Александр Галич - Генеральная репетиция
И ежедневно по нескольку раз в день я пишу его фамилию и имяотчество, вспоминаю его слова, голос, повадку - того Солодовникова, каким он был пятнадцать лет тому назад - а он, сегодняшний, об этом, разумеется, и знать не знает.
Он очень постарел и словно бы высох, но по-прежнему чиновнонадменен и занимает, несмотря на свой преклонный возраст, почетную и бессмысленную должность - состоит при министре культуры советником по вопросам театра. А что такое советский театр и каким ему быть надлежит - это Александр Васильевич усвоил прекрасно!
Сколько раз принимал он в правительственной ложе почетных гостей и выслушивал их замечания, сколько раз председательствовал на совещаниях, посвященных проведению очередного фестиваля или декады национального искусства.
Ах, малинка-калинка,
Калинка моя,
В саду ягода-малинка,
Малинка моя!..
...Новый, победный сорок пятый год генерал - командующий бронетанковыми частями - встречал под Веной, в доме, принадлежавшем знаменитому фокуснику.
Хозяина дома с женою и детьми попросили на время переселиться в подвал. Впрочем, на новогодний прием они были любезно приглашены. И вот, после часа ночи, когда уже были сказаны все положенные тосты, когда гости уже выпили, разомлели, размякли, старый фокусник решил позабавить присутствующих своим искусством.
В никуда взлетали голуби,
Превращались карты в кубики,
Гасли свечи стеариновые,
Зажигались фонари!..
Гости ахали, восхищались, недоумевали, аплодировали.
И только командующий после каждого нового фокуса становился почему-то все мрачнее и мрачнее.
Наконец, не выдержав, он кивком головы подозвал к себе адъютанта и шепотом спросил:
- Слушай, а кто-нибудь из наших так может? Адъютант виновато пожал плечами:
- Вряд ли, товарищ генерал! Он же всемирно известный... Я афиши его видел - там прямо так и написано - король европейских фокусников!
Генерал вздохнул и решительно сказал:
- Ладно, вызывай армейский ансамбль песни и пляски - возьмем количеством!..
...Гремит, гудит, грохочет, посвистывает и повизгивает вселенская "Калинка-малинка"! Стучат каблуками молодцы в охотнорядских костюмах, проплывают уточками девицы в расшитых бисером сарафанах - на весь мир размахнулась купеческая "Стрельня", выдаваемая за русское национальное искусство.
Графу Шереметьеву с его крепостным театром или братьям Виельгорским с их домашним оркестром в самом горячечном сне не могло бы такое присниться десятки, сотни тысяч крепостных актеров, музыкантов, певцов, танцоров, атлетов. Даже прославленные балетные труппы Большого и Мариинского театров, даже такие великие музыканты-исполнители, как Ойстрах, Гилельс, Рихтер, Ростропович, Коган - все они, по существу, отбывают самую доподлинную крепостную повинность. Мало того, что больше двух третей получаемых ими за границей гонораров забирает государство - они не вольны принимать решения, строить планы, давать или не давать согласие на выступления.
Все обдумают, решат, обо всем договорятся за них. А потом их вызовут и скажут - надо или не надо ехать туда-то и туда-то, можно или нельзя играть то-то и то-то.
У графа Шереметьева, случалось, нерадивого или не в меру строптивого лицедея могли и на конюшне посечь, и в простые дворовые разжаловать.
В наши времена на конюшне уже не секут, неудобно. Но нерадивость или, что куда хуже, строптивость не должны оставаться безнаказанными - посекут не на конюшне, а на собрании, ошельмуют в печати, отменят - уже объявленные заранее - выступления и концерты, лишат права участия в заграничных гастролях. А уж это, последнее наказание, пострашнее порки на конюшне!
Не примечательно ли, что пресловутые особые магазины, где товары продаются только на сертификаты - то есть, по сути, на иностранную валюту и прославленный танцевальный ансамбль, который большую часть года проводит в гастролях за рубежом, носят одинаковое название - "Березка"!
А вслед за ансамблями и спортивными коллективами ездят особо проверенные и стойкие стукачи - во главе с "писателями" Анатолием Софроновым и Цезарем Солодарем - и вопят неистовыми голосами; - Шай-бу?.. Шай-бу!.. Шай-бу!
Сражаются наши хоккеисты: - Шай-бу !
Танцует Плисецкая:
- Шай-бу!
Играет Леонид Коган:
- Шай-бу?..
И тут я не могу удержаться, чтобы не сказать об удивительном явлении последних лет нашей жизни:
- Ратуйте, люди добрые? Могучее и стройное здание неравенства дало трещину?
