Влад Снегирев - Ихтамнет

Молодой лейтенантик в запасе,
что забыл ты в далёком Донбассе?
Может быть, тут родился и вырос,
день грядущий готовя на вырост?

В детстве в Кальмиус гордо и смело
окунал своё бледное тело?
Или, - в шахте глубокой, покатой
довелось поработать лопатой?

Может здесь родились твои дети,
что сейчас сладко спят на рассвете?
Или давние, славные предки
похоронены в селищах редких?

Нет, тебя привезли в "гумконвое",
осовевшего от перепоя,
чтоб нашёл тут духовные скрепы,
посмотрел на раздольные степи.

Ты пришёл убивать меня – брата,
стадионы жечь, старые хаты.
Всё затмил сладкий голос наживы,
словно морок - обманчивый, лживый.

Может быть, на приземистом танке,
я в Воронеж вломился по пьянке?
Или тупо за женские спины
ставил "грады" без веской причины?

Или я с непонятным упорством
занимался в ночи мародёрством;
грабил скрытно не сено с подводы,
а станки, лес-кругляк и заводы?

Ты гордишься, – заоблачный воин,
сбив легко из Малайзии Боинг?
Кто наметил тебе эти цели, -
лица детские в мощном прицеле?

Захотелось вдруг неба чужого?
Ты навеки отрёкся от Бога.
И теперь на лугу, у дубравы,
над тобой растут буйные травы. 

И застыла в глазах льдинка неба
той страны, где ты даже и не был,
отражая усмешку урода,
что поссорил два братских народа.

2017

Я так долго молчал потому,
что проклятые снились мне сны.
Видит Бог, – не отдам никому
ни кусочка любимой страны.

Злобный карлик – он брызжет слюной,
руки сжав, и неясен мотив.
Он усталый, безумно больной,
голос слабый и насквозь фальшив.

Равнодушные лица толпы
окружили, теснятся вокруг
словно тени – глухи и слепы.
Стал врагом теперь бывший мой друг.

Старший брат жаждет биться сплеча,
в своей жадности грубый, слепой.
Только правда сильнее меча,
ей победа даётся судьбой.

Ты пока ещё молод и цел,
дома ждут – и я этому рад.
Безучастно смотри сквозь прицел,
ты уже не вернёшься назад.

Будет холод забытых могил,
а ещё недописанный стих.
Ты в глазах у себя затаил
боль и горе страданий чужих.

2015

Уже скоро год, как война на пороге
и, кажется, рухнул привычный уют.
Предчувствием боли, морозом тревоги
пронизаны цены и курсы валют.

А сводки с Востока опять горем дышат,
и беженцы снова идут и идут...
Устал я молиться, да Он и не слышит.
Ведь лучше не знать, что свершается тут.

И вот день рожденья – итог давней даты,
в бокалах вино и горит яркий свет.
Но дарят не книги, как было когда-то,
а крестик нательный и бронежилет.

2015

Неприязнь к вам не приемлю.
Не держа иных талантов,
защищаю нашу землю
от войны, от оккупантов.

Вы мою украли юность
и мечты о прежней жизни.
Оборвались звонко струны
на моей печальной тризне.

В день мятежного волненья
дай покой душе смиренной.
Есть судьба, но нет прощенья
на виду у всей Вселенной.

У преддверия могилы
я хотел бы помолиться
за врагов. И дай мне силы
их не видеть больше лица
на земле моей усталой.

Вот и всё пока, пожалуй.

2016

Я повешу бандеровский флаг
рядом с нашим у самых ворот.
Да, Россия, - теперь ты наш враг.
Неизбежен крутой поворот.

Годы шли, мы привыкли к тебе,
к твоим окрикам и к именам,
к бесконечной, великой борьбе…
А покой, – только снился он нам.

Но растаяли в прошлом мечты
о несбыточном и о былом.
Говорят, с террористами ты
в той борьбе – между злом и добром.

