Жан Молине - "Желаний своевольный рой". Эротическая литература на французском языке. XV-XXI вв.
КОЛЕЧКО ГАНСА КАРВЕЛЯ
Ганс Карвель на склоне лет
В жены взял девицу,
А впридачу столько бед,
Что впору удавиться.
Вот ведь правило какое:
Где одно, там и другое.
Гансу нет Бабо милей,
Имя славное у ней!
И приданое богато —
Дочь байи[1] ведь Конкордата.
Только очень егозлива,
Чем супруга разозлила.
Испугался, что с рогами:
То-то людям будет смех!
Да еще вперед ногами
Вынесут. Решил он грех
В собственной жене пресечь:
На Евангелья налечь,
Кавалеров гнать взашей,
Кокетству дать отпор,
Помолиться у мощей
И двери на запор.
Трудно справиться с плутовкой —
Чердачок у той хоть пуст,
Но охоча до рассказов,
Был бы молод златоуст.
Приуныл наш бедный Ганс,
Дан ему последний шанс.
Как-то закусил он плотно,
В ход пошло винцо,
Захрапел и видит черта,
Тот сует кольцо:
«Угодил ты, брат, в беду,
Я ж тебя не подведу.
Жаль тебя, на вот, надень,
Да носи и ночь и день.
Но смотри же, не снимай,
Слушай черта да смекай:
Ты с кольцом покуда будешь,
Блуду не бывать,
Что страшит тебя, забудешь,
Мирно станешь спать
Да жену вперед стеречь».
Я веду правдиву речь:
Так черт мужа догадал.
Ганса тут черед настал:
«Господин мой Сатана,
Милость ваша враз видна.
Пусть же щедрою десницей
Вам воздаст Господь сторицей».
От такого сновиденья
Ганс очнулся в изумленье.
И, едва продрал глаза,
Глядь: под боком егоза,
Ну а палец — тот пострел
Кое-что заткнуть успел.
О, прошу вас, не смущайтесь,
Что заткнул он — догадайтесь.
Жак-Антуан де Реверони Сен-Сир. Паулиска, или Новейшая развращенность. Отрывки из романа
Жак-Антуан де Реверони Сен-Сир (Jacques-Antoine de Révéroni Saint-Cyr; 1767–1829)вошел в историю литературы как «автор одного романа». «Паулиска» — единственное в своем роде синкретическое произведение, где можно отыскать ростки едва ли не всех основных жанров массовой литературы: и триллера, и детектива, и фантастики, и криминального романа. Сочинение, неоднократно переиздававшиеся в период Директории, впоследствии было надолго и незаслуженно забыто, равно как и его автор, скончавшийся в лечебнице для умалишенных. Несколько десятилетий назад французские литературоведы реабилитировали «Паулиску», определив роман как важный этап в становлении развлекательных литературных жанров, долгое время традиционно считавшихся «низкими». Читая «Паулиску», нельзя не вспомнить о «Жюстине» маркиза де Сада, о «Консуэло» Жорж Санд, о ранних произведениях Гюго, Бальзака или А. де Виньи.
Перевод Елены Морозовой. Перевод публикуемого текста выполнен по изданию «J.-A. de Révéroni Saint-Cyr. Pauliska ou la Perversité moderne» [Paris: Editions Payot&Rivages, 2001].
Спасаясь от наступления казаков, молодая вдова графиня Паулиска вместе с малолетним сыном Эдвински и своим возлюбленным Эрнестом бежит из Польши; судьба разлучает ее с сыном, затем с возлюбленным; после множества невероятных приключений герои воссоединяются, и Паулиска сочетается браком с Эрнестом. Странствия графини Паулиски, выстроенные по канонам просветительского романа, представлены как серия эпизодов, объединенных общими героями, действующими в основном в декорациях готического романа. Пародийная линия произведения связана с Эрнестом, чьи приключения изложены в виде вставного рассказа.
…Бежав из Варшавы от наступающих отрядов русских казаков, графиня Паулиска, волею судьбы разлученная с сыном, прибывает в замок химика-маньяка барона Ольница.
Отрывки из романа
Дорога до Уста превратилась в сплошную череду страданий; большую часть времени я провела без сознания, а потому даже не заметила, как очутилась в карете барона. Слезы застили мне глаза, сердце томилось от горя. Изнуренная, я наконец заснула, но вскоре ощутила острую боль в руке. Вздрогнув, я моментально проснулась. Из ранки на запястье сочилась кровь. «У вас случился сильнейший нервный припадок, и как я ни старался удержать вас, вы впились зубами в собственную руку», — холодно произнес господин Ольниц, и глаза его сверкнули странным блеском; но тогда я не придала этому значения. Мысль о том, что я больше никогда не увижу Эрнеста, удручала меня безмерно; так мы добрались до замка Ольниц.
