Любовь Столица - Голос Незримого. Том 1

Из раскопок упавших столетий,
Из уловов людских изучений
Мысль – кирка и цепкие сети —
Обличает тьмы тем поколений.

Вам, обломки от царств и законов
И скелеты героев – слава!
Но превыше хвалы и поклонов
Ты – прабабка великого права.

В деревянных речных городищах,
Разукрасивших тын черепами,
И в берлогах землистых и нищих
Ты была как жрица во храме!

Зрю тебя я мысленно, жено:
Ты прекрасна. Вольна твоя поступь.
Принесло тебе щедрое вено
На персты янтарную осыпь,

На пологие плечи – запястья,
А на рыжие кудри – гребни.
Подобает владычице счастья
Из добычи брать, что волшебней.

Потому твои губы – надменны,
А чело – всегда благосклонно…
Всех мужей любовию ленной
Облагает священное лоно.

Как зерно племенных величий
Ты хранишься заботливо с детства,
Дом, и утварь, и веер птичий —
Всё твое, о юница, наследство.

Ставши девой, обрядные взмахи
Ты свеваешь на жертвенный камень.
На сосцах – золотые бляхи
И в очах – таинственный пламень.

А потом обручаешься с тем лишь,
Кто в бою свой род обессмертил,
Тело, разум и дар приемлешь,
Словно вепря на огненный вертел.

Но зачав, передашь ты потомкам
Лишь свое среброзвучное имя,
Как воитель в доспехе неломком,
Защитися пред будущим ими.

Если вступишь в совет умудренный,
Это глас твой хриплый и гордый
Увлекает в простор опаленный
Ненасытных юношей орды.

Ты сама, свирепя́сь, как волчица,
Вражье полчище древком заманишь.
Горе тем, кто поздно смирится:
Ты коленом на груди их станешь.
Мало, мало смертей и пленений,
Больше, больше рабов и сокровищ
Для родных племен и селений.
Так ты вóпишь, чудо чудовищ.

Возвращаешься в села победно
На чужой вороной кобыле,
Кровь – на шее тщеславной и бледной,
Волоса – как зарево в тыле.

За тобой полонянников гонят
И курдючных баранов стадо,
Пред тобой старики взор клонят,
Алчут отроки грозного взгляда.

Этой властью на вечах, в сраженьях
Не природа ль жену облекала?
В вековых роковых зарожденьях
Этой власти былой начало.

Вспомни, женщина, сколькие судьбы
Ты в руках держала, как вожжи.
Время древнее, право, вернуть бы…
Горе тем, кто смирится позже.

Опери плодоносностью тело,
Что без крыл зачатья хиреет,
Уподобись лебеди белой:
Та – красивей, коль с выводком реет.

Приобресть понапрасну не тщися
Роду воев присущие свойства:
Плоть лебяжья, а ум твой – рысий,
И роды – вот твое геройство.

Но и этим ты будешь державной,
Ибо вечность в тебе почила,
Не мужам, но богам станешь равной
Ты, жена – изначальная сила.

И обстанут справа и слева
Ночь созвездия, Мать свою – Дети.
О великая варварка, Ева!
О нетленный слепок столетий!

Как на Олимп пред облак трона
Грозой венчанного отца
На снежный выступ Парфенона
Она сошла, затмив солнца.

В сосредоточье мира встала
И ныне всё еще стоит, —
Святыня грека, скифа, галла,
Ученых и жрецов магнит.

С совиным взглядом мудрым, светлым,
Богиня бодрствует века.

Ее золотоносный пеплум —
Пактол – фригийская река.

Эгида вьется, пламенея,
С вершины плеч, как некий змей.
Мертва – ужасная камея! —
Глава медузы бдит на ней.

На кудрях – шлем крутой и яркий,
Весь в сфинксах, грифах и конях,
Как кряж таинственный и жаркий
Восточных царств, лежащих в снах.

И щит, где битвы амазонок
Рукой искусной тиснены,
У стоп простерт, – округл и звонок,
Как понт с рельефами волны, —

И пышнокрылая Победа,
Что ей в десницу вручена —
Всё возвещает: Смертный, ведай,
Презрела смерть она одна!

Вся – Вечности алмазный Разум,
Вся – золото, и кость, и власть,
Она глядит слепящим глазом.
Она стоит. И ей не пасть!

Ликуй, ликуй, великий Фидий!
Нет статуи, но замысл жив:
Забвенью – вековой обиде —
Должно пройти, не победив.

