Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений

Ты помнишь светлые недели
Прогулок легких и безделий
В дни голубые октября?
Белели рощи в тверди синей,
Дышал мороз, и падал иней,
Холмы и долы серебря.

В пустынных храминах древесных
Еще я видел ног прелестных
Благоуханные следы.
Вставал пред взором сон недавний,
И заколоченные ставни
Я воспевал на все лады.

Потом всё было бурей смято:
Отец от сына, брат от брата,
Все разбежались, кто куда.
Дымилась кровь, зияли гробы…
Что за смешенье лжи и злобы,
Какие темные года!

Ты верен был домашним ларам:
С твоим Гомером и Ронсаром
Надолго скрылся ты в глуши,
И городская опьянелость
Не тронула благую целость
Твоей классической души.

Я в общий омут был затянут,
Был опрокинут, был обманут
В моем незрелом мятеже.
И вдруг воскресло всё, что было»
И нас судьба соединила
На новом жизни рубеже.

Мой нежный друг, внимавший благосклонно
Моим стихам, не оттого ли ты
Хранишь следы античной красоты,
Что предок твой — любимец Аполлона?

Из крови отрока во время оно
Пурпурные и белые цветы,
Кудрявясь, расцвели; а их черты
Вещают нам о сыне Теламона.

В Лакедемон толпами шел народ
На праздник Гиацинтий, и Эврот
Был песнями святыми оглашаем.

И из дворца, при звоне лир, к реке
Сходила в гиацинтовом венке
Елена с златокудрым Менелаем.

Какой, скажи мне, благосклонный демон
Соединил нас, милый друг и брат?
Как Менелай в родимый Лакедемон,
Вернулся я в отчизну. Как я рад!

О прошлом всё поет полузабытом,
И ты, кого люблю я больше таз,
Со мной летишь по колеям размытым
В вечерний, жемчугом миротворимый час.

Овсами нежно зеленеют пашни,
Сквозь белый дым не проблеснет заря!
И странно вспомнить яркий сон вчерашний:
И горы гордые, и пышные моря.

Устала от дождей туманная окрестность…
Как мы одни в тоскующих полях!
Вновь впереди тяжелая безвестность,
Опять в душе печаль и тайный страх.

Чем рок завистливый нам угрожает снова?
Воспрянет ли поэт печальный твой?
Но крепнет грудь от воздуха лесного…
Как пахнет хвоями, березовой листвой!

Скудеет день. По меркнущим дорогам —
Туман. О, что еще мне суждено
На бедной родине, давно забытой Богом,
Где так пустынно, жутко и темно?

Цветов благоухающие связки
Тебя венчали, юную как день,
И только тот, в ком сердце — как кремень,
Тебя не обожал во время пляски.

Но твой триумф не избежал огласки,
И месть Венеры, словно злой слепень,
Ужалила тебя, послав ячмень,
И узкие порозовели глазки.

А я, увидев пурпур глаз твоих,
Молитвенно шепчу Катуллов стих:
Flendo turgiduli rubent ocelli.

Киприда злобная посрамлена
И на Олимп к отцу спешит она
Рыдать о том, что не достигла цели.

Я вижу гор шотландских властелина,
Я слышу лай веселых песьих свор.
Под месяцем, теней полна долина,
Летит Стюарт и грозный Мак-Айвор.

В тумане вереск. Мрачен разговор
Столетних елей. Плачет мандолина,
И шепчет ветр над урною: Алина!
О, темных парк жестокий приговор!

Но се алтарь. Клубится ладан густо.
Какая радость в слове Златоуста!
Выходит иерей из царских врат,

И розами увит его трикирий.
Я узнаю тебя, мой брат по лире,
Христос воскрес! мы победили, брат.

Я обещал Вам непременно
Стихи. Но не моя вина,
Что своенравная Камена
С воспоминанием дружна
И вечно в ссоре с настоящим.
Владеет скакуном кипящим
Лишь хладнокровная рука
Испытанного ездока.
А стих — что конь. Но перебродит
Былое чувство, как вино,
И мысль созреет, как зерно.
Тогда из-под пера выходит
Сознаньем взнузданный куплет,
Давно просившийся на свет.

Мороза ледяные узы
Сковали мир. Ну что ж? Пускай!
Под ласковым дыханьем Музы
Всё тот же зеленеет май.
Как лодка под напором ветра,
По воле Пушкинского метра
Лечу я к Вашей мастерской.
Весенней негой и тоской
Душа полна. Окно раскрыто,
Спешу занять обычный пост.
Внизу шумит Кузнецкий Мост,
Гремят колеса и копыта,
Шипя и подымая пыль,
Проносится автомобиль.

Как много счастья ночью краткой
Ты мне дарил, волшебник май!
Уж выпит, приторный и сладкий,
Давно простывший, бледный чай.
Смолкают сонные вопросы,
И две последних папиросы
Мне остается докурить.
Как хочется мне их продлить,
Как эти папиросы сладки!
Ненастье черное в окне…
Картины в стиле Клод Монэ
Лежат повсюду в беспорядке —
Французский, красочный пожар,
И пахнут краски, скипидар.

С бессонным, утомленным взором,
Сказав прости моей мечте,
По лестницам и коридорам
Блуждал я долго в темноте.
Не раз ногой попавши в лужу,
Я вышел наконец наружу.
Дождем обрызгана сирень,
Над городом — ненастный день,
А в сердце — боль разуверенья,
Неразрешившийся вопрос.
В волшебной силе папирос
Ищу минутного забвенья.
Всё пусто. Редко промелькнет
Раскрывший зонтик пешеход.

Я помню час разлуки дальной,
Конец пленительного сна,
И взор задумчиво-печальный
У запыленного окна.
Вдали виднелись те же зданья,
Заученные очертанья
Карнизов, кровель, куполов…
Никто на расставанье слов
Не находил. Но ясно было,
Что призрак реял среди нас,
Что сердце не одно в тот час!
Свои надежды хоронило.
А снизу доносилась пыль,
Шипя, летел автомобиль…

Зачем зовешь к покинутым местам,
Где человек постом и тленьем дышит?
Не знаю я: быть может, правда там,
Но правды той душа моя не слышит.

Кто не плевал на наш святой алтарь?
Пора признать, мы виноваты оба:
Я выдал сам, неопытный ключарь,
Ключи его пророческого гроба.

И вот заветная святыня та
Поругана, кощунственно открыта
Для первого нахального шута,
Для торгаша, алкающего сбыта.

Каких орудий против нас с тобой
Не воздвигала темная эпоха?
Глумленье над любимою мечтой
И в алтаре — ломанье скомороха!

Беги, кому святыня дорога,
Беги, в ком не иссяк родник духовный:
Давно рукой незримого врага
Отравлен плод смоковницы церковной.

Вот отчего, мой дорогой поэт,
Я не могу, былые сны развеяв,
Найти в душе словам твоим ответ,
Когда зовешь в таинственный Дивеев.

Она одна, одна — моя любовь,
И к ней одной теперь моя дорога:
Она одна вернуть мне может вновь
Уже давно потерянного Бога.