Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы

Еще не здесь, еще вдали

От этих нив и улиц

Стада недоеные шли

И беженцы тянулись.

Но шла, гудела, как набат,

Беда по всей округе.

За черенки взялись лопат,

За тачки бабьи руки.

Готовы были день и ночь

Копать с упорством женским,

Чтоб чем-нибудь войскам помочь

На рубеже смоленском.

Чтоб хоть в родимой стороне,

У своего порога,

Хотя б на малый срок войне

Перекопать дорогу.

И сколько рук – не перечтешь! —

Вдоль той канавы длинной

Живьем приваливали рожь

Сырой тяжелой глиной.

Живьем хлеба, живьем траву

Приваливали сами.

А он уж бомбы на Москву

Возил над головами.

Копали ров, валили вал,

Спешили, будто к сроку.

А он уж по земле ступал,

Гремел неподалеку.

Ломал и путал фронт и тыл

От моря и до моря,

Кровавым заревом светил,

В ночи смыкая зори.

И страшной силой буревой,

В медовый срок покоса,

В дыму, в пыли перед собой

От фронта гнал колеса.

И столько вывалило вдруг

Гуртов, возов, трехтонок,

Коней, подвод, детей, старух,

Узлов, тряпья, котомок…

Моя великая страна,

У той кровавой даты

Как ты была еще бедна

И как уже богата!

Зеленой улицей села,

Где пыль легла порошей,

Огромный край война гнала

С поспешно взятой ношей.

Смятенье, гомон, тяжкий стон

Людской страды горячей.

И детский плач, и патефон,

Поющий, как на даче, —

Смешалось все, одной беды —

Войны знаменьем было…

Уже до полудня воды

В колодцах не хватило.

И ведра глухо грунт скребли,

Гремя о стенки сруба,

Полупустые кверху шли,

И к капле, прыгнувшей в пыли,

Тянулись жадно губы.

А сколько было там одних —

С жары совсем соловых —

Курчавых, стриженых, льняных,

Чернявых, русых и иных

Ребяческих головок.

Нет, ты смотреть не выходи

Ребят на водопое.

Скорей своих прижми к груди,

Пока они с тобою.

Пока с тобой,

В семье родной,

Они, пускай не в холе,

В любой нужде,

В своем гнезде —

Еще на зависть доля.

И приведись на горький путь

Сменить свое подворье —

Самой детей одеть, обуть —

Еще, поверь, – полгоря.

И, притерпевшись, как-никак

Брести в толпе дорожной

С меньшим, уснувшим на руках,

С двумя при юбке – можно!

Идти, брести,

Присесть в пути

Семьей на отдых малый.

Да кто сейчас

Счастливей вас!

Смотри-ка, есть, пожалуй.

Где светит свет хоть краем дня,

Где тучей вовсе застится.

И счастье счастью не ровня,

И горе – горю разница.

Ползет, скрипит кибитка-дом,

И головы детишек

Хитро укрыты лоскутом

Железной красной крыши.

И служит кровлей путевой

Семье, войной гонимой,

Та кровля, что над головой

Была в краю родимом.

В краю ином

Кибитка-дом,

Ее уют цыганский

Не как-нибудь

Налажен в путь, —

Мужской рукой крестьянской.

Ночлег в пути, ребята спят,

Зарывшись в глубь кибитки.

И в небо звездное глядят

Оглобли, как зенитки.

Не спит хозяин у огня.

На этом трудном свете

Он за детей, и за коня,

И за жену в ответе.

И ей, хоть лето, хоть зима,

Все ж легче путь немилый.

А ты реши-ка все сама,

Своим умом и силой.

В полдневный зной

И в дождь ночной

Укрой в дороге деток.

Далекий мой,

Родимый мой,

Живой ли, мертвый – где ты?..

Нет, ни жена, ни даже мать,

Что думала о сыне,

Не в силах были угадать

Всего, что станет ныне.

Куда там было в старину, —

Все нынче по-иному:

Ушел хозяин на войну,

Война подходит к дому.

И, чуя гибель, этот дом

И сад молчат тревожно.

И фронт – уж вот он – за холмом

Вздыхает безнадежно.

И пыльных войск отход, откат

Не тот, что был вначале.

И где колонны кое-как,

Где толпы зашагали.

Все на восток, назад, назад,

Все ближе бьют орудья.

А бабы воют и висят

На изгороди грудью.

Пришел, настал последний час,

И нет уже отсрочки.

– А на кого ж вы только нас

Кидаете, сыночки?..

И то, быть может, не упрек,

А боль за них и жалость.

И в горле давящий комок

За все, что с жизнью сталось.

И сердце женское вдвойне

Тоска, тревога гложет,

Что своего лишь там, в огне,

Жена представить может.

В огне, в бою, в чадном дыму

Кровавой рукопашной.

И как, должно быть, там ему,

Живому, смерти страшно.

Не подсказала б та беда,

Что бабьим воем выла,

Не знала б, может, никогда,

Что до смерти любила.

Любила – взгляд не оброни

Никто, одна любила.

Любила так, что от родни,

От матери отбила.

Пускай не девичья пора,

Но от любви на диво —

В речах остра,

В делах быстра,

Как змейка вся ходила.

В дому – какое ни житье —

Детишки, печь, корыто —

Еще не видел он ее

Нечесаной, немытой.

И весь она держала дом

В опрятности тревожной,

Считая, может, что на том

Любовь вовек надежней.

И та любовь была сильна

Такою властной силой,

Что разлучить одна война

Могла.

          И разлучила.

Томила б только ты бойца,

Война, тоской знакомой,

Да не пылила б у крыльца

Его родного дома.

Давила б грузным колесом

Тех, что твои по списку,

Да не губила б детский сон

Пальбой артиллерийской.

Гремя, бесилась бы спьяна

У своего предела, —

И то была бы ты, война,

Еще святое дело.

Но ты повыгнала ребят

В подвалы, в погребушки,

Ты с неба наземь наугад

Свои кидаешь чушки.

И люди горькой стороны

У фронта сбились тесно,

Боясь и смерти и вины

Какой-то неизвестной.

А ты все ближе ко двору,

И дети, чуя горе,

Пугливым шепотом игру

Ведут в углу, не споря…

В тот первый день из горьких дней,

Как собрался в дорогу,

Велел отец беречь детей,

Смотреть за домом строго.

Велел детей и дом беречь, —

Жена за все в ответе.

Но не сказал, топить ли печь

Сегодня на рассвете.

Но не сказал, сидеть ли тут,

Бежать ли в свет куда-то.

Все бросить вдруг.

А где нас ждут,

Где просят?

Свет – не хата.

Здесь потолок над головой,

Здесь – дом, в хлеву – корова…

А немец, может, он иной

И не такой суровый, —

Пройдет, минет.

А вдруг как нет?

Не тою славен славой.

А что ж, тогда ты в сельсовет

Пойдешь искать управы?

Каким сгрозишь ему судом,

Как встанет на пороге,

Как в дом войдет?

Нет, кабы дом

Подальше от дороги…

…Последних четверо солдат

Калитку в сад открыли,

Железом кованых лопат

Устало грюкнули не в лад,

Присели, закурили.

И улыбнулся, обратясь

К хозяйке, старший вроде:

– Хотим тут пушечку у вас

Поставить в огороде.

Сказал, как будто человек

Проезжий, незнакомый,

С конем просился на ночлег,

С телегой возле дома.

Ему и ласка и привет.

– Не уходите только,

Не покидайте нас…

– Да нет, —

Переглянулись горько.

– Да нет, от этой конопли

Мы не уйдем, мамаша.

Затем, чтоб все уйти могли, —

Такая служба наша.

– И ты спеши, – сказал боец, —

Поскольку эту пушку,

А заодно и твой дворец

Уж он возьмет на мушку.

А впрочем, малость погоди, —

Прислушавшись, добавил: —

Кладет уж вон где, впереди,

Как раз по переправе.

Земля вокруг как на волне,

И день оглох от грома.

– Вот жизнь: хозяин на войне,