Федор Сологуб - Полное собрание стихотворений
Июль 1911
4
Милый бог, моя жизнь – твоя ошибка.
Ты меня создал не так.
Разве можно того, чья душа – улыбка,
Сделать товарищем буйных собак!
Я не хотел твоих планов охаять,
Думал: «Попытаюсь собакою быть».
Кое-как я научился лаять
И даже привык на луну выть.
Но всё же, милый бог, мне тяжко.
Быть собакой уж и сил нет.
Ну какая ж, подумай, я – дворняжка!
Я искусство люблю, я – поэт.
18 июля 1912 Удриас
5
Самоуверенный и надменный,
Но на мой взгляд глупый и жалкий,
Поэт в панаме драгоценной
Замахнулся на меня палкой.
Что же ты, глупый, так испугался?
Ведь я же на тебя не лаю.
В жизнь мою никогда не кусался,
Я только песни да поэмы слагаю.
Ты не поймешь, что живу не напрасно,
Что мой подвиг собачий чего-нибудь стоит.
Ведь в полночь никто так печально и страстно,
Как я, на луну не завоет.
Такою тоскою ты, умник жалкий,
Никогда своих стихов не напоишь.
Тебе бы лишь кричать да махать палкой,
Ты от тоски никогда не завоешь.
Проходи же, стихослагатель грубый,
В меня камней трусливо не швыряя.
В икры твои я не вонжу мои зубы,
Даже и ночью, жестоко страдая.
Проходи, проходи без шума и без ссоры.
Я презираю твой голос нахальный,
Твой смех презрительный, гордые взоры
И твой воротничок высокий, крахмальный.
Если меня с дороги ты погонишь,
Что ж, убегать от людей не впервые.
Но берегись, – размахавшись палкой, уронишь
На песок дороги глаза надставные.
19 июля 1912 Удриас
«Когда меня ты грозно гонишь...»
Когда меня ты грозно гонишь
От здешней милой жизни прочь
И душу трепетную клонишь
В твою таинственную ночь, —
Покорен я. Мои светила
По предначертанным путям
Текут, – и будет все как было
И здесь, жестокая, и там.
Очей моих не отвращая
От бездны той, куда стремлюсь,
И злобу всю твою прощая,
Я, умирая, улыбнусь.
20 июля 1912
«Беспощадная вовремя скосит...»
Беспощадная вовремя скосит,
Позабудется скоро могила.
Утонувший невесту не спросит:
«Отчего ты меня разлюбила?»
Не приснится невесте, не встретит
Он ее в неожиданном месте.
А в минуту тоски не ответит
Ничего загрустившей невесте.
Так скользят, убегая, мгновенья
Наслажденья и трепетной боли.
Да и как же иначе? Забвенье —
Это милость божественной воли.
23 июля 1912 Удриас
«Выпил чарку, выпил две...»
Выпил чарку, выпил две,
Зашумело в голове.
Неотвязные печали
Головами закачали.
Снова чарочку винца,
Три, четыре, – без конца.
По колено стало море,
Уползает к черту горе.
Томно, тошно без вина.
Что же думать? пей до дна.
Всё тащи в кабак живее,
Жизни скарба не жалея,
К черту в пасть да на рога —
Жизнь нам, что ли, дорога!
6 ноября 1912
«Смеется ложному учению...»
Смеется ложному учению,
Смыкает вновь кольцо времен,
И, возвращаяся к творению,
Ликует Аполлон.
Не зная ничего о радии
И о загадках бытия,
Невинным пастушком в Аркадии
Когда-то был и я.
И песни я слагал веселые
На берегу лазурных вод,
И предо мной подруги голые
Смыкали хоровод.
Венки сплетали мне цветочные,
И в розах я, смолянокудр,
Ласкал тела их непорочные,
И радостен, и мудр.
И вот во мглу я брошен серую,
Тоскою тусклой обуян,
Но помню все и слепо верую —
Воскреснет светлый Пан.
Посмейся ложному учению,
Сомкни опять кольцо времен
И научи нас вдохновению,
Воскресни, Аполлон!
23 ноября 1912
«Лиловато-розовый закат...»
Лиловато-розовый закат
Нежно мглист и чист в окне вагона.
Что за радость нынче мне сулят
Стенки тонкие вагона?
Унесусь я, близко ль, далеко ль,
От того, что называю домом,
Но к душе опять все та же боль
Приползет путем знакомым.
В день, когда мне ровно пятьдесят
Лет судьба с насмешкой отсчитала,
На пленительный смотрю закат,
И все то же в сердце жало.
То, о чем сказать не смею сам,
Потому что слово слишком больно,
Пусть заря расскажет небесам.
Ей не трудно и не больно.
17 февраля 1913
«Жизни, которой не надо...»
Жизни, которой не надо,
Но которая так хороша,
Детски-доверчиво рада
Каждая в мире душа.
Чем же оправдана радость?
Что же нам мудрость дает?
Где непорочная сладость,
Достойная горних высот?
Смотрим в горящие бездны,
Что-то хотим разгадать,
Но усилья ума бесполезны —
Нам ничего не узнать.
