Юсуп Хаппалаев - Чеканное слово
Есть образ – он давно в душе моей
Есть образ – он давно в душе моей,
Он озарил мне путь, как блеск ночных огней;
Звезда на небе есть, что звезд других светлей,
Согреты звезды все теплом ее лучей.
Цветок душистый есть, что всех цветов нежней,
Земля гордится им, он плод ее полей;
Бессмертный сокол есть, – всех горных птиц
смелей,
Густые облака он грудью рвет своей!
Да, в красоте любой я вижу образ тот,
Отлит он в золоте, в родных лугах цветет,
В просторах тучных нив его я вижу след,
Роскошным жарким днем его сияет свет.
Его несут в себе герои наших лет.
Он в каждом подвиге, – он в чудесах побед,
Бессмертен образ тот, и знаю я, поэт:
Бальзам волшебный он от горестей и бед!
И он в душе моей горит, неугасим,
Он – сила сил земных, и станет он родным
Для тех, кто любит жизнь, кто хочет
слиться с ним,
Кто хочет с ним дышать дыханием одним!
«В этих горах стародавних…»
В этих горах стародавних —
С самой высокой скалы —
Каждую мету на скалах
Зоркие видят орлы.
Все им открыто, знакомо,
Крылья отважных быстры.
Здесь в вышине они дома,
Когти их цепки, остры.
Ну, а ягнятами тура
Склоны исхожены все,
Скачут туда и оттуда,
Топчут былинки в росе.
Нежным губам их знакома
Горных лугов благодать,
Здесь они резвые, дома, —
Кто же их может догнать?
«Вешнее таянье сини…»
Вешнее таянье сини.
Темные ели кругом.
Радостный сад посредине,
Чистым пронзенный лучом.
Листьев слежавшихся ворох
Пламени лижет язык.
В дымных текучих узорах
Строй зеленеющих пик…
Рядом с остатками снега,
Льдистою талой водой —
Нить травяного побега,
Зелени луч молодой.
Пламя от ветра чуть гнется,
Дым отвевается вбок.
Желтая бабочка вьется.
Легкий мелькает сачок.
Девочка в красной шапочке,
Девочка в белом платьице,
Девочка в синих туфельках —
Первый весенний цветок!
Гора и мужчина
В одеянии зеленом,
Или с грудью обнаженной,
Или в ледяной кольчуге
Ей стоять пришла пора,
Но гора под небосклоном
В летний полдень раскаленный,
В час грозы, во время вьюги,
Что бы ни было —
гора!
И в бесславии и славе,
Стужей встречен иль жарою…
Радость ждет или кручина,
Смерть ли, женщина иль бой,
Но, не избегая яви,
Так же, как гора – горою,
Быть мужчиною – мужчина
Век обязан в час любой!
Море
Море, море – будто нет земли,
Будто нет заветного причала…
Море, море… А в его дали
Неба лучезарного начало.
Где – то, в этой бездне голубой,
Чуть заметно точка забелела,
Может быть, прошел корабль большой,
Может, просто чайка пролетела.
«Близ рек гортанных и двужильных…»
Близ рек гортанных и двужильных,
В суровом окруженье гор
Я, стоя у камней могильных,
Безмолвный слышу разговор.
Звучат слова на плитах строго,
Взывая к памяти живых.
Сюда переселилось много
Друзей и родичей моих.
Они – судьбы моей предтечи.
И страшно думать, что и мне
Беззвучные придется речи
Вести в загробной стороне.
Гора Базар – Дюзи
Ты очи очевидца
Под небо вознеси,
Увидишь, как дымится
Гора Базар – Дюзи.
Край птичьего полета,
Вершины, как быки.
И кажется, что кто – то
Там курит чубуки.
От тяжести подъема
Ты валишься почти,
А до гнездовья грома
Еще нам вверх идти.
И если мы на кручи
Взойдем, то не впервой
Внизу увидим тучи
И свет над головой.
Утро в новолакии
Скрытые лиловой
Тонкой пеленой,
Горы Новолака
Вновь передо мной.
У подножья слышен
Бурной речки гул,
И в цветенье вишен
Утонул аул.
Жаворонок в небе
О весне поет,
Словно бусы, нижет
Он со звуком звук.
Утренней прохладой
Дышит все вокруг.
Хорошо на сердце
Близ родимых гор!
Хочется мне песней
Влиться в общий хор.
Пусть из сердца песня
Мчится на простор,
Опьяняя душу,
Зажигая взор!
Родная земля
Здесь древних лаков дух
Беседует с веками…
Люблю тебя, Кумух,
С полями и лугами.
Люблю Турувалу —
Хмельных ключей долину.
