Педро Кальдерон - Стойкий принц
Дон Фернандо
Энрике, прогони свой страх пустой.
Раз ты упал, паденье это значит,
Что пред тобою самая земля,
Как пред царем, объятья раскрывает.
Дон Энрике
Пустынны горы, долы и поля,
Арабы, увидав нас, прочь бежали.
Дон Хуан
Танхер закрыл ворота стен своих.
Дон Фернандо
Граф де Миральва, Дон Хуан Кутиньо,
Враги ушли, но мы отыщем их.
Исследуйте подробно поле битвы,
И прежде чем полдневный жгучий зной
Нас будет жечь и ранить беспощадно,
Забросьте в город возглас боевой.
Скажите, чтоб не думал защищаться,
А ежели царит упорство в нем,
В Танхер ворвавшись, быстро я сумею
Его наполнить кровью и огнем.
Дон Хуан
Смотри же, как, направившись к воротам,
Я вплоть до крепостных приближусь круч,
Хотя бы там вулкан огней и молний
Извергнул к солнцу сонмы дымных туч.
(Уходит.)
СЦЕНА 8-я
Брито, Дон Фернандо, Дон Энрике,
португальские солдаты.
Брито
Благодаренье Богу, я на суше.
Иду, куда хочу. Апрель и май.
Ни тошноты, ни ужасов, ни качки,
И я не в море. Ну, вода, прощай.
Не в море я, где даже самый быстрый
К чудовищу из дерева причтен,
И может быть судьею этим глупым
Внезапно на погибель осужден.
Родимая земля, да не умру я
В воде, и до последнего конца
Пускай и на земле не умираю.
Дон Энрике
Ты можешь слушать этого глупца?
Дон Фернандо
А ты так безрассудно, безутешно
Не слушаешь, как шепчет страх в тебе?
Дон Энрике
Душа моя полна предчувствий темных,
И казнь моя желательна судьбе:
Везде я вижу только лики смерти,
С тех пор как флот оставил Лиссабон,
Едва на этот берег берберийский
Набег армады нашей был решен,
Как Аполлон, весь в саване туманов,
Сокрыл свой образ, между туч, вдали,
И море, бурей бешеной объято,
Вдруг разметало наши корабли.
Взгляну на море - там ряды видений,
На небо - там в лазури вижу кровь,
На воздух - там ночные вьются птицы,
Смущенный, я смотрю на землю вновь,
Разъятая, она могилы кажет,
Я падаю, бессилием объят.
Дон Фернандо
Я изъясню тебе твои сомненья,
Печалиться не нужно, милый брат.
Один корабль у нас разбила буря,
И этим самым море предрекло,
Что слишком много войска взято нами;
Оделось небо пышно и светло,
В багряный цвет, - не ужас в том, а праздник;
Чудовища нам видятся в воде
И птицы в ветре - создали не мы их,
И если здесь мы видим их везде,
Они конец кровавый предвещают
Своей земле. Не верь в пустой обман,
Приличны эти все приметы маврам,
В них указаний нет для христиан.
Мы оба христиане, и с оружьем
Не для тщеславья прибыли сюда,
Не для того, чтоб мир в бессмертных книгах
Сказания о нас читал всегда.
Пришли мы возвеличить веру в Бога,
Ему и честь и слава надлежит,
Когда дозволит, будем жить счастливо:
Гнев Божий нас повсюду сторожит.
Его страшиться должно; но не в страхах
Пустых нисходит гнев с Его вершин:
Ему служить пришли мы, не обидеть:
Так будь же до конца христианин.
Но что случилось?
СЦЕНА 9-я
Дон Хуан. - Те же.
Дон Хуан
Повелитель,
Идя к стене, как ты сказал мне,
На склоне той горы высокой
Я конный увидал отряд;
Сюда стремится он из Феса,
И так наездники проворны,
Что кони, кажется, не кони,
А перелетных стая птиц.
Их не поддерживает ветер,
Земля едва их ощущает,
И воздух и земля не знают,
Они бегут или летят.
Дон Фернандо
Так поспешим же к ним навстречу,
Вперед направим мушкетеров,
За ними с копьями и в латах
Пусть выйдут конные бойцы.
Начало доброе, Энрике,
Нам обещает этот случай.
Его приветствовать должны мы.
Итак, мужайся.
Дон Энрике
Я твой брат.
Не устрашит меня неверность
Такого случая и даже
Не устрашил бы облик смерти.
(Уходят.)
Брито
А что касается меня,
Мне надо быть всегда в засаде.
И стычка же! На копья - копья.
Турнир, скажу вам, превосходный,
Ну, надо мне скорей в тайник.
(Уходит.)
(За сценой слышен призыв к оружию.)
СЦЕНА 10-я
Другой пункт побережья.
Дон Хуан и Дон Энрике, сражаются
с несколькими маврами.