К горе священной устремились тучи,
И раскололась молньей мира мгла —
То, брови сдвинув мыслию могучей,
Явил Кронион деву из чела.
Венок его дубовый уязвили,
Как жала, огненные языки…
Обязан он и Прометея силе,
И ловкости Гефестовой руки!
Премудрости божественное лоно
Они рассекли пламенным мечом —
А из расщелины главы склоненной
Афина острым ринулась лучом.
Блестящая, разящая предстала
Пред сонм богов она, его смутив.
И Гелиос в равнине неба алой
Свой бег сдержал, восторжен и пуглив.

Как черная над ней клубилась грива!
Как жгло копье – серебряный зигзаг!
Такой-то дщери модной и красивой
Ты восхотел, о Зевс! И создал, маг!
Единодушная с тобой сплотилась,
И необорным стал ваш страшный взгляд.
С сынами Тартара она сразилась…
Где ж вы, Алкионей и Энкелад?
И в колоннаду снежную Олимпа
Палладу отчее взнесло крыло,
Где длинной столой солнечного нимба
Победную навеки облекло.

О Каллиопа, помоги мне свиток
Величественной песни сей прочесть!
Пусть каждый мой глагол, как злата слиток,
Сияет и звенит богини в честь!

Афина – девственница. В отдаленьи
От Муз, Харит и Ор – небесных дев —
Прекрасная почиет в размышленьи,
Иные наслаждения презрев.
Она постигла сфер хрустальных звоны —
Лобзания вселенной, не любя.
Она невиннее, чем дочь Латоны,
И неприступнее, о Гестия, тебя!
Афина – восприемница творений.
Ее десницей ласковой повит
И злак – дитя весенних наслоений,
И человек, которого изверг гранит.
Земной полудракон-полуребенок,
Он предком стал великих ионян,
Чей ум, как жезл блестящ, остер и тонок,
Пасет досель культуры юных стран.

Афина – древних воинов подруга,
Что проносились, заковавшись в мощь,
Плеядами от севера до юга
По тропам волн, хребтов, священных рощ.
Шла по пятам их смерть… Но подвиг влек их!
И провождал Паллады громный шаг:
Он вела их в огнь боев жестоких,
Мирила бурный их ареопаг.
Ахилл! Твоих кудрей касалась Дева.
Язон! Твой рот был в пурпуре ее.
Геракл! Тебя от рога, жала, зева, —
Улисс! Тебя от бурь спасло копье.

Богиня бранного искусства – в мирном
Не уступает первенства она.
Сквозь гребень солнечный, в станке эфирном
Прядет и ткет из облачного льна.
Зане учительница жен – Афина,
Тех жен, чьи пальцы тонки, облик – строг.
Все ткани рук ее – как паутина
Для пурпурных хламид и белых тог.
Всех олимпийцев веселя дарами,
Она и прялкой в них разит врагов.
И приношенья смертных женщин в храме
Приемлет – труженица средь богов!
Божественная пряха их наитий,
Их хитрых рукоделий, дум, речей,
Она следит и женских жизней нити,
Как факелы мужских геройских дней.
Деянья ж Девы доблестной смогу ли
Исчислить языком, лишенным жал?
Аттических преданий сладких улей
Царицею Афину называл.
Ей создана счастливая олива,
Чей плод богатство выжал на страну,
Узда, смирившая полет строптивый
Крылатого коня, что рыл волну,
И флейта – вольная утеха фавна,
И войск опора грозная – труба,
Под вымыслом ее встал Арго славный,
А Трои в Лету канула судьба.

Другие боги на кострах историй
Уж сожжены. Их пепел – в урнах грез.
Лишь Мудрость – как звезда, как риф на море:
Вокруг нее вращается хаос!
Не всё ль равно, Паллада иль София?
Копье и щит иль шар и письмена?
Русло познала темная стихия!
И берег – мировая ширина!

Тебе я поклоняюсь, о Идея —
Дочь Вечности! Иных богов не вем.
Не вижу полной истины нигде я,
В частях она присуща культам всем.
Тебе ж Платон и Робеспьер молились,
Христос и Ницше предали свой дух.
О, если б храмы в честь Тебя сложились,
Их жертвенник вовеки б не потух!

Душа – торжественный Акрополь.
Богиня Мысль белеет в ней,
Пряма и девственна, как тополь,
С щитом наук, с копьем речей.

Из мраморной огромной глыбы
Ее лицо иссечено.
Глаза ясны и страшны – ибо
В них неба дно отражено.

Улыбкой тонкой и невинной
Змеятся бледные уста.
В них опыт выточен старинный,
В них – изощренная мечта.

Афина – скульптора творенье,
Что в нише лет погребена,
И мысль людей без воплощенья —
Ваш лик один! Судьба одна! —

Свергают идолов народы,
Свой горний помысл – человек.
Вотще труба священной оды
В раскатах пушек и телег!

Но всё ж, о Муза, вниди в сени,
Где в куполе сидит сова,
И преклони свои колени
Пред изваяньем божества.