И трещина эта образовалась в самом, казалось бы, надежном месте, в самом защищенном, бронированном. Незыблемейшее неравенство, восхитительный "пятый пункт" удрал-таки штуку, выкинул коленце?
Оставаясь каиновой печатью, знаком качества второго сорта, - он, проклятый, оказался при том еще и лазейкой: обладатели "пятого пункта" имеют право подавать заявления и добиваться разрешения на выезд за границу.
А при одних этих словах - заграница, капстрана, инвалюта - сладостно замирают и тревожно бьются сердца всех больших и малых чиновников.
И какой же русский не любит быстрой езды - всего три с половиной часа и ты в Париже? А в Париж - это еще в старину говорили - приедешь, угоришь!
Ах, Елисейские поля. Пляс Пигаль, универсальные магазины "Призюник" и "Монопри" !
"Мы" - это бывший, а в ту пору действительный, директор киностудии "Ленфильм" Илья Николаевич Киселев и я.
Нас на две недели пригласила в Париж кинофирма "Алькам", в преддверии начала съемок совместного советско-французского фильма "Третья молодость" о знаменитом танцовщике и балетмейстере Мариусе Петипа.
Я, таинственною волею судеб, принимал участие в этой работе в качестве кинодраматурга с советской стороны и в Париже уже бывал: здесь с моим французским соавтором Полем Андрэстта мы писали литературный сценарий.
А вот Киселев летел - не только в Париж, а вообще за границу - в самый первый раз. Грузный, мешковатый, темнолицый - он наполовину цыган - Илья Николаевич обливался в самолете потом, непрерывно вытирал лицо и шею большим, как полотенце, носовым платком и жалобно повторял:
- Слушай, ты уж меня там не бросай одного, ладно?! Ты же знаешь по-французски я ни бум-бум, и вообще... ориентируюсь слабовато!
О том, как Киселев "ориентируется", на "Ленфильме" рассказывали бесчисленные анекдоты. Злые языки утверждали, что если машина Ильи
Николаевича высаживала его не у самого подъезда Студии, а гденибудь на другой стороне улицы - то Киселев мог вполне свободно заблудиться и даже не придти на работу. А по самой Студии - в павильоны и цеха - Илья Николаевич неизменно ходил с провожатым.
...Хмурый и чем-то явно раздосадованный молодой человек - представитель фирмы "Алькам" - встретил нас на аэродроме, взял наши чемоданы, посадил в такси.
Каким-то странным кружным путем, минуя центр, по окраинным парижским улочкам, мимо серых обшарпанных домов и пустырей, такси привезло нас к дверям тоже весьма неказистой гостиницы.
Молодой человек выгрузил наш багаж, внес его в холл, что-то негромко сказал портье и, поспешно распрощавшись с нами, ушел.
И только теперь, оглядевшись, я понял причину и его досады, и этой виноватой поспешности. Гостиница, в которую нас привезли, была третьеразрядным заведением того сомнительного пошиба, где вечно сонный портье, не глядя - глядеть на гостей здесь не положено - дает посетителям ключи:
- Пожалуйста, медам-месье! На час? На ночь? На сутки?
По узкой винтовой лестнице мы поднялись с Киселевым в наши почти одинаковые номера - с кокетливыми ситцевыми занавесками в цветочках, с неизменной ширмой возле кровати и старинным педальным умывальником с ведерком воды и тазом под ним.
Телефонов в наших номерах, разумеется, не было.
- Ну, нет, - сказал я Киселеву, - мы здесь, Илья Николаевич, жить не будем. Это какое-то недоразумение. Сейчас я спущусь к портье и позвоню в фирму!..
- Я тебя умоляю, - снова залепетал Киселев, хватая меня за руки, - ты не уходи... Я ж боюсь... Я же потеряюсь...
- Не потеряетесь. Сидите в номере и ждите меня. Через пять минут я вернусь.
Но вернулся я не через пять минут, а значительно позже. Телефон у портье был испорчен, и я довольно долго плутал по горбатым переулкам и улочкам, пока не набрел на какое-то кафе, откуда я и позвонил, наконец, в фирму.
Глава фирмы Александр Каменка сказал мне в телефон скорбнозамогильным голосом, что это все ужасно, что он очень извиняется перед господином Киселевым и передо мною, что все они просто в отчаянии, что сегодня в Париже кончается какое-то идиотское международное авторалли, на которое съехались любители из всех стран и что завтра рано утром он сам, лично, заедет за нами и перевезет нас в хороший отель, где нам уже заказаны номера.
- Еще раз, умоляю, - сказал в заключение Каменка, - передайте господину Киселеву тысячи извинений и сердечный привет! Что он делает?
- Господин Киселев, - сурово сказал я, - сидит у себя в номере и очень сердится!..
