Иван Елагин - Собрание Сочинений в двух томах. Том Первый. Стихотворения

В стороне голубой
Было греческим роком —
Стало русской судьбой.

Переезд, переезд,
Как еще не надоест!
Справа поле, слева поле,
И маячит в поле шест.

Переезд, переезд.
Город. Здание. Подъезд.
Входим в новую квартиру,
Будто взяты под арест.

Переезд, переезд.
Вот и ночь уже окрест,
И летят, летят в пространство
Звезды, сорванные с мест.

Может быть — мучение,
Может быть — прощание,
Для волны — свечение,
Для звезды — качание.

Месяца горение
Над леском просёлочным.
Дереву ранением
Кажется осколочным.

Может быть, для гения
Означает творчество
Судорогу жжения,
От которой корчатся.

Может, наказания
Мера наивысшая —
Не четвертование,
А четверостишие.

Всё на свете мучится,
Что красою светится;
Этим свет и крутится,
Этим свет и вертится.

В новогодние сугробы
Город празднично влезал.
С верхотуры небоскрёба
Грохал аэровокзал.

Там стрекочут вертолёты
Дни и ночи напролёт,
Подымаются в высоты,
Опускаются с высот.
И оттуда пассажир
Улетает в звёздный мир.

Старт без всяких разворотов
Прямо к звёздам обращён.
Там двенадцать вертолётов,
А тринадцатый — дракон.

Он уселся на карниз
И поплёвывает вниз.

На драконе чешуя,
Он в буграх и лишаях…
Вам открою душу я —
А дракон на крыше — я!

Горькой жизнью умудрённый,
Я, как Гофмана герой,
Навсегда ушел в драконы!
Я за них стою горой!

Я вчера девчонку сгрёб,
С нею шасть на небоскрёб!

Там, в заоблачном Нью-Йорке,
Скрыто логово мое…
А что есть святой Георгий —
Всё вранье! Всё вранье!

У меня горит пещера,
Черным светом залита!
У меня клубами сера
Изо рта, изо рта!

Дым столбом стоит от оргий
У меня, у меня!
А что есть святой Георгий —
Болтовня! Болтовня!

Я люблю девчонок хрупких
Поутру, поутру
Я их прямо в мини-юбках
Так и жру! Так и жру!

Что касается съестного —
Я удал-разудал!
Никогда того святого
Не слыхал, не видал…

Вот сейчас взмахну крылами! —
Отходи поскорей!
На три метра свищет пламя
Из ноздрей, из ноздрей!

У святого — ни копья!
Не купить ему копья,
Не достать ему коня,
Не догнать ему меня!

Я сейчас снимусь со старта –
Улетаю в Бамбури:
Там на конкурсе поп-арта
Заседаю я в жюри.

Что святой? О нем ни слуха.
Не святой, а звук пустой.
Показуха! Показуха —
Ваш святой! Ваш святой!
Тьфу!

Наша улица покато
Опускается к реке.
На дворе у нас закаты
Застревают в тупике.

И когда в вечернем гуде
Над водой мосты летят —
Птицы, здания и люди —
Все кидаются в закат.

А в окошке у соседа
Где-то рядом надо мной —
Поставщик ночного бреда,
Мастер боли головной —

Сотрясается приёмник
С лязгом всех своих частей
От испанских неуёмных
Раздирательных страстей.

В долгожданную нирвану
Уплываю наугад,
Вместе с городом я кану,
Вместе с птицами в закат,

Вместе с пестрым и гортанным
Населеньем этих стен,
Вместе с доном Эстебаном,
С сеньоритою Кармен,

Чтоб до самого рассвета
Надо мною звезды шли,
Я под красной тучей где-то
Завалюсь за край земли.

И направо и налево
Улыбался без конца.
И дошло до перегрева
Главных мускулов лица.

Наступил в лице затор,
Мускулы как связаны.
Мне улыбки с этих пор
Противопоказаны.

Люди стали порицать,
Что улыбка в ширь лица
Не рас-тя-ги-ва-е-тся
И не получается!

Без улыбки мне нельзя
Выходить из дому.
Заказал улыбку я
Нашему портному.

И последнюю с лица
Снял и дал для образца.

А портной мой невпопад
Возьми и окачурься!
Улыбку требую назад,
А мне родные говорят,
Что они не в курсе.

От таких событий тошных
Я совсем затосковал,
Но улыбку мне художник
На лице нарисовал.

Та улыбка — неземная,
До ушей распялен рот,
И с лица я не снимаю
Ту улыбку круглый год.

