Людмила Татьяничева - Стихотворения

Снова дует неистовый ветер.
Быть кровавому, злому дождю.
Сколько дней,
Сколько длинных столетий
Я тебя, мой единственный, жду.
Выйду в поле,
То едешь не ты ли
На запененном верном коне?
Я ждала тебя в древнем Путивле
На высокой, на белой стене.
Я навстречу зегзицей летела,
Не страшилась врагов-басурман.
Я твоё богатырское тело
Столько раз врачевала от ран.
Проходили согбенные годы
Через горы людской маеты.
И на зов боевой непогоды
Откликался по-воински ты.
Не считал ты горячие раны,
И на землю не падал твой меч.
Откатилась орда Чингис-хана
Головою,
Скошенной с плеч.
И остался на вечные веки
Ты грозой для пришельцев-врагов.
Омывают российские реки
С твоих рук чужеземную кровь.
Снова ветер гудит, неспокоен.
Красный дождь прошумел по стране.
Снова ты, