Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

Вдумчиво вчитайтесь в слово это.
В нем загадок отвлеченных нет.
Мир и счастье строит стих поэта,
Если долг свой осознал поэт.

Если он, великой цели ради,
Сможет с пьедестала ложь столкнуть
И, в лицо бесстрашно правде глядя,
Озарит к победе трудный путь.

Он поэт! Он силой слова может
Заговор банкротов обличить —
Тех, кто сеет хаос, мир тревожит,
Чтоб в капкан народы залучить!

Это он — писатель — ныне призван
Труд воспеть, который мы ведем,
Всех подняв на стройку новой жизни
Жарким поэтическим огнем!

Это он — поэт, певец свободы,
Должен стать глашатаем страны,
Возвестить решение народа
Драться против смерти и войны!

Да! Молчанье было бы изменой!
Хочешь мира — бойню заклейми!
В этом — долг твой, высший и священный,
Перед всеми честными людьми!

Поэт, говори!
Великая битва настала.
В цветущую родину счастья
вломилась шальная орда!
Сегодня молчанье преступно!
Сквозь гул орудийного шквала
пусть слышится голос поэта,
как праведный голос суда!..

Запад раздавлен: пепел и дым.
Черная смерть прокружилась над ним.
Гордость столетий — столицы столиц
в щебень размолоты, рухнули ниц.
Взорваны храмы и замки старинные,
разорены галереи картинные,
втоптаны в землю созданья веков…

Хрип умирающих стариков,
мертвых детей искаженные лики
и матерей исступленные крики —
все это в сердце запечатлено;
сдавлено болью и горем оно.

Трупы на улицах… Беженки… Беженцы…
Бомбы… Бомбежки… Бомбоубежища… —
хищный, тысячеглавый дракон
здесь утвердил свой преступный закон
и подавил своей черною властью
жизнь и любовь, человечность и счастье…

Север ли, юг ли, пески иль фиорды —
всюду вершатся злодейство и мор:
тысячеглавый и тысячемордый
враг в нас стреляет, стреляет в упор.
Скорбные трупы и скорбные трубы,
пепел и щебень у нас на пути.
И посиневшие, мертвые губы
шепчут молитвы и молят спасти…

Сегодня пусть смолкнут флейты
перед звуками всемирного гимна!
Борцы и поэты,
пусть сталью гремит ваша песня!
Исполним свой долг!
Он безмерно высок!
В это горячее, в это горючее лето
в далекой России решаются судьбы планеты,
и, затаив дыханье,
мир смотрит туда: на Восток.

И во мглу эпохи ударил свет,
И разлился он, как река,
И на давний вопрос обрели ответ
И мечты, и дни, и века.

И людей, которых скрутило зло,
Тех, чьи души изгрызла тоска,
Слово Ленина подняло и повело
Сквозь мечты, сквозь дни, сквозь века.

И что делать — отныне узнал любой,
Стали явью мечта и сон,
Слово сделалось делом, а дело — борьбой,
И победой, и славой времен.

Замерли, смолкли вдруг
шумные бури.
Вот уже лес и луг
тонут в лазури.

Сладко уйти, упасть
в глубь этой сини.
Жажда, мечта и страсть
дремлют отныне.

Вечность спешит помочь,
снять с тебя путы,
тает, уходит прочь
бренность минуты.

Бедной душе несет
сон исцеленье,
и для земли грядет
час избавленья.

Глушь… Синева… Туман…
Боль замирает.
Слышишь: на флейте Пан
где-то играет.

Птица, пчела и жук
тихо запели…
И нарастает звук
виолончели.

Но эта книга жгла сильней огня.
Еще рука ее раскрыть не смела,
а имя — Ленин — прямо на меня
с обложки строгой пристально смотрело.

Впервые имя Ленин встретил я,
одним искусством занятый всецело,
и долго ждал, пока душа моя
раскрыть мне книгу жизни повелела.

Так что за маг околдовал меня,
заполнив разом все мои пробелы?
О, эта книга жгла сильней огня.
Как сердце заглянуть в нее сумело?

Кем вдруг была расколота броня,
которую земное зло надело?
Как я в ночи увидел близость дня
и как завеса с глаз моих слетела?

Каким лучом мой разум осеня,
ко мне явилась радость без предела,
в тот самый миг, когда он спас меня,
земля в предзимней хмури опустела.

Но, зиму наступавшую гоня
и затопив вселенские пределы,
весна победно песнь свою запела
в тот самый день, когда он спас меня.

О, не страшись, когда бурь порыв,
безумствуя, бьет в набат
и виснут тучи, полнеба скрыв…
Ведь все, чем движим ты, все, чем жив,
сильнее их во сто крат!

Не бойся, когда в твой заглянет дом
эпохи кровавый лик,
все взроет, перевернет вверх дном!
Ты, распростившийся с долгим сном,
божественен и велик!

Ты злу неподвластен! Так не страшись!
Ты все одолел наконец.
Мечты и надежды твои сбылись,
солдат человечества и певец!
Не бойся же! Не страшись!

Занимались, угасали зори…
Шел корабль издалека домой.
Тучи плавно опускались в море.
Но везде и всюду надо мной
Крыльев свист я слышал на просторе.

Будто в небо надо мною врос
Друг моих скитаний — альбатрос.

Если море тихо, без усилья
Зеркалом серебряным течет,
Узкие расправленные крылья
К водам направляют свой полет —

Словно свет их парусность несет…

Если же затишье день принес —
Раздраженно кличет альбатрос.

В полдень над зеленым океаном
Круто подымается в зенит
И оттуда свистом ураганным
Мимо судна в волны прозвенит:
Метко бьет он клювищем багряным!

Опытный, бывалый, как матрос,
Рыбу добывает альбатрос.

А когда безумная вода,
Вздыбив океанскую равнину,
Пенит ночь и тучи и когда
Судно низвергается в пучину
И вот-вот исчезнет навсегда, —

В смехе молний, в громыханье гроз
Проскользнет стрелою альбатрос.

С громким криком пролетает птица.
Как горяч и светел этот клик!
Гневный, возмущенный — он велик,
Этот клик из сердца бури мчится,

Это клич восстания пронес
Брат по духу, гордый альбатрос.

В тропиках, в кипящем океане,
В час, когда темнеет все вокруг
И зари багровое пыланье
В черный мрак преобразится вдруг, —
Тень полета слышу в океане:

Пусть и звездам выйти не пришлось,
Но всегда над морем альбатрос.

Так текли медлительно недели.
И однажды показался риф:
В жарком солнце пальмы зеленели,
Рощицы над бухтою шумели…
Мы входили в голубой залив.

А вдали — за пальмы, за утес
Улетал навеки альбатрос.

Годы шли. И только в сновиденье
Изредка мелькнет его полет.
Но когда сгибаются колени
Оттого, что непосилен гнет, —
Гневный зов я слышу в озаренье:

Это кличет сквозь удары гроз
Надо мной, как встарь, мой альбатрос.