Антология - Европейские поэты Возрождения

Во времена весны твоей могла
Ты с розою пунцовою сравниться,
Что грудь подставить ветерку стыдится
И робкой ласке первого тепла.

Но роза бренна — значит, ты была
Прекрасна, как небесная денница,
В лучах которой поле серебрится,
Алеют горы и редеет мгла.

Года тебе не нанесли урона,
И над тобой, одетою скромнее,
Не торжествует юная краса.

Цветок милей недавнего бутона,
И солнце в полдень жарче и светлее,
Чем поутру всходя на небеса.

Всесильный боже мой, создатель и творец,
Гнев утиши ты мой, помилуй нас, отец.

Не отвращай свой лик от наших страшных мук,
Мы страждем каждый миг от басурманских рук.

Поля, и весь, и град ограбив, турок сжег.
Стенает стар и млад, всех в рабство он увел.

Юнаков пала рать, иссечена мечом,
Кто не успел бежать — стенает под бичом.

Враг и детей рубил в объятьях матерей,
Безжалостно губил невинность дочерей,

Он знал корысть одну, он семьи разрывал:
Здесь продавал жену, а мужа там сбывал.

Низвергнув алтари, святыни поругал,
Твои монастыри с землею он сровнял,

Коней вводили в храм, проклятою ногой
Сынам твоим на срам топтали крест честной.

И шили дерзкие из риз и стихарей
Кафтаны мерзкие для шайки главарей.

И, чаши для даров перековав в ковши,
Отделкой поясов кичилися паши.

В обители святой спасающихся дев
Покрыл он срамотой, их чистоту презрев.

Он обрезал детей для войска янычар,
И смерти был лютей постыдный тот удар.

Спешили разрушать и жечь дома господ,
И, не успев бежать, в них погибал народ.

Он мучит христиан, всечасно гонит их,
И чтить велит Коран оставшимся в живых.

Нас турок победил и крепнет, победив,
Ни у кого нет сил бороться супротив.

И гибнет твой народ, и грозен каждый час,
Всех лютый страх гнетет, а ты покинул нас.

Терзают нашу плоть, немил нам этот свет,
К тебе же, о господь, у них почтенья нет.

И под ноги попрать решили твой закон,
И силою сломать тех, кто не покорен.

Когда огонь зажжен среди лесов и гор,
То камень обнажен, стоит без листьев бор.

Так не осталось здесь ничто без перемен,
Горит и град и весь, людей уводят в плен.

Сражались грек, поляк, латинянин, хорват,
И серб, и с ним босняк — но крепок супостат.

Иные, ослабев, уже не рвутся в бой,
Мы узнаем твой гнев, отвергнуты тобой.

Зачем же созывать, коль нам прощенья нет,
На битву верных рать, бессилен наш обет.

Чтоб не погиб народ, грехи нам отпусти
И в этот страшный год помилуй и прости.

Сей агарянский меч сломи, о боже сил,
Чтоб всем костьми не лечь, чтоб всех не погубил.

От первых дней ты — спас, защита и покров,
Помилуй, боже, нас, услышь наш смертный зов.

За наш греховный путь такая нам судьба,
Но милосерден будь, вот страждущих мольба.

Пусть жала злых бичей, что свищут, нас губя,
Падут на палачей, не знающих тебя.

О, помоги своим, избавь нас от тягот,
За веру мы стоим, а нас неверный бьет…

Ты глаз дороже мне, Рагуза-родина!
Земли и моря, землю окружившего,
Дитя родное ты, родней колонии,
Дважды Рима наследье.[100]

О чем же лучшем мне молить, о лучшая?
Блаженная когорта небожителей
Да сохранит тебя на веки вечные,
Вознося непрестанно!

Ты умереть, ты сгинуть не позволишь мне,
Начальнику той зачумленной крепости,[101]
Где суша, море, воздух, все — зловоние
От болотной заразы.

Благая, возвратишь к себе ты Элия,
Воскормленника слабого и хворого,
Чтоб он опять, как Вакх в бедре Юпитера,[102]
У тебя возрастал бы.

Бежав от сил подземных и от гибели,
С рассказами к тебе приду я, радуясь,
Как Геркулесу — фессалийка чистая,[103]
Тезеид[104] — Эскулапу.

Коль ты, читатель, вдруг взял песни эти в руки,
Будь весел твой досуг, не знай твой ум докуки.
А коль тебя они невольно чем-то ранят,
Терновник отклони — твоею роза станет.
Твори и сам, твори, что можешь, что по силам.
Ты волен: говори, что знаешь, с трезвым пылом.
Я об одном прошу — костей моих не трогай:
И так едва дышу, истерзанный тревогой.

Кто рай спешит познать, взгляни на вилу эту:
Подобной не сыскать, хоть век ищи по свету.
Как в сладостном раю, в ее лице блаженство.
Взгляни — и жизнь свою славь это совершенство.
Пред этой красотой как удержать волненье?
Как сохранить покой? Как скрыть в глазах смущенье?
Коль вила что-нибудь промолвит, голос дивный
Наполнит сразу грудь отрадой неизбывной.

Зачем так упорно лицо ты скрываешь?
Я раб твой покорный— ужели не знаешь?
Я назван поэтом молвой легкокрылой.
Ужель ты об этом, цветок мой, забыла?
Позволь же поэту быть рядом всечасно.
На дерзость не сетуй, цветок мой прекрасный.
Хвалу воздавая красе безупречной,
Как солнце, тебя я прославлю навечно.

Не радость я пою, цветок благоуханный, —
Я в песнях слезы лью, сражен сердечной раной.
Не проявляй к мольбам слепого безучастья.
Зачем печалюсь там, где так возможно счастье?
В честь вилы молодой как петь мне гимны страстно,
Когда мечтой одной живу — мечтой напрасной?
Желаньями горю, а сердце грусть сжимает,
Как розу, что зарю последнюю встречает.

Случай, а не слухи: юношу тайком
Завлекли к старухе звонким кошельком.
Мы на все согласны ради кошелька.
Кошельки безгласны, но их власть крепка.

О время златое! Сколь ты быстротечно!
Неужто с тобою прощаюсь навечно?
Как быстрое лето, ты сникло, увяло,
В душе моей света так мало, так мало…

О время веселья! Сколь ты быстрокрыло!
Ты сладкое зелье мне щедро дарило,
Но все, что светилось безбрежностью счастья,
Теперь обратилось во мрак и в ненастье.

О ты, время рая! Где, где твоя сила?
Иль власть чья-то злая тебя погасила,
Иль просто с дороги свернуло ты круто,
Чтоб жить без тревоги другому кому-то?..

О радости время! Не жду с тобой встречи:
Гнетущее бремя легло мне на плечи —
Грустна моя участь, горьки мои муки,
И смех и певучесть со мною в разлуке.

О время цветенья! И как же случилось,
Что стал словно тень я, что все омрачилось,
Что взор мой впервые померк от печали,
Что песни былые в устах отзвучали?

О ты, время счастья! За что ж это горе,
Что должен попасть я в бурливое море,
Над тьмою глубокой держась так некрепко
В ладье одинокой, бессильной, как щепка?

О время слепое! Куда ж забрело ты,
Оставив со мною лишь боль да заботы?
Я сам, видно, сохну сухоткой твоею —
И слепну, и глохну, и скорбно немею…