Я чувствовала себя настолько слабой, что меня под руки отвели в приготовленные для меня апартаменты. Вечером явился барон; он был совершенно спокоен и в изысканных выражениях заверил меня в своей искренней дружбе.
Я окончательно пала духом, мне ничего не хотелось, и никакие развлечения меня не прельщали. Всю неделю я пребывала в глубокой апатии, и, хотя барон ежевечерне наносил мне визиты, мое состояние очевидно раздражало его; удалялся он всегда внезапно, но я, предаваясь исключительно размышлениям своим, никогда не интересовалась причинами его стремительного исчезновения. Однажды вечером мадам Жербоски, перевязывая мне рану, все еще дававшую о себе знать, ласково посмотрела на меня и, закрепляя повязку, взволнованно прошептала, глядя на мою руку: «Какая жалость!» Удивившись, я тотчас попросила объяснить, что она хотела сказать; вместо ответа она принялась тревожно озираться; загадочное выражение лица ее напугало меня; заметив, с каким ужасом смотрит она на голову Медузы, нарисованную над зеркалом, я испугалась еще больше, особенно когда Жербоски еле слышно произнесла: «Тихо! Нас подслушивают… в полночь! Я вернусь». По ее встревоженному лицу я поняла, что она сдержит обещание; уходя, она показала мне свою руку, сплошь покрытую шрамами; я содрогнулась. Она ушла, а я, охваченная ужасом, рухнула в кресло.
Едва пробило полночь, я увидела, как зеркало над камином поднялось, и в темном углублении появилась закутанная в вуаль женщина с потайным фонарем в руках; ступив сначала на каминную полку, она спустилась на стул, а со стула на пол. Я затрепетала, но, узнав мадам Жербоски, успокоилась; зеркало опустилось, а гостья, казавшаяся не менее взволнованной, чем я, села, чтобы перевести дух; я хотела задать вопрос, но она тотчас зажала мне рот рукой и знаком велела хранить молчание.
Достав листок бумаги, она со всяческими предосторожностями протянула его мне, и я прочла:
Ни слова, молчите. Прежде в этой комнате жила покойная баронесса, здесь за вами наблюдают со всех сторон. Через отдушины все звуки отсюда долетают до ушей барона. Молчание!
Дрожа от страха, я затаила дыхание…
Знайте, барон — отвратительный маньяк, атеист, непревзойденный знаток химии, безумный естествоиспытатель, он производит опыты над несчастными женщинами, неосмотрительно ему доверившимися. Не верьте его заманчивым речам, опасайтесь воздействия его магнетических сил, но пуще всего остерегайтесь приготовленных им химических составов. Самые невероятные тайны ведомы ему… Трепещите!..
Содрогаясь всем телом, я бросилась к ногам доброй мадам Жербоски, умоляя ее поведать мне больше, но она с ужасом оттолкнула меня и, прижав к губам моим платок, подхватила фонарь и удалилась тем же путем, подняв с помощью известного ей тайного устройства зеркало. Когда, наконец, страх покинул меня, на смену ему явилось отчаяние, и, вцепившись в шнур звонка, я изо всех сил дернула его… Каково же было мое изумление, когда вместо колокольчика, на звуки которого должны сбегаться слуги, я услышала за деревянной обшивкой глухой рокот, напоминавший громовые раскаты, и увидела, как под воздействием потайных механизмов на окна опустились решетки, зеркало поднялось, и, весь в черном, появился барон… Тут я поняла, что, согласившись поехать к Ольницу, я сама позволила себя пленить. «Пора покончить с притворством, — произнес сей странный человек, спускаясь на пол и садясь рядом со мной. — Если бы вы доверились мне и, внимая голосу разума, восприняли взгляды мои, если бы вместе со мной пожелали проникнуть в святая святых природы, я бы предоставил вам свободу. Однако воспылав нелепой страстью к школяру, вы насквозь пропитались нелепыми предрассудками, губительными как для высших знаний, так и для небесных наслаждений, к коим я намерен вас приобщить. Поэтому вам суждено страдать до тех пор, пока я не удостоверюсь, что у вас нет иных желаний, кроме как принять посвящение и участвовать в наших сакральных таинствах».