Съевший в науках собаку
Нам говорит свысока,
Что философии всякой
Ценнее слепая кишка,
Что благоденствие наше
И ума плодотворный полет
Только одна простокваша
Нам несомненно дает.
Разве же можно поверить
В эту слепую кишку?
Разве же можно измерить
Кишкою всю нашу тоску?
20 – 21 июля 1913 Гойла
«Мудрец мучительный Шакеспеар...»
Мудрец мучительный Шакеспеар,
Ни одному не верил ты обману.
Макбету, Гамлету и Калибану
Во мне зажег ты яростный пожар,
И я живу, как встарь король Леар.
Лукавых дочерей моих, Регану
И Гонерилью, наделять я стану,
Корделии отвергнув верный дар.
В мое труду послушливое тело
Толпу твоих героев я вовлек,
И обманусь, доверчивый Отелло,
И побледнею, мстительный Шейлок,
И буду ждать последнего удара,
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.
24 июля 1918 Тойла
«Беден дом мой пасмурный...»
Беден дом мой пасмурный
Нажитым добром,
Не блестит алмазами,
Не звенит сребром,
Но зато в нем сладостно
Плакать о былом.
За мое убожество
Милый дар мне дан
Облекать все горести
В радужный туман
И целить напевами
Боль душевных ран.
Жизнь влача печальную,
Вовсе не тужу.
У окошка вечером
Тихо посижу,
Проходящим девушкам
Сказку расскажу.
Под окном поставил я
Длинную скамью.
Там присядут странницы, —
Песню им спою,
Золото звенящее
В души их пролью.
Только чаще серая
Провлечется пыль,
И в окно раскрытое
На резной костыль
Тихо осыпается —
Избитая быль.
4 сентября 1913 Тойла
«Только забелели поутру окошки...»
Только забелели поутру окошки,
Мне метнулись в очи пакостные хари.
На конце тесемки профиль дикой кошки,
Тупоносой, хищной и щекатой твари.
Хвост, копытца, рожки мреют на комоде.
Смутен зыбкий очерк молодого черта.
Нарядился бедный по последней моде,
И цветок алеет в сюртуке у борта.
Выхожу из спальни, – три коробки спичек
Прямо в нос мне тычет генерал сердитый,
И за ним мордашки розовых певичек.
Скоком вверх помчался генерал со свитой.
В сад иду поспешно, – машет мне дубинкой
За колючей елкой старичок лохматый.
Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой,
Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой.
Всё, чего не надо, что с дремучей ночи
Мне метнулось в очи, я гоню аминем.
Завизжали твари хором, что есть мочи:
«Так и быть, до ночи мы тебя покинем!»
6 сентября 1913 Тойла
«Ты живешь безумно и погано...»
Ты живешь безумно и погано,
Улица, доступная для всех, —
Грохот пыльный, хохот хулигана,
Пьяной проститутки ржавый смех.
Копошатся мерзкие подруги —
Злоба, грязь, порочность, нищета.
Как возникнуть может в этом круге
Вдохновенно-светлая мечта?
Но возникнет! Вечно возникает!
Жизнь народа творчеством полна,
И над мутной пеной воздвигает
Красоту всемирную волна.
18 сентября 1918 Петербург
Жуткая колыбельная
Не болтай о том, что знаешь,
Темных тайн не выдавай.
Если в ссоре угрожаешь,
Я пошлю тебя бай-бай.
Милый мальчик, успокою
Болтовню твою
И уста тебе закрою.
Баюшки-баю.
Чем и как живет воровка,
Знает мальчик, – ну так что ж!
У воровки есть веревка,
У друзей воровки – нож.
Мы, воровки, не тиранки:
Крови не пролью,
В тряпки вымакаю ранки.
Баюшки-баю.
Между мальчиками ссора
Жуткой кончится игрой.
Покричи, дитя, и скоро
Глазки зоркие закрой.
Если хочешь быть нескромным,
Ангелам в раю
Расскажи о тайнах темных.
Баюшки-баю.
Освещу ковер я свечкой.
Посмотри, как on хорош.
В нем завернутый, за печкой,
Милый мальчик, ты уснешь.
Ты во сне сыграешь в прятки,
Я ж тебе спою,
Все твои собрав тетрадки:
– Баюшки-баю!
Нет игры без перепуга.
Чтоб мне ночью не дрожать,
Ляжет добрая подруга
Здесь у печки на кровать,
Невзначай ногою тронет
Колыбель твою, —
Милый мальчик не застонет.
Баюшки-баю.
Из окошка галерейки
Виден зев пещеры той,
Над которою еврейки
Скоро все поднимут вой.
Что нам, мальчик, до евреек!
Я тебе спою
Слаще певчих канареек:
– Баюшки-баю!
Убаюкан тихой песней,
Крепко, мальчик, ты заснешь.
Сказка старая воскреснет,
Вновь на правду встанет ложь,
И поверят люди сказке,
Примут ложь мою.
Спи же, спи, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
12 октября 1918 Петербург – Москва