Обвораживаю всех.
Вежлив. Безупречен.
Мне поэтому успех
Всюду обеспечен.

Листьев взвинченный полёт.
Сырость, слякоть, полумрак.
Этим я из года в год
Восхищаюсь как дурак.

Ветры в улицах трубят,
Сумасшедший акробат
Над ареною асфальта
Крутит траурное сальто.

И кричат ему «ура»
Сотни рыжих у ковра.
Я и сам такой точь-в-точь,
Так смотри же — не промажь.
До пощечин я охоч,
У меня такая блажь.

Я везде сую свой нос,
Я повсюду тут как тут,
Рыжих в шутку и всерьёз
По лицу за это бьют.

Но я все-таки артист,
Хоть слыву я дураком
И лечу, как желтый лист,
По арене кувырком.

Знать, в такой уж переплёт
Мы попали, милый друг.
Что нам осень пропоёт
В золотую ночь разлук?

Пропоет, что дождь прошёл,
И что он пройдет опять,
Что нам будет хорошо
Под гитару умирать,

Что летим мы на магнит,
Что нас тянет даль и ширь,
Что сосульками звенит
Серебристая Сибирь.

Идет замедленный человек,
Угасающий человек.
Он мается целый век,
Пугается целый век.

Сорок костюмов снашивает,
Семьдесят пар башмаков,
Счастье выпрашивает
У лошадиных подков.

Едва он на свет явлен,
Совсем еще мал, гол —
А уже на него составлен
Первый протокол.

Еще он роста цыплячьего, —
Розовощекий комочек, —
А что-то уже втолмачивает
В него педагог-начётчик.

А выйдет в путь человечий,
Шагнет за порог — и глядь —
Уже государство на плечи
Ему навалило кладь!

И только какая-то женщина,
Говорившая вычурно,
Как гайка, была безупречно
К нему привинчена.

Да умерла намедни.
Он называл ее Глашей.
И вот он идет замедленный,
Идет погасший.

Я сначала зашёл в гардероб,
Перед тем как отправиться в зал.
Сдал на время мой крест, и мой гроб,
И мой плащ, и кашне моё сдал.

Потолкался в театре ночном,
Где хрустальная люстра плыла,
Где в толпе в амплуа я одном,
А на сцене в другом амплуа.

Но со мною — вечерний прибой
И закатного солнца струя.
Непременно в театры с собой
Приношу декорации я.

Я недаром привесил звезду
К девятнадцатому этажу.
Вот сидишь ты в переднем ряду,
А я в синем луче прохожу.

Сквозь меня он, как нитка, продет,
И в луче я почти неживой.
И вплывает нью-йоркский рассвет
Прямо в белую ночь над Невой.

Но не ждут уже больше друзья
Там, где времени ветер прошёл.
Потому и к созвездиям я
Обращаюсь, как в адресный стол.

Да немного узнаешь у звёзд —
Только стужа вверху голосит,
И опущенный в прошлое мост
Над рекою забвенья висит.

Где-то, о чем-то обмолвился гений когда-то —
цитата.
Не прикасайтесь! Тут всё непорочно и свято —
цитата!
Лупят друг друга противники фразою сжатой —
цитатой!
Дурень взывает некстати и кстати —
к цитате!
Старый догматик на карточке снятый —
с цитатой!
Приспособленец сползает по скату —
в цитату!
А краснобай обзавелся богатой —
цитатой!
А ловкачу раздобыли по блату —
цитату!
А клеветник прицепился в печати —
к цитате!
Господа молит начетчик: обрадуй —
цитатой,
Дай всеобъемлющую по охвату —
цитату!
Речь болтуна потрясают раскаты —
цитаты!
Склочник взывает, крича благим матом, —
к цитатам!
Умники сплошь начинают трактаты —
с цитаты!
Публику лектор томит сто тридцатой —
цитатой!
Чтоб возбудить уваженье в дитяти —
к цитате,
В лагере день начинает вожатый —
цитатой!
Кто-то бормочет — назад, как в тридцатом,
к цитатам!
И растекается в витиеватых
цитатах!
Скучный оратор кладет, как заплаты —
цитаты
Дочку назвал компилятор завзятый —
Цитатой
… Раз укротитель водил по Арбату —
цитату!

Стоит у дома букинист.
— Прохожий, в книги окунись!

— Для всех служителей искусства
Удешевленно продается
«Путеводитель по беспутству»
И «Руководство по сиротству».

