Которая снова плоть, покров и помет,
Кости людей и скота, кукурузные стебли и листья.
Дома живут, дома умирают: есть время строить,
И время жить, и время рождать,
И время ветру трясти расхлябанное окно
И панель, за которой бегает полевая мышь,
И трясти лохмотья шпалеры с безмолвным девизом.
В моем начале мой конец. На голое поле
Искоса падает свет, образуя аллею,
Темную ранним вечером из-за нависших ветвей,
И ты отступаешь к ограде, когда проезжает повозка,
И сама аллея тебя направляет к деревне,
Угнетенной жарким гипнозом предгрозья.
Раскаленный свет в душной дымке
Не отражают, но поглощают серые камни.
Георгины спят в пустой тишине.
Дождись первой совы.
Если ты подойдешь
Голым полем не слишком близко, не слишком
близко,
Летней полночью ты услышишь
Слабые звуки дудок и барабана
