Бенедикт Лифшиц - Полутораглазый стрелец
Как относительны пристрастья человека,
Его «люблю тебя»! Какая подоплека
У «добрых вечеров» его и «добрых утр»!
Кружить вокруг любви, боясь проникнуть внутрь…
– Ах, сколько раз долбить я должен в лоб чугунный:
Я болен сердцем, я на лад настроен лунный.
213. ИЗ «ИЗРЕЧЕНИЙ ПЬЕРО»
Ах, что за ночи без луны!
Какие дивные кошмары!
Иль въяве лебедей полны
Там, за порогом, дортуары?
С тобой я здесь, с тобой везде.
Ты сердцу дашь двойную силу,
Чтоб в мутной выудить воде
Джоконду, Еву и Далилу.
Ах, разреши предсмертный бред
И, распятому богомолу,
Продай мне наконец секрет
Причастности к другому полу!
МОРИС РОЛЛИНА
214. МАГАЗИН САМОУБИЙСТВА
«Вот - верный пистолет… Отточенные бритвы…
Веревка… Хлороформ… Надежней не найти!
Попробуйте, клянусь: ни папские молитвы,
Ни лучшие врачи не смогут вас спасти!
Вот - яды разных змей… Растительные… Я бы
Советовал вам взять кураре… Иль вот тут -
Напиток, сваренный из сока кучелябы:
В одно мгновение он скрутит вас, как жгут.
За каждый проданный снаряд самоубийства
Даем ручательство, и это не витийство,
Но лучшее из средств покинуть дольний мир, -
Он указал на дверь, заделанную в стену, -
Ему научат вас за небольшую цену
Девица Осьминог и госпожа Вампир».
218
ТРИСТАН КОРБЬЕР
215. СКВЕРНЫЙ ПЕЙЗАЖ
Песок и прах. Волна хрипит и тает,
Как дальний звон. Волна. Еще волна.
Зловонное болото, где глотает
Больших червей голодная луна.
Здесь медленно варится лихорадка,
Изнемогает бледный огонек,
Колдует заяц и трепещет сладко
В гнилой траве, готовый наутек.
На волчьем солнце расстилает прачка
Белье умерших - грязное тряпье,
И, все грибы за вечер перепачкав
Холодной слизью, вечное свое
Несчастие оплакивают жабы
Размеренно-лирическим «когда бы».
216. ИДАЛЬГО
О, все они горды!… как на коросте вши!
Они ограбят вас, но так, что вы - растаяв
От восхищения - на самом дне души
Почти полюбите отважных негодяев.
Их запах не совсем хорош. Зато их вид
Очарователен - в них чувствуется раса.
Вот - не угодно ли? - набросок: нищий Сид…
Великолепный Сид бездельников Козаса…
Я брел с подругою. Дорога, вся в огне,
Казалось, напрокат взята из преисподней,
Вдруг - Сид - во весь опор… и я прижат к стене
Загривком лошади. - Ах, милостью господней
Я заклинаю вас: головку лука… су…
Я большего просить не смею у сеньора…
(А лошадь у меня почти что на носу.)
Она уж любит вас, бедняга! - Слишком скоро!
Дорогу! - О, хотя б окурок!… Помоги
Вам Дева за добро. - Отстань, ты тратишь время
Напрасно! Пропусти!… (Он пальцами ноги
Тихонько мой карман затягивает в стремя.)
– Молю о жалости! - И, получивши су: -
Благодарю, сеньор, за ангельское дело…
Сеньора! Дивная! Спасибо за красу,
А также и за то, что на меня глядела!…
ЛОРАН ТАЙАД
217. БАРКАРОЛА
На катере и гам и вопли,
Полно разряженных мещан.
Их детям утирают сопли,
Но это - зрительный обман.
Пускай вокруг колышет Сена
Собачьи трупы, дохлых кур,
Им в свежем ветре запах сена
Шлет вожделенный Бильянкур.
А их ужасные подруги,
Под блузкой распустив подпруги,
Потеют - им нехорошо! -
И жмутся с негою во взорах
К японцам сумрачным, которых
Одел с иголочки Годшо.
218. ПЛОЩАДЬ ПОБЕД
Уроды-женщины, уткнувши в ноты нос,
Прослушали концерт и, выйдя от Эрара,
Столкнулись с Фриною, царицей тротуара,
Пленяющей мужчин фальшивым златом кос.
Решая, подчеркнул ли всюду тему фуги
Венгерский пианист, которого перо
Продажное давно уж хвалит в «Фигаро»,
Они посплетничать не прочь и о прислуге.
Покорные мужья, бредя вослед своим
Супругам яростным, поддакивают им,
Хоть жертвам музыки стократ милей шарманка,
И, лишь слегка задет тенями их фигур,
Людовик, перед кем не устоял Намюр,
Уныло смотрится годами в двери банка.
221
Конечно, Бенуа на стороне людей
Свободомыслящих и любящих Вольтера.