— Вот «Алфавитный указатель
Нас возвышающих обманов».
(Хватает книгу покупатель,
На цену даже и не глянув!)

— Вам нравится изящный слог?
Вам слыть поэтом очень хочется?
Вот вам «Бессонниц каталог»
И «Справочник по одиночеству».

— Заглядывайте чаще, братец,
В «Словарь нелепиц и невнятиц».

— Недавно издана опять
Для тех, кто не знаком с предметом,
Статья «Наука погибать,
Или как сделаться поэтом».

— Берите! Невелик расход!
А приложенья не хотите ль?
«Самоубийство как исход»,
Прекраснейший самоучитель.

— «От литераторских подмостков
До Литераторских мостков» —
Ряд драматических и хлёстких
Биографических набросков,
Пособие для новичков.

— Там даже критику найдёте,
Читайте все статьи подряд:
Статью «Поэт на эшафоте»,
Статью «Поэт — лауреат».

— И наконец — совет, прощальный:
Читайте пристальней, поэт,
В «Энциклопедии журнальной
«Классификацию клевет».

По земле шатаюсь я давно,
И везде вожу с собой окно.

Хоть люблю я в жизни перемену,
Но окно всегда вставляю в стену.

Приглашаю я в окно закат.
Птицы пусть в окне моем летят.

Ветку на окно мое кладу,
Рядом сбоку вешаю звезду.

Или, чтоб увидел целый свет,
Создаю ночной автопортрет —

В раме, за стеклом, стою в окне,
Свет фонарный шастает по мне.

Пусть стоит вселенная вверх дном,
Мне не страшно за моим окном!

Я поеду в городок морской,
Я мое окно возьму с собой

И у волн поставлю непременно,
Пусть окно окатывает пена,

Пусть там волны ходят ходуном,
Хорошо мне за моим окном!

Я от океана отделён,
В раме океан, и застеклён!

Каждым утром, сразу после сна,
Я выбрасываюсь из окна

И лечу на камни мостовой,
В мир невыносимо-деловой.

Как только на шахматы брошу я взгляд,
Всегда загораюсь веселым огнём:
Готовые к бою фигуры стоят,
И каждая пешка на поле своём.

Как в жизни — расписано всё по ролям,
У всех свое место, и всем свой черед.
И можно назад отступать королям,
Но пешки идти могут только вперёд.

Мой день, моя ночь еще крепко стоят,
Как белый квадрат и как черный квадрат.

Я тоже на шахматном поле стою,
Я тоже игру защищаю мою.

Еще мое сердце стучит и стучит
На стыке маневров, атак и защит!

Но с поля когда-нибудь снимут меня
Каким-нибудь каверзным ходом коня

За то, что я, силы своей не жалев,
Кидался по следу чужих королев,

За то, что с позиций, разгромленных вдрызг,
Я шел на предсмертный, восторженный риск!

За то, что сыграть не умел я вничью, —
За всё это гибелью я заплачу!

Навстречу мне — вражеских пешек навал,
И вот он, король мой, на смертном одре…
Но если я даже игру проиграл,
Я всё же участвовал в этой игре!

Хоть возьми и с тоски угробься,
Чтоб конец положить опекам.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!

Я от нежных забот правительства
Как суконный пиджак повытерся.

Не живи, а всю жизнь готовься
К торжествам олимпийским неким.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!

Оказался таким нелепым:
За мечтой волочусь прицепом.

Пирамидищею Хеопса
Шла волна над моим ковчегом.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!

По субботам с женой и сыном
Проплываю по магазинам.

С панталыку я сбился вовсе!
Ни звезды над моим ночлегом.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!

А во сне я как в звездопаде:
Звёзды спереди, звёзды сзади!

Неудобство, что человеком,
Человеком я оказался,
Кривосабельным печенегом
В мою полночь кошмар врубался!

Колоссальнейшее неудобство
Человеком быть, а не мопсом!
Как ты к миру не приспособься, —
Быть поэтом — сверхнеудобство!

Говорят, что поэт — поёт,
Да не верю я фразам дутым.
Говорю, что поэт — полёт
С нераскрывшимся парашютом.

Вечера ненастные.
Ветры неутешные.
Парни коренастые
Бомбами увешаны.

Потрясают автоматом,
Предъявляют ультиматум!

Кто тут против?
Кто тут за?
Дымятся из темных ободьев
У атамана глаза.

И брякает он фразу
Басом допотопным:
— Если против — сразу
Тут же вас и шлёпнем!

