Василий Бетаки - За полвека
Ждут толпой кареты и кони!
Этот "Глобус" — как глобус…
То есть — весь мир:
За кулисами вечные споры
О ролях,
Задник с небом протёрт до дыр,
А статисты
Лезут в актёры…
И среди калибанов
Себя чувствуя лишним,
(Иссякает терпенью мера!)
На чужом островке, никогда не бывшем,
Переломит свой жезл Просперо…
"КАЛЕЙДОСКОП", Тринадцатая книга стихов
Все религии пройдут, а это останется: просто — сидеть на стуле и смотреть вдаль.
В.В.РОЗАНОВ
257.
КАЛЕЙДОСКОП
Трубка. Горстка мелких стёкол. Зеркала.
А увидеть все узоры — жизнь мала.
Поверти — разбудишь пёструю метель…
Осыпается рождественская ель,
Но, как свежая, игрушками полна
Древа Мира примитивная модель.
Мне сквозь ёлку вдруг привидится весна,
Мне аукнется в лесу собачий лай,
А кому-то не игрушки — ордена…
Что ж, играй, трубач предвечный, ты играй,
Дуй, архангел, в ту дурацкую трубу,
Нагуди-ка разным — разную судьбу!
Сам не зная, как звучать какой судьбе,
Предназначит ли он Штрауса тебе,
Или Верди вдруг завертит пёстрый сон,
Или Вагнеру ты тяжко обречён?
………………………………………………
Но юргой — из азиатской пестроты —
Чьи-то судьбы, да спалённые мосты,
Но случайность на случайность, — лоб об лоб —
И встряхнёт, и повернёт калейдоскоп,
И со звоном полетят стекляшки дней,
Как шестёрка перепуганных коней…
Что ж, крути, но гнать карету не спеши:
Ну а вдруг мелькнёт портрет моей души?
И хоть век ищи, стекляшками звеня,
Не вернуть тебе вчерашнего меня…
258.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ОСЕНИ.
Никуда не хочу. Взять собаку — и в лес.
Все столицы не стоят парадов и месс.
Не пойду, даже если там кто-то воскрес,
Да к тому же до пасхи,
Столько долгих недель, столько дней и часов!
Лето, запертое на длинный засов,
Не подаст ни один из своих голосов!
И не сменятся краски:
Чёрно-белое фото январского дня
Этой скудостью цвета доводит меня!
И закат этот жёлчный, без искры огня —
Ни причин нет, ни следствий…
От кружения улиц — глупей и балдей! -
Хаос окон, прохожих, витрин и блядей…
Разве в Лувр заглянуть? Но от очередей
Я отвык ещё в детстве…
Никуда не ходить, ни на ком не скакать,
Лучше пусть по странице проскачет строка,
И уздечку под лавкой не надо искать —
Тоже связано с риском
Потерять ни за что ариаднину нить —
Лучше Дилана Томаса переводить
И болтать о Багрицком…
Вместо этой, к нам не добежавшей зимы, -
От Урала или из Бретани? — Из тьмы
Осень вновь возвратилась, увидев, что мы
Без неё в этот вечер,
Пригрозивший нам стать ожиданьем Годо,
Пропадём в гаммах ветра до верхнего "до":
Ни к чему ни снежок, ни бутылка бордо…
Нет, от зимности лечит
Если уж не весеннее уханье сов —
Только арлекинада осенних лесов,
Только тень растворённых в листве голосов,
Только поздний кузнечик.
11 января 2006.
259.
ОДА СРЕДИЗЕМНОМУ МОРЮ
Под ногой ветки потрескивают, как в костре, в эту погоду:
Роща кажется жутко сухой! Будто отдали морю всю воду
Эти вечнозелёные дубы, которые приютят хоть белку, хоть сойку,
И узловатые эти сосны. Помнишь, в "Острове сокровищ" — те, синие
На прибрежном песке, под которыми кокнул кого-то Сильвер?
Не от их ли колючего нрава хоть какую-то взял я малость?
Плюхает тихий прилив. У песчаной кромки волна сломалась:
Песочный дворец, построенный малышом, терпит головомойки…
А при отливе песок опять серебрист, да и волны притихли.
Только скалы — как скалы… Упорство моё — не от них ли?
А некая дикость? От дикого камня какой-нибудь здешней постройки?
Видишь, куски синевы у неба крадут вороватые сойки?
Кузины сорок-воровок (и не менее склонны к сварам).
Даже ангелы привыкли к их кражам: что взять, мол, птицы!
