Александр Сухово-Кобылин - Дело
Нелькин. Чему тут сладиться?
Атуева. Вот теперь отличный человек ходит — ну и этот не нравится; а какой человек — совершенный ком-иль-фо, ну состояния, кажется, нет; и он хочет очень многим людям об нас говорить — и говорит: вот вы увидите.
Нелькин. Да это Тарелкин, который вчера вечером у вас сидел; как я приехал.
Атуева. Ну да.
Нелькин. Да он за Лидией Петровной ухаживает?
Атуева. Может быть; что ж, я тут худого не вижу. Он… хорошо… служит и всю знать на пальцах знает. Даже вот у окна сидит, так знает, кто проехал: это вот, говорит, тот, — а это тот; что ж, я тут худого не вижу. А то еще один маркер приходит.
Нелькин. Как маркер?!
Атуева. А вот что на бильярде играет.
Нелькин. Что же тут маркер может сделать?
Атуева. А вот что: этот маркер, мой батюшка, такой игрок на бильярде, что, может, первый по всему городу.
Нелькин. Все же я не вижу…
Атуева. Постойте… и, играет он с одним важным, очень важным лицом, а с кем — не сказал. Только Тарелкин-то сказал — это, говорит, так. А играет это важное лицо потому, что дохтура велели: страдает он, видите, геморроем… желудок в неисправности — понимаете?
Нелькин. Понимаю.
Атуева. Этот теперь маркер во время игры-то всякие ему турусы на колесах да историйки и подпускает, да вдруг и об деле каком ввернет, — и, видите, многие лица через этого маркера успели.
Нелькин. Ну нет, Анна Антоновна, — это что-то нехорошо пахнет.
Атуева. Да вы вот вчера приехали из-за границы, — так вам и кажется, что оно нехорошо пахнет; — а поживете, так всякую дрянь обнюхивать станете.
Нелькин (вздохнувши). Может, оно и так… Скажите-ка мне лучше, что Лидия Петровна? Она очень похудела; какие у нее большие глаза стали — и такие мягкие; знаете, она теперь необыкновенно хороша.
Атуева. Что же хорошего, что от худобы глаза выперло.
Нелькин. Она что-то кашляет?
Атуева. Да. Ну, мы с дохтуром советовались — это, говорит, ничего.
Нелькин. Как она все это несет?
Атуева. Удивляюсь; — и какая с ней вышла перемена, так я и понять не могу. Просьб никаких подавать не хочет; об деле говорить не хочет — и вы, смотрите, ей ни слова; будто его и нет. Знакомых бросила; за отцом сама ходит и до него не допускает никого!!.. В церковь — так пешком. Ну, уж это я вам скажу, просто блажь, — потому — хоть и в горе, а утешения тут нет, чтобы пехтурой в церковь тащиться…
Нелькин. Ну уж коли ей так хочется — оставьте ее.
Атуева. И оставляю — а блажь. Был теперь у нас еще по началу Дела стряпчий и умнейший человек — только бестия; он у Петра Константиныча три тысячи украл.
Нелькин. Хорош стряпчий!
Атуева. Ну уж я вам говорю: так умен, так умен. Вот он и говорит: вам, Лидия Петровна, надо просьбу подать. Ну хорошо. Написал он эту ей просьбу, и все это изложил как было, и так это ясно, обстоятельно; — принес, сели мы, стали читать. Сначала она все это слушала — да вдруг как затрясется… закрыла лицо руками, да так и рыдает…
Нелькин (утирая слезы). Бедная — да она мученица.
Атуева. Смотрю я — и старик-то: покренился, да за нею!.. да вдвоем!.. ну я мигнула стряпчему-то, мы и перестали. Потом, что бы вы думали? Не хочу я, говорит, подавать ничего. Я было к ней: что ты, мол, дурочка, делаешь, ведь тебя засудят; а она с таким азартом: меня-то?!!.. Да меня уж, говорит, нет!.. Понимаете? Ну я, видя, что тут и до греха недалеко, — оставила ее и с тех пор точно вот зарок положила: об деле не говорить ни полслова — и кончено.
Нелькин. Ну, а об Кречинском?
Атуева. Никогда! Точно вот его и не было.
Нелькин (взявши Атуеву за руку). Она его любит!!.. А об этом письме знает?
Атуева. Нет, нет; мы ей не сказали.
Нелькин (подумавши). Так знаете ли что?
Атуева. Что?
Нелькин. Бросьте все; продайте все; отдайте ей письмо; ступайте за границу, да пусть она за Кречинского и выходит.
Атуева. За Кречинского? Перекреститесь! Да какая же он теперь ей партия? Потерянный человек.
Нелькин. Для других потерянный — а для нее найденный.
Атуева. Хороша находка! Нет, это мудрено что-то… а по-моему, вот Тарелкин — почему бы ей не партия — он, видите, коллежский советник, служит, связи имеет, в свете это значение.