Если с нами солидарны,
Выражаем похвалу,
Но ухлопают вас парни,
Что стоят на том углу!

Кто-то голосом корявым
Добавляет в простоте:
— Нейтралистов мы дырявим,
И дырявят парни те!

В доказательство потряс
Он ручной гранатой…
Современники! У нас
Выбор пребогатый!

Ученый умно втолковывает,
Где точка, а где тире.
А поэт сидит и приковывает
Петуха к заре.

Что точка в земном пути?
Жить от нее не легче.
А у поэта, как ни крути,
Певчий петух. Певчий.

Поэт облюбует площадь,
Солнцем ее полощет.
Тут ведает всем булыжник,
И голубь — его сподвижник.

А ночью, как на параде,
Поэт красоваться рад,
И у поэта во взгляде
Уличный звездопад.

Слышен ветра окрик,
Ветер-хореограф
Пляшущих огней,
Скачущих теней.

Уже серебрятся
Огни на мостах,
Уже декорации
Все на местах,

И в светопаде и в блёстках
Поэт стоит на подмостках.

И, начиная кидаться
В прожекторную струю,
Поэт в своих декорациях
Ставит драму свою.

И встает метеором
В световом ореоле
Та — которая
В главной роли.

В небе первозданном
Техникой наплывной
Лицо ее крупным планом
Ложится на город ночной.

Он глянет наверх —
И гибнет заранее.
Он — человек,
А она — сияние.

Пытается он втереться
В мерцающее соседство.

Но со своею тяжестью
И с кряжистою тенью,
Никак он не развяжется
С законом тяготенья.

Ему — расстояние,
Ему — отречение,
А ей — сияние,
А ей — свечение.

И, обдавая сиянием,
Она проплывает над зданием,

А он соскользнувшим лучом
Закалывается, как мечом,
И на своей арене,
На перекрестке ночном
Истекает стихотвореньем —
Светящимся красным пятном.

Дом мой любит сотрясаться
Звоном рюмок и посуд.
А пройдет еще лет двадцать —
Дом наверное снесут.

Да и сам я вместе с домом
Стану чем-то невесомым,
Чем-то странным: я не я,
А воспоминания.

Но меня не запихнут
В фотографии квадрат:
В каждой из моих минут
Я остался как заряд.

Где-то спрятан, говорят,
Времени волшебный ящик:
Миги-нанизы-ваю-щий аппа-рат,
Жизне-записы-ваю-щий аппа-рат,
Жизне-вос-про-изво-дящий!

В аккуратной упаковке
Мигов, месяцев, годов —
Там лежат мои ночёвки,
Слышен шум моих садов,

Все расчёты, все просчёты,
Все фортуны повороты,
Жизнь, которая прошла,
Сердца тёмные заботы,
Будней колкие дела.

Только ручку крутани —
Получай их: вот они!

Остановлено мгновенье!
И тебе возвращено
То, что кануло в забвенье,
Унеслось давным-давно…

Только незачем без толку
В вечность пялиться, как в щёлку:

Без конца она и краю,
Что ей день и что ей год!
То, что с мигом я теряю,
То мне вечность не вернёт.

В осеннем сквере всё чин-чином:
Бродяга на скамейке пьян,
И, как хрусталь с бенедиктином,
На солнце светится каштан.

Стою беспомощно-осенний,
Совсем рассеянный чудак,
И от осенних невезений
В душе и в мыслях кавардак.

Бредут влюбленные по скверу,
По листьям, как по янтарю,
А я шотландскому терьеру
О смысле жизни говорю.

Справа и слева —
Здания, здания.
Где ж оно — древо,
Древо познания?

Нового стиля
Грехопадение —
В автомобиле
На заднем сидении.

Вот где любили
До обалдения!

Не до Валгаллы
Этим Брунгильдам:
Им бы с нахалом,
С каким-нибудь дылдой
В автомобиле
На темной дороге…

Были да сплыли
Грозные боги.

Старцев шокируя,
Странны, как в книгах,
Мчатся валькирии
В легких туниках.

Волосы ливнем
По шеям и спинам —
Ливнем призывным,
Ливнем звериным.

Юность в разгуле!
Юность в раскате!
В сумке — пилюли
Против зачатий.

Что же! гремите
Звонами плоти —
Юность в зените!
Юность в полете!

Юность на гребне!
Жизнь на подхвате!
Танец волшебный
В кровать из кровати!

Автомобиль
Лакированный
Зов протрубил
Любовный.

Лист, качаясь, напылался
До шафранно-красных жил
И по правилам баланса
По спирали закружил.

