Томас Элиот - Бесплодная земля - пер. Андрей Сергеев

              Флеб, финикиец, две недели как мертвый,
              Крики чаек забыл и бегущие волны,
              И убытки и прибыль.

                                 Морские теченья,
              Шепча, ощипали кости, когда он, безвольный
              После бури, вздымаясь и погружаясь,
              Возвращался от зрелости к юности.

                                                Ты,
              Иудей или эллин под парусом у кормила,
              Вспомни о Флебе: и он был исполнен силы
                                                   и красоты.

              После факельных бликов на потных лицах
              После холодных молчаний в садах
              После терзаний на пустошах каменистых
              Слез и криков на улицах и площадях
              Тюрьмы и дворца и землетрясенья
              Грома весны над горами вдали
              Он что жил ныне мертв
              Мы что жили теперь умираем
              Набравшись терпенья

              Нет здесь воды всюду камень
              Камень и нет воды и в песках дорога
              Дорога которая вьется все выше в горы
              Горы эти из камня и нет в них воды
              Была бы вода мы могли бы напиться
              На камне мысль не может остановиться
              Пот пересох и ноги уходят в песок
              О если бы только была вода средь камней
              Горы гнилозубая пасть не умеет плевать
              Здесь нельзя ни лежать ни сидеть ни стоять
              И не найдешь тишины в этих горах
              Но сухой бесплодный гром без дождя
              И не найдешь уединенья в этих горах
              Но красные мрачные лица с ухмылкой усмешкой
              Из дверей глинобитных домов

                        О если бы тут вода
                        А не камни
                        О если бы камни
                        И также вода
                        И вода
                        Ручей
                        Колодец в горах
                        О если бы звон воды
                        А не пенье цикад
                        И сухой травы
                        Но звон капели на камне
                        Словно дрозд-отшельник поет на сосне
                        Чок-чок дроп-дроп кап-кап-кап
                        Но нет здесь воды

              Кто он, третий, вечно идущий рядом с тобой?
              Когда я считаю, нас двое, лишь ты да я,
              Но, когда я гляжу вперед на белеющую дорогу,
              Знаю, всегда кто-то третий рядом с тобой,
              Неслышный, в плаще, и лицо закутал,
              И я не знаю, мужчина то или женщина,
              - Но кто он, шагающий рядом с тобой?

              Что за звук высоко в небе
              Материнское тихое причитанье
              Что за орды лица закутав роятся
              По бескрайним степям спотыкаясь о трещины почвы
              В окружении разве что плоского горизонта
              Что за город там над горами
              Разваливается в лиловом небе
              Рушатся башни
              Иерусалим Афины Александрия
              Вена Лондон
              Призрачный

              С ее волос распущенных струится
              Скрипичный шорох колыбельный звук
              Нетопырей младенческие лица
              В лиловый час под сводом крыльев стук
              Нетопыри свисают книзу головами
              И с башен опрокинутых несется
              Курантов бой покинутое время
              И полнят голоса пустоты и иссякшие колодцы.

              В этой гнилостной впадине меж горами
              Трава поет при слабом свете луны
              Поникшим могилам возле часовни -
              Это пустая часовня, жилище ветра,
              Окна разбиты, качается дверь.
              Сухие кости кому во вред?
              Лишь петушок на флюгере
              Ку-ка-реку ку-ка-реку
              При блеске молний. И влажный порыв,
              Приносящий дождь.

              Ганг обмелел, и безвольные листья
              Ждали дождя, а черные тучи
              Над Гимавантом[8] сгущались вдали.
              Замерли джунгли, сгорбясь в молчанье.
              И тогда сказал гром
              ДА
              Датта[9]: что же мы дали?
              Друг мой, кровь задрожавшего сердца,
              Дикую смелость гибельного мгновенья
              Чего не искупишь и веком благоразумия
              Этим, лишь этим существовали
              Чего не найдут в некрологах наших
              В эпитафиях, затканных пауками
              Под печатями, взломанными адвокатом
              В опустевших комнатах наших
              ДА
              Даядхвам[10]: я слышал, как ключ
              Однажды в замке повернулся однажды
              Каждый в тюрьме своей думает о ключе
              Каждый тюрьму себе строит думами о ключе
              Лишь ночью на миг эфирное колыханье
              Что-то будит в поверженном Кориолане.
              ДА
              Дамьята[11]: лодка весело
              Искусной руке моряка отвечала
              В море спокойно, и сердце весело
              Могло бы ответить на зов и послушно забиться
              Под властной рукой

              Я сидел у канала
              И удил, за спиною - безводная пустошь
              Наведу ли я в землях моих порядок?

              Лондонский мост рушится рушится рушится

              Poi s’ascose nel foco che gli affina[12]
              Quando fiam ceu chelidon[13]- О ласточка ласточка
              Le Prince d’Aquitaine à la tour abolie[14]
              Обрывками этими я укрепил свои камни
              Так я вам это устрою.
              Иеронимо снова безумен.
              Датта. Даядхвам. Дамьята.

              Шанти шанти шанти[15]