2015

Опять вагон, опять разлука.
Я уезжаю на Восток.
«Ты будешь ждать?» - В ответ ни звука,
лишь боль в глазах, смотрящих вбок.

Я улыбаюсь как-то криво.
В душе и горечь, и тоска.
Поплыли за окном лениво
и беззаботно облака.

Ты будешь дома мыть посуду,
работать, плакать по ночам.
И будет жизнь сверкать повсюду,
не улыбнувшаяся нам.

А мы сидим, стоят стаканы.
Нас ждёт в конце на всех – одно.
Прощайте старые каштаны.
Кто знает, что нам суждено...

2015

Смерть на войне обычна и сурова,
она везде: в огне, в дыму – кругом.
И мы молчим. Копаем яму снова,
всю боль потерь оставив на потом.

Сердца сгорели, не оставив пепла.
Мир груб и прост. Он не жалеет нас.
В бреду войны душа уже ослепла,
лишь вьюга смерти на сетчатке глаз.

Я был с ним рядом. И в одном окопе
делил с ним хлеб и горе пополам.
Он не дожил, не долюбил, не дóпил,
родных своих оставив где-то там.

Он умирал. И, понимая это,
смотрел на нас и молча ждал конца.
Теперь мы ждём холодного рассвета
и будем плакать каплями свинца.

И в эти дни нет ни врага, ни брата.
Есть только смерть, она уже близка.
За отчий дом и за тебя - солдата
мы отомстим.  Ты отдохни пока.

2015

Нас знают как «Киборгов», наша бригада
стоит на посту, ожидая атак.
Мы ангелы света в преддверии ада,
познавшие смерти и холод и мрак.

Здесь пулям горячим, что плачут тревожно,
давно потеряли и спутали счёт.
Но знаем одно - отступать невозможно,
пока кровь горячая в жилах течёт.

И мертвым спокойно за тех, кто остался.
Чисты перед совестью наши сердца.
Простите родные - все те, с кем расстался.
Здесь наша Голгофа – война до конца.

2015

Мне кажется, что это – сон.
 - Аэропорт? – Армагеддон!

Пороховой чадит угар,
бушует за спиной пожар,

гремят разрывы вновь и вновь,
повсюду крики, стоны, кровь,

клубится пепел, всюду дым,
а мы – стоим, стоим, стоим...

Их, оглушив глухой пальбой,
пригнали к нам как на убой.

И всё ползут, идут, бегут...
А мы вершим здесь Страшный Суд.

2015

Мы были счастливы когда-то,
но это было так давно.
И вот теперь идут солдаты,
в делах и мыслях заодно.

«Зона АТО» - названье это
как гром звучит со всех сторон.
И только чуткий слух поэта
здесь слышит поминальный звон.

Война вошла в глаза и уши
и не стихает артобстрел.
Горят сердца, немеют души
и неизвестно – где предел.

Но только знаю – за спиною
родной мой край, что дорог нам.
Не нужно мне добро чужое.
Своей свободы не отдам.

2015

Я слышу эти голоса в тиши,
что всколыхнули все глубины ада.
Досталась им и горькая награда
и плач надрывный в глубине души.

Навзрыд звучат все эти голоса,
что поддались искусному обману.
И я скажу, но только врать не стану:
я в детстве тоже верил в чудеса.

Пусть Киселёв – озлобленный старик
вещает ложь в припадке исступленья.
И даже смерть, и даже преступленье
он превращает в свой безумный крик.

Пускай парик, закрыв седую плешь,
поёт о мертвых голосом противным.
Простительно ребенку быть наивным.
А ваш бюджет? Увы, – сплошная брешь.

«Мы – Русский Мир»… - Какой же это бред.
Скрывая жадность, алчущие лица,
поместья чьи стоят в предместьях Ниццы,
врезают здесь бесчеловечный след.

Легко понять, что дали не видны.
Ну, а пока, там – в пасмурных застенках
в крови разводы на холодных стенках.
Та кровь на вас – кремлёвские лгуны!

2015