Хвалу Лухувалу
Пою за взлет былинный
Хребтов и троп чреду,
Где и успех и горесть,
И радость и беду
Равно
Встречает горец…
Тебя люблю, Вицхи!
Твоих садов кипенье.
За теплоту руки,
Горянок гордых пенье.
Здесь и два века жить
Была б судьба легка мне.
Способны пробудить
Они любовь и в камне!..
Но и при счастье том
В долгу я буду, люди,
Пред вами,
Чьим трудом
Мой край прославлен будет.
«Положено гостю…»
Положено гостю
Оказывать честь.
Вопрос задают мне:
– Не хочешь ли есть?
Странный обычай
На Севере есть.
В горах Дагестана
Порядок другой.
Воскликнет хозяин:
– К столу, дорогой!
В горских аулах
Обычай такой.
Хозяину дома
Не возражай,
Хозяина дома
Не обижай.
Закон уважай!
Хинкал
Хинкал, хинкал,
Каждый вечер хинкал…
До дома верст почти две тыщи,
Но, расстоянью вопреки,
Мне захотелось горской пищи,
И я купил кулек муки.
И на огонь кастрюлю с ходу
Поставил,
глянув на часы,
И опустил при этом в воду
Кусок бараньей колбасы.
Из теста ровного я вскоре
Слепил хинкалы,
и они
Ракушкам, что белеют в море,
Все были внешностью сродни.
И, подкрутив слегка горелку,
Чей пламень слишком жарок был,
В большую плоскую тарелку
Я колбасу переложил.
Чеснок – огня родное чадо.
Ошинковав его бока,
Подливку сделал я, как надо,
Из огненного чеснока.
И острый запах, как в ауле,
Я вожделенно уловил.
И в лоно бурное кастрюли
Хинкалы тихо опустил.
И, дав еще кастрюле малость
Побыть в клубящемся пылу,
Достал вино.
И мне осталось
Друзей потребовать к столу.
Они, как следует мужчинам,
Явились вмиг на мой порог.
И чеснока и перца с тмином
Здесь ноздри запах им ожег.
И не пришлось скучать бокалам,
Сверкающим, как луч, росой.
– Прошу закусывать хинкалом!
– О, нет! Мы – лучше колбасой!
Казалось им,
в горах рожденный,
Лишь я способен есть хинкал,
Что дан желудок мне луженый,
Достойный всяческих похвал.
Их уговаривать отчаясь,
Сам на хинкал я приналег.
И мысленно они, печалясь,
Мне сочиняли некролог.
Расстегнут ворот нараспашку,
Сколь я хинкала съел – не в счет.
И, осушив бульона чашку,
Смахнул со лба ядреный пот.
На кунаков глядел я с лаской,
Вино в бокалы подливал.
И стали пробовать с опаской
Они кавказский мой хинкал.
Но вот,
лиха беда начало,
Пришлась по вкусу им еда:
Тарелки съели бы, когда
Тарелки были б из хинкала.
И чесноком благоухали
Они, домой отправясь спать,
И рты округло открывали,
Дыша, как будто на печать.
«Мельника в песне я славлю, друзья…»
Мельника в песне я славлю, друзья:
Знает он тонкий и грубый помол.
Если б кружил я по жизни, скользя,
Я в жернова бы к нему пошел!
Брата хочу я воспеть, чабана,
Он воротился с альпийских лугов.
И говорить с ним, родным, допьяна
Я о делах самых трезвых готов.
Ну, а еще песню спеть я хочу
Другу сердечному – зурначу:
«Вам спасибо, дорогой
Мой зурнач.
Шевельнул одной ногой —
Обе вскачь.
Только щеки ты напряг —
Гул и звон.
И слетел с ноги башмак.
Где же он?
Разберемся, башмаки,
Кто и в чем?
Пляшут даже старики
Босиком!
Ну, спасибо, дорогой
Мой зурнач,
Топнул я одной ногой —
Сотня вскачь».
Осень – художница
Срок осени очень краток.
Художницей у полотна
Палитру осенних красок
Дарит полям она.
Красный, лиловый, желтый,
Полутона тихи…
А вот и камень тяжелый
Укрыли пышные мхи.
Высится стог. И мглою
Подернута синева,
И закрутились юлою
Мельничные жернова.
Дождь на картине нужен,
Лист на дубовом стволе
И голубые лужи
На серой, сырой земле.
Осень трудилась споро
И до прихода весны
Буркой укрыла горы —
Пусть видят зимние сны.
Под журавлиным небом
Вьется оленья нить…
Как хорошо зиме бы
Картину ее завершить!
Не могу