Анна Гедымин - С четверти первого до полседьмого

Я жену твою не обижу,
Как бывало в прошлом году, —
Даже в снах тебя не увижу!
Даже близко не подойду!

Мне, змеюге, вырвали жало,
Кровь моя обратилась в лед.
Что ж глядишь на меня так жадно
Все мечты свои напролет?..

Где, обреченный на неуспех,
Падает первый снег
И, вызывая то гнев, то смех,
Занимается век,
Где упоенно, влажно, темно
В вазе гибнут цветы, —
День забредает в мое окно,
Посторонний, как ты.

Дым расплывается по реке,
Костенеет вода…
Ты забывай меня вдалеке —
Медленно, навсегда.

Даже когда заскулит в трубе
Ветер — сильней зверья,
Ты не подумай, что по тебе
Стонет душа моя…

Не ту, что, празднично-светла,
Меня спасла,
А ту, которая была
Слепа и зла,
Ту, что измучила меня,
Повергла в тьму,
Я, вместо адского огня,
С собой возьму…

Наговориться не могли
И наглядеться не могли.
Стояло озеро вдали
Над кромкою земли.

Струились ночи, как вино,
И дни мелькали сквозь окно,
Листва меняла масть.
Иссякло озеро давно…
Но было нам не суждено
Друг другом за короткий век
Налюбоваться всласть…

В малиннике — змеи.
Любой наполняющий миску,
Корзинку иль что там,
незвано пришедший извне,
Охотником будучи,
сам подвергается риску, —
Становится жертвой
с малиною наравне…

…Когда мы бредем с тобой,
за руки взявшись и взглядом
Друг друга лишь трогая,
не различая тропы,
Я тихо кричу:
«Осторожно! Возмездие рядом!
В малиннике — змеи, любимый!
На стеблях — шипы…»

А у сына — твое
выраженье лица, движенья,
Лишь от осени —
желтоватая прядь.
Каково мне, выбравшейся
из вражьего окруженья,
Обернуться — и вновь
перед прошлым своим стоять!

Даже страшно смотреть,
до того вы видитесь оба
В одном лице.
Вот ведь каверзное волшебство!
Каково мечтавшей
любить этот облик до гроба
В самом деле до гроба
обреченной любить его!

Поспевает подсолнух.
В нем растенье и солнце — двое.
Горизонт так отчетлив,
словно впрямь он — последний край…
«Отпусти! Отпусти!» —
умоляет сердце седое.
Воспаленная память
заклинает: «Не отпускай!..»

Смуглый сентябрь за окном,
В чашке — лиловая слива…
Будет ли в мире ином
Так же красиво?..

Темная теплая тишь,
Вьется дымок аккуратно…
Как ты по листьям летишь —
То от меня, то обратно —
Буду ль смотреть и смотреть?
А в промежутке
Будет ли так же болеть
Сердце за сутки?

Ты для меня
Больше, чем беда,
Больше, чем вода
В пересохшей округе.
Ты для меня —
И шальная толпа,
И лесная тропа,
И друзья, и подруги.

Давай
Сядем, как в детстве, в трамвай,
Чтобы лужи и брюки клеш!
Давай
Ты никогда не умрешь!
Лучше уж я…

И стану для тебя
Солнцем над головой
И лохматой травой
У ограды.
Чтоб все подруги твои
И все супруги твои
(И даже мама твоя!)
Мне были рады.

Привыкла!
Себе проливными ночами шептать:
«Не реви!»
Горьким истерзанным ртом.
Как дико
Твои прошлогодние письма читать
о любви,
Зная, что будет потом!..

«Убежать от постылого мужа…» —
Эта песня слагалась веками.
Отражаются ангелы в лужах
Облаками…

«Стану я медоносной травою
Для тебя, мой любимый, горячий!»
Только небо над головою
Не спасет уж теперь и не спрячет…

Неужели могло быть и хуже?
Неужели все это со мною?..
Убежать от постылого мужа —
Возвратиться ничейной женою…

Любовь прошла — и не сыскать следа.
Лишь память гонит волны предо мною,
Как темная венозная вода,
Что в реках подымается весною.

Любовь была нешибким ручейком,
Худым потоком, резвым только в мае,
А вспомнишь про нее — и в горле ком,
Как будто впрямь стремнину вспоминаешь…

Как мы смешны, когда в сужденьях скоры!
Сказал: «Забудь!» — и с этого-то дня
Я не одна, со мною тот, который
Который год уходит от меня.

Объединяет нас все крепче, резче
Чудная эта общая беда:
При деле он — он собирает вещи,
При деле я — прощаюсь навсегда.

Три года без любви…
Оплакивали стены
Убогий мой уют,
похожий на беду.
Но ясно мне теперь,
какие хризантемы,
О Господи,
растут в Твоем саду.

Их трудно не узнать.
Их из небесной чащи
(Под курткой схоронив,
роняя на ходу)
Тот для меня украл —
насмешливый, летящий, —
С кем, видимо, теперь
я в рай не попаду.

Ну, пусть хоть на земле.
При нем горят зарницы,
Судьба меняет ход
и рушатся дела.
А как свежи цветы!
И солнце сквозь ресницы…
Три года — без него!
Ну как же я могла!

Ты просишь меня, чтоб со мной никогда
Нигде не могла приключиться беда,
Чтоб я обходила крутые края,
Иначе ты тоже погибнешь, как я.

Но день подступает, похожий на бой.
Прости, я все время рискую тобой.

Что ни мгновенье —
то неверно понятый знак:
Сны на пятницу,
в марте — мороз под двадцать…
О чем ни задумаешься,
из всего выходило так,
Что нам с тобой не расстаться.

Но ошибка выявилась.
Понуро стою,
Одинокая двоечница
в ожидании приговора.
Господи,
приемлю волю Твою!
Но не так же скоро!

Журавли над сопками:
«Се ля ви! Се ля ви!»
Нашу лодку скрипучую
умыкнули в полночь с причала.
Приметы меняют вектор,
ибо конец любви
Есть зеркальное отраженье
ее начала.

И вот она столько блуждала по белу свету,
Что наконец стала совсем бездомной,
Безадресной, безответной —
Моя любовь.

Ты не отпирай ночами ворота,
Не оставляй ей надежду,
А не то — взовьется молнией,
Отрикошетит от пляжа
И срежет под корень дерево,
Посаженное дедом на счастье
В день твоей свадьбы.

Новый год,
бенефис вечнозеленых растений.
Ёлка вырядилась,
как будто школьница во хмелю.
Я в эти сутки
шарахаюсь от собственной тени
И тебя
забыть уже не пытаюсь — люблю.

День прибавляется,
мы, наоборот, иссякаем,
Жизнь отнимается у нас
без следствия и суда.
Я гонюсь за тобой,
как Герда гналась за Каем.
(«Вам не холодно?» —
«Ах, помилуйте, как всегда».)

Спят пространства,
разлукой нашей казнимы.
Спят меж нами
самолеты и провода.
(«Что вы думаете
про легендарные русские зимы?» —
«Ненавижу
эти чертовы холода».)

Так чего мы добились?
Давай с тобой подытожим:
Ты — как Этна в своих облаках —
в посторонней увяз судьбе,
Я — бреду в новый год
(«Вам не скучно?») с поздним прохожим
И, коль плохо будет вести,
расскажу ему о тебе.

Возвращайся!
Я постараюсь
возродиться к весне, как природа.
Возвращайся!
Я постараюсь
сделать радостным наше житье.
А иначе — уйди из памяти,
чтоб не было нового года.
И скорее, а то Куранты
уже затевают свое.