Ведь всё подберут: огрызок яблока, осколок неба, или крошки пиццы.
Наша тяга к небесному — не из их ли краденой синевы струится?
Ну а тяга к воде, когда плечи на берегу охватывает жаром?
Ну, конечно: море — прародина (Кровь солона недаром!).
И хоть в незапамятные времена изгнали нас из воды,
как из Флоренции Данта,
Но память рыб, осьминогов, каждой актинии, любой черепашки,
Даже память планктона, и та спрессована у нас в черепушке!
Море! Ведь то, что не терпит наша натура неволи —
Не от него ли?
Даже облака, при всём разнообразии, кажутся банальней ваты,
От того, что какие-то новые, не верёвочные, не живые ванты
У этих швертботов, вытащенных на пляж: да и корпус — пластик,
Но не от этих ли мачт — дух дальних странствий?
Мы ведь только одно и делаем:
время обмениваем на пространство!
Чаще — даже не странствия — скромнее: передвиженье.
Повидать, побывать, побыть отзвуком, контуром, тенью…
На горизонте, близко, острова-близнецы: Пор-Кро и Пор-Кроль.
Хоть вокруг бы проплыть!
Много ль надо — сам себе капитан и король!
Ведь не громоздкий "Арго", не ошибка Тесея — тот чёрный парус,
Не финикийские тяжкие корабли, не феаков летучая ярость,
Не бригантины, на которых шастала по морям перекатная голь,
Не триремы Рима, не каравеллы несчастного Магеллана —
Просто швертботик, зато — сами себе и короли, и капитаны!
Вечер. Шашлычный запах. Прибрежные склоны рыжи.
К чёрту длинные вёрсты Вергилия, мне Овидий ближе:
Вечные метаморфозы веселы, а скитанья — да ну их к мате…
Бесконечное набеганье волн есть уже осознанье воли.
Извечное беспокойство толпящихся строчек —
не от него ли?
Не от него ли стихи, что полощутся, как под ветром платья,
Эти почти гекзаметры, которым рифма, вроде, некстати?
Но нет же! Парные рифмы прибоя, если надо, и берег размоют!
Да и кто достоин гекзаметров более, чем Средиземное море?
Вот, говорят, чуть не двести лет, как по-русски гекзаметры сникли!
А мне всё не верится: даже эти строки мои — не из них ли?
…………………………………………………………………….
И после того, как спросонья сосновой веткой получишь по роже, -
Сумасшедшая спешка — за неполный день от Тулона и до Парижа.
И каждое возвращенье таит в себе необъяснимую странность:
Ну что ещё мы в жизни делаем,
Кроме как время обмениваем на пространство?
260.
ВЕЧЕРНЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ У МОРЯ
(Не по Ломоносову)
Едва отдышавшись у горизонта, раскланиваясь перед залом,
(Будто только что разразилось в картонную трубу стишком!),
Солнце к амфитеатру гор поворачивается задом,
Орать продолжая, пока
Краснорубахий закат не снёс ему башку палашом,
Лезвием узкой тучки…
Эта казнь ежедневна,
Потому что безответственная барабанность
Цикад, цитат, снова и снова
Ставит на ходули призраков давно безголовых,
И ни рыбы, ни крабы не знают, когда
этому настанет конец…
(Пой, пташка пой)!
Строки волн растекаются, как тесто Сальватора Дали,
Как случайно раздавленное слово,
Как туман над водой,
Как перепевы вранья, что вблизи мозолят глаза,
Но не смягчаются и вдали,
Только расплываясь, кажутся облачней на расстоянье,
Даже приемлемей, чем на тех островках — птичий базар.
Непреложная истина каждого островка становится всё туманнее:
И в облачный общий кисель истории
Небесных барашков угоняет Макар.
А заводной соловей, хлопоча над пластиковою розою,
Не только на вкус, -
На жизнь на саму нагоняет коррозию…
…………………………………………………………………..
Бредни!
И вот —
Каждое новое стихотворение врёт,
Притворясь последним.
Так тюрьму свою снова обманывает звон,
Вырываясь в поток времён,
Как дождь, беззаконный, который бьёт
По облаченью вод…
Кстати, прогуливаясь по берегу, надо бы не забыть зонт, а?
Пригодится в раскисаюших сумерках, пока
Не схлопнулись небо и море на рояльной петле горизонта,
Как на нулевой отметке схлопываются века…
Борм ле Мимоза, август — Медон, сентябрь 2005 г.