Во всеоружии передовых идей
Он сам разоблачит монаха-лицемера.
Но так как верует в Христа его жена,
То крошка Бенуа под белым покрывалом
Пошла к причастию, а вечером должна
Присутствовать на том, что называют «балом».
В замызганном бистро, где пьют за литром литр,
В перчатках шелковых обручница царит,
Тоскующий бильярд избрав себе подножьем,
А пьяный Бенуа уж на церковный лад
Настроился совсем и непритворно рад
Союзу дочери невинной с сыном божьим.
220. ПОСВЯЩЕНИЕ
Он хвалит свой товар, но сдержанно: народ
Зевак во всем готов увидеть повод к сплетням.
«Слоноподобная Венера! Только вход
Не разрешается несовершеннолетним!»
Безусые юнцы, солдатики, легко
В предложенную им уверовав программу,
Проходят под навес, где предъявляют даму -
Сто пятьдесят кило, затянутых в трико.
Один из простаков, объятый страстным пылом
К гигантской женщине, совсем прирос к перилам
И делает свой взнос вторично торгашу,
Как вдруг из темноты, неотразимо-томен,
Желая ободрить его, басит феномен:
«Ты можешь трогать все - ведь я не укушу!»
* Золотое поле (франц.). - Ред.
ЭМИЛЬ ВЕРХАРН
221. К БУДУЩЕМУ
О род людской, твой путь в небесные глубины
Лежит среди светил, но кто б сумел из нас
Ответить, что за вихрь потряс
Твою судьбу за век единый!
Прорвавшись в высоту, сквозь облачный шатер,
И самых дальних звезд разоблачив убранство,
Из ночи в ночь и вновь из одного пространства
В другое странствует неутомимый взор.
Меж тем как под землей, где дремлют вереницы
Бесчисленных годов, где целые века
Пластами залегли, пытливая рука,
Нащупав их, на свет выводит из гробницы.
Стремление во всем отдать себе отчет
Одушевляет лес существ прямостоящий,
И человек, сквозь все проламываясь чащи,
Свои права и долг извечный познает.
В ферменте и в пыли, аморфной и инертной,
И в атоме есть жизнь; и все заключено
В несчетный ряд сетей, которые дано
Сжимать и разжимать материи бессмертной.
Искатель золота, мудрец, артист, герой -
Все в ежедневный бой вступают с Неизвестным.
Благодаря трудам их розным иль совместным
Мы мироздание осознаем собой.
И это вы одни лишь,
О города,
Как сила грозная, которой не осилишь,
Восстали навсегда
Среди равнины
И среди долины,
Сосредоточивши достаточно людей,
Кипенья рдяных сил и пламенных идей,
223
Чтоб лихорадкою и яростью священной
Зажечь сердца у всех смиренных
И надменных,
Кому лишь удалось,
Открыв закон миров, в себе увидеть ось
Вселенной.
Господень дух вчера еще был духом сёл.
Враждебный опыту и мятежу, все клятвы
Он рабски блюл. Он пал, и по нему прошел
Горящий воз снопов, как символ новой жатвы.
На обреченное погибели село
Со всех сторон летят разрухи ветры злые,
А город издали последнее тепло
Старается извлечь из этой агонии.
Где золотилась рожь, маховики стучат.
По крыше церкви дым драконом вьется черным,
Мы движемся вперед, и солнечный закат
Уже не кажется причастьем чудотворным.
Проснутся ль некогда поля, исцелены
От ужасов, безумств и зол средневековья,
Садами светлыми, сосудами весны,
До края полными цветущего здоровья?
В подмогу взяв себе и подъяремный скот,
И ветер, и дожди, и солнца дар нетленный,
Построят ли они свой новый мир - оплот,
Спасающий людей от городского плена?
Иль станут, навсегда былых богов изгнав,
Они последними подобиями рая,
Куда в полдневный час придет мечтать конклав
Усталых мудрецов, дремоту поборая?
Покуда ж, к прошлому сжигая все мосты,
Жизнь стала радостью безумно-дерзновенной.
Что долг и что права? Лишь зыбкие мечты
Твои, о молодость, наследница вселенной!
АНРИ ДЕ РЕНЬЕ
222. ЭПИТАФИЯ
Я умер. Я навек смежил глаза свои.
Вчерашний Прокл и ваш насельник, Клазомены,
Сегодня - только тень, всего лишь пепел тленный,
Без дома, родины, без близких, без семьи.
Ужель настал черед испить и мне струи
Летейских вод? Но кровь уж покидает вены.
Цветок Ионии, в пятнадцать лет надменный
Узнав расцвет, увял средь вешней колеи.
Прощай, мой город! В путь я отправляюсь темный,
Из всех своих богатств одной лишь драхмой скромной
Запасшись, чтоб внести за переправу мзду,
Довольный, что и там в сверкающем металле
Я оттиск лебедя прекрасного найду,
Недостающего реке людской печали.