Нелькин. Полноте, Анна Антоновна, — посмотрите на него: ведь это не человек.
Атуева. Чем же он не человек? -
Нелькин. Это тряпка, канцелярская затасканная бумага. Сам он бумага, лоб у него картонный, мозг у него из папье-маше — какой это человек?!.. Это особого рода гадина, которая только в Петербургском болоте и водится.
Явление II
Те же. Входит Лидочка, в пледе, в шляпке, в руке у нее большой ридикюль и просвира.
Лидочка. Ах, Владимир Дмитрич! Здравствуйте! (Жмет ему руку.)
Нелькин (кланяясь). Здравствуйте, Лидия Петровна.
Лидочка. Как я рада! — Ну — вы чаю не пили? Вот мы вместе напьемся, а вы моему старику ваши путешествия рассказывайте. Здравствуйте, тетенька. (Подходит к ней и целует ее в лоб.) Что, отец встал?
Атуева. Встал.
Лидочка. А я как спешила…. боялась опоздать, — ему пора чай давать, — он любит, чтобы все было готово…. (Снимает скоро шляпку, кладет просвиру и ридикюль.)
Атуева. Тишка, эй, Тишка!
Тишка входит.
Накрывай чай.
Лидочка. Тетенька — вы знаете, я сама ему чай накрываю, — (Тишке) не надо, Тихон, подай только самовар…
Тишка уходит.
Атуева. Самодуришь, матушка!
Лидочка (собирая чай). Тетенька, я уже несколько раз вас просила — оставьте меня; если это мое желание…
Атуева. Ну делай, сударыня, как хочешь.
Лидочка. Владимир Дмитрич — давайте сюда к окну стол и большое кресло.
Несут стол и придвигают кресло.
Вот так… подушку…
Нелькин подает ей подушку.
Так — ну теперь чай. (Накрывает скатерть, собирает чай.)
Тишка ставит самовар.
Постойте, ему вчера хотелось баранок — посмотрите, там у меня в мешке…
Нелькин подает ей баранки — она заваривает чай.
Атуева. Что ж, матушка, ты эти баранки сама купила?
Лидочка (заваривая чай). Да, тетенька (улыбается), сама.
Атуева (Нелькину). Видите! Сама баранки на рынке покупает! — это она мне назло!..
Нелькин (унимая ее). Полноте, что вы!
Явление III
Те же и Муромский, выходит из своего кабинета в халате.
Муромский (Лидочке). Здравствуй, дружок. (Целует ее. Увидя Нелькина). Ба, ба, ба… уж здесь; вот так спасибо, обнимемся, любезный!
Обнимаются.
Нелькин. Как здоровье ваше, Петр Константиныч?
Муромский. Помаленьку; а ты вчера к нам сюрпризом явился. Ты по пароходу?
Нелькин. По пароходу-с.
Муромский. Ну что же, рассказывай, где был, что видел?
Лидочка (подходя к отцу). Нет! Позвольте, папенька, позвольте! (Ведет его к чайному столу.) Сначала садитесь, а то чай простынет — вот здесь, — (усаживает отца), вот подушка — что, хорошо?
Муромский (усаживаясь и смотря на дочь). Хорошо, мой ангел, хорошо!
Лидочка. Вот так — я вот подле вас… (садится) а вы, Владимир Дмитрич, напротив.
Нелькин садится.
Вот вы теперь и рассказывайте — да, смотрите, так, чтоб весело было. (Наливает чай.) Ну, папа, чай, думаю, отличный, сама выбирала.
Муромский. Вот спасибо, а мне нынче чаю что-то хочется. (Пьет.) Я уж у себя в комнате поджидал: что-то, мол, моей Лидушечки не слышно? Слушаю — ан и запела… птичка ты моя (целует ее), голубушка… (пьет чай.) Славный, Лидушечка, чай, славный.
Лидочка. Ну я очень рада.
Муромский ищет чего-то.
А… вот она! (Подает ему просвиру.)
Муромский. Ах, ты мой ангел… (Нелькину.) Прочитай-ко, брат; ты, я думаю, живучи у бусурманов-то, давно этого не читал. (Передает ему просвиру.)
Нелькин (читает). О здр…авии… ра…ба… бо… жия… Пе… тра.
Муромский. Поверишь ли: вот она мне от ранней обедни каждый день это носит. А? (Разламывает просвиру и дает половину Нелькину).
Лидочка (разливая чай). Что ж, папа, каждый день за ранней обедней я вынимаю о здравии вашем часть и молюсь Богу, чтобы он сохранил мне вас цела и здрава… Бог милосерд, Он мою молитву видит да вас своим покровом и покроет; — а вы вот кушаете чай, да и видите, что ваша Лидочка за вас уж Богу помолилась. (Целует его.)