Вот он тонкий, вот он ломкий,
И, как мумия, он сух,
И уже по всей каёмке
Он свернулся и пожух.

Лунный луч, на ветки брызни!
Старый лист, лети ко мне!
Мы с тобою в книге жизни
На расходной стороне.

Отпылав и отработав,
Будем падать вкривь и вкось.
Для бухгалтерских расчётов
Важно, чтобы всё сошлось.

Если стал уже калёным,
До густых дошёл кровей —
То, согласно всем законам,
Должен шлёпнуться с ветвей!

Вот и небо стало мглистым,
И темнеть грозится впредь.
Остается мне со свистом
Над землёю пролететь.

Женщина в блеске свечей
Сидит, опершись на локоть.
Это из тех вещей,
Которые хочется трогать.

Казалось, чего уж проще —
Так же и у моллюска.
А тронешь — на ощупь
Под блузкой —
Музыка
Каждый мускул.

Глаза в нее погружаю
И чувствую, что дурею!
Меня заряжает,
Как батарею.

Многие мне страны
Были в пути обещаны,
И все-таки самой странной
Страною была женщина.

Томит миражем
В пустыне,
Пока не ляжем
И не остынем

В ее трясине,
В ее болоте,
В низинах
Ее плоти.

Бряцающие рифмами орясины!
Печалитесь вы часто из-за осени.
А осень разудалым Стенькой Разиным
Плывёт куда-то в струге многовёсельном.

Гогочет ветер, где-то близко рыская,
Как будто в наши спутники назначенный,
И лист мелькает, как княжна персидская,
В глаза кидаясь пестрой азиатчиной.

А дуб стоит в своей короткой кожанке
Чуть загулявшим ветераном осени.
Мне весело, как в мастерской художника,
Где все картины красочно разбросаны.

Налей себе вина разгульной осени
И чарку до последней капли высоси:
Она из сердца вынет все занозины
И разрешит твои любые кризисы.

Прогуливаюсь, празднично утешенный,
По всем дорогам осени взъерошенной,
А ночью у меня луна подвешена
Перед окном огромною горошиной.

И ночь идёт скрипящая и хлесткая,
И кажется — луна в окне расплавлена.
А утром неба синева матросская
Уходит в вечность, как уходят в плаванье.

Я эмигрировал на озеро,
В столпотворение берёз.
На край земли меня забросило,
А на какой — не разберёшь.

Весь день сижу на лодке с удочкой,
В воде качаю небосвод.
Я эмигрировал из будничных
Занятий, помыслов, забот.

Тут у меня медведь в наместниках!
Я восхитительно уплыл
От телевизорных наездников,
От их фасонистых кобыл,

Уплыл от телефонных взломщиков,
От радиопроповедей.
Вверху над рощей — месяц ломтиком,
И ломтик лодки на воде.

Покачивают ветки гнутые
Берёзы над водой седой,
А я с тенями ветки путаю,
Я небо путаю с водой.

И я сливаюсь с тенью лодочной,
Замазан сумерками сплошь.
Я на воде почти что точечный.
И не старайся — не найдёшь.

Сколотил ты свой угольный рай
До последнего гвоздика.
А теперь — то и знай — повторяй:
— Загрязнение воздуха!

Загрязнение воздуха! Что ж
Горевать из-за этого?
По вечерней дороге идёшь —
А она фиолетова.

Вся в дыму, вся в бензинных парах,
В ядовитой лиловости.
В страх бросает? (А разве не страх —
Загрязнение совести?)

Говорите, что хуже нет бед,
Что от дыма завянете.
Это — вред? (Ну, а разве не вред —
Загрязнение памяти?)

О как счастливы мы, ухитрясь
Защититься от копоти.
Это — грязь? (Ну, а разве не грязь
В нашем жизненном опыте?)

Ах, как сажа летит по дворам
И по стенам размазана.
Это — срам? (Ну, а разве не срам —
Загрязнение разума?)

Загрязнил ты всё то, что тебе
Было Богом даровано —
И кричишь, что к фабричной трубе
Приближаться рискованно!

И кричишь, что над городом чад
Как пятно надо вывести —
И молчишь, там где жизни влачат
В испарениях лживости!

Сколько дымы на нас ни ползут, —
Потруднее управиться
С загрязнением скорбных минут,
С загрязнением празднества.

Пострашнее, чем дыма слои
И фабричного замызга —
Загрязнение вымысла и
Загрязнение замысла.

Но кричим мы весь день впопыхах,
Повторяем без роздыха:
— Загрязнение воздуха! Ах!
Загрязнение воздуха!

Мне хочется поговорить о ветке,
Которую я полюбил навеки.

Мне хочется поговорить о ветке,
О ветхости, о ветоши, о ветре.

Мне хочется поговорить о ветке,
О как в окно ее удары вески!

Поговорить о синеве заветной,
Поговорить о синеве за веткой!

О ветке, что зеленым оборванцем
В мое окно так любит забираться,

О ветке, что советуется с ветром
О самом тайном и о самом светлом.

И осенью я очарован веткой,
Ее листвой с тигровою расцветкой,

Как будто под окно привел ноябрь
Костры, и тигров, и цыганский табор!

Но скоро вся листва уходит в отпуск,
Оставив только ветку, только подпись.

Я говорить хочу о ветке зимней,
О ветке, снеге, их любви взаимной,

О их любви взаимной, несусветной,
О как интимно снег слепился с веткой!

Я знаю их веселые повадки:
Обледенев, позвякивать на Святки.

Когда-нибудь любви своей экзамен
Они сдадут весенними слезами.

Всегда откуда-то берётся
Какое-нибудь сумасбродство.

Всегда откуда-то берутся
Какие-нибудь безрассудства.

Какая-нибудь околесица
Бог знает как в стихи заносится,

И оголтелая нескладица
Бог знает как в стихи повадится.

Гладишь — и рифмами украсится
Какая-нибудь несуразица.

За мною числится бессмыслица,
Нелепица за мною числится,

За мною значится невнятица,
За мною путаница значится.

В моем хозяйстве неурядица,
Запасы как попало тратятся,

Вослед за словом слово катится,
Разноголосица, сумятица.

Стихи — пустяк, стихи — безделица,
Стихи без всякой цели мелются,

Пока кормилица-поилица —
Моя чернильница не выльется,

Вослед за словом слово гонится…
Зарница — звонница — бессонница.

Наверное, появится заметка,
А может быть, и целая статья,
В которой обстоятельно и метко
Определят, чем занимался я.

Какие человечеству услуги
Я оказал. В чем был велик, в чем мал.
Какие в гроб свели меня недуги,
Какой меня священник отпевал.

Цитаты к биографии привяжут,
Научно проследят за пядью пядь.
А как я видел небо — не расскажут,
Я сам не мог об этом рассказать.

Кто передаст температуру тела,
Которую я чувствую сейчас?
Ведь никому нет никакого дела
До рук моих, до губ моих, до глаз.

Я в каждое мое стихотворенье
Укладывал, по мере сил своих,
Мое дыханье и сердцебиенье,
Чтоб за меня дышал и жил мой стих.

Залезаю в коробку железную,
Нажимаю кнопку полезную
И подымаюсь над бездною!

И вот я в каменном
Фамильном гнезде
Готовлюсь к экзаменам
По автомобильной езде.

Готовлюсь у стенки
С квадратным вырезом,
Где небо оттенка
Ириса
Посередине с Сириусом.

Строится где-то, строится где-то
Дом для меня, дом для меня.
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Помню я дерево у плетня
В самом центре тихого лета.
Дерево это, дерево это
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Был когда-то друг у меня,
Где он — спроси у ветра ответа.
Свидимся где-то, обнимемся где-то
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Праздность моя, звездность моя,
Жизнь без расчета, жизнь без запрета –
В небе ты канула, словно комета,
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Только зубы покрепче стисни —
Выстроим дом, выстроим дом
Там, за углом, за углом жизни,
Там, за углом, там за углом.

По желобку на потолке
Проскальзывает занавес.
А врач в халате, в колпаке,
Качается невдалеке,
Как будто из тумана весь.

По комнате туда-сюда
Плывет сестрица-рыбица,
А у врача-то борода,
Как водоросли, дыбится!

И начинается возня:
Надвинулись халатами,
Чтобы наверх тащить меня
Цепями и канатами.

А я лежу на самом дне,
На самом дне беспамятства,
А доктор что-то в ухо мне
Рычит тартарарамисто!

Меня, наверно, воскресят.
Случаются ведь странности.
И к человечеству назад
Препроводят в сохранности.

Я снова стану сгустком чувств,
Я снова стану хищником,
Я снова жадно восхищусь
Каким-нибудь булыжником!

Иль облупившейся стеной
С какой-нибудь царапиной,
Иль в дождь дорогою ночной,
Закапанной, заляпанной.