Дон Энрике
Смелей, на них, уже разбиты,
Повсюду мавры отступают.
Дон Хуан
Поля убитыми покрыты
Солдатами и лошадьми.
Дон Энрике
А что ж не видно Дон Фернандо?
Дон Хуан
В пылу борьбы он где-то скрылся.
Дон Энрике
Отыщем же его, Кутиньо.
Дон Хуан
Где ты, повсюду я с тобой.
(Уходят.)
СЦЕНА 11-я
Дон Фернандо, со шпагой Мулея,
и Мулей, с одним только щитом.
Дон Фернандо
На поле битвы опустелом,
Что общей кажется могилой,
Или театром самой смерти,
Остался, мавр, один лишь ты,
Твои солдаты отступили,
Твой конь струит потоки крови,
Покрытый пеною и пылью,
Он возмущает дольний прах,
И меж коней, освобожденных
От седоков своих убитых,
Тебя добычей он оставил
Моей властительной руки.
И я горжусь такой победой,
Ее желаннее иметь мне,
Чем видеть это поле битвы
Венчанным злостью гвоздик.
Так много пролито здесь крови,
И так украсилось ей поле,
И так несчастие громадно,
Что утомленные глаза,
Проникшись жгучим состраданьем,
Уставши всюду видеть гибель,
Невольно ищут, не глядит ли
Меж красного зеленый цвет.
Итак, твою сразивши храбрость,
Я из коней, бродивших в поле,
Взял одного, и оказался
Таким чудовищем тот конь,
Что, сын ветров, он притязает
Быть у огня усыновленным,
И между пламенем и ветром
Его оспаривает цвет,
Он белый весь, и потому-то
Вода сказала: "Он рожденье
Моих глубин, его из снега
Могла сгустить одна лишь я".
По быстроте он, словом, ветер,
По благородству - пламя молний,
По белизне - воздушный лебедь,
По кровожадности - змея,
По красоте - высокомерный,
По дерзновенности - могучий,
По ржанью звонкому - веселый,
По груди сильной - великан.
Сев на седле и сев на крупе,
Вдвоем с тобой чрез море крови
Мы проносились между трупов
На оживленном корабле,
И между пеною и кровью,
Как бы играя в перламутре,
Он от хвоста до самой челки
В стремленьи бешеном дрожал
И, чуя тяжесть над собою,
Двойною парой шпор пронзенный,
Он мчался, чудилось, влекомый
Теченьем четырех ветров.
Но и такой атлант могучий
Под тяжестью своей сломился,
Затем что тяжкий гнет несчастий
И зверю чувствовать дано;
А может быть в своем инстинкте
Задет, он про себя промолвил:
"Веселым шествует испанец,
Печальным едет в путь араб:
Так против родины я буду
Изменником и вероломным?"
Но будет говорить об этом.
Глубоко опечален ты,
Скрывает сердце, сколько может,
Но ты устами и глазами
Изобличаешь те вулканы,
Что у тебя в груди кипят,
И шлешь ты пламенные вздохи,
И слезы нежные роняешь,
И каждый раз, как обернусь я,
Моя душа удивлена;
Должна другая быть причина,
Которая тебя печалит,
Не мог твой дух одним ударом
Судьбы жестокой быть сражен:
И было бы несправедливо
И дурно, если б о свободе
Так горько плакал тот, кто может
Так тяжко раны наносить.
И потому, коль, рассказавши
Другому о своем несчастьи,
Тем самым горе облегчаешь,
Пока к моим мы не придем,
Раз эту милость заслужил я,
Тебя степенно и учтиво
Я убеждаю, расскажи мне,
Какое горе у тебя.
Скорбь сообщенная бывает
Не побежденной, но смиренной,
И я, виновник самый главный
Превратности твоей судьбы,
Желаю быть и утешеньем
И устранителем причины
Твоих печальных воздыханий,
Коли причина разрешит.
Myлей
Велик ты в храбрости, испанец,
И так учтив ты, как бесстрашен;
И ты словами побеждаешь,
Как шпагой можешь побеждать.
Когда меня на поле битвы
Ты победил мечом могучим,
Ты жизнь мою своею сделал,
И вот вторично взят я в плен;
Моя душа твоею речью
Побеждена, ты повелитель
И над душою и над жизнью,
Ты и жесток и милосерд,
И побежден тобой я дважды
Оружием и обращеньем.
Ко мне проникшись состраданьем,
Испанец, ты меня спросил,
О чем я пламенно вздыхаю;
Я сознаю, что, если скажешь
Другому о своем несчастьи,
Оно тогда умягчено,
Но сознаю я вместе с этим,
Что тот, кто говорит о боли,
Желает, чтоб она смягчилась,
Моя же боль в моей душе
Царит настолько над моими
Восторгами, что, не желая
Смущенья их и облегченья,
Хотел бы я о ней молчать;
Но нужно мне повиноваться,
И я тебе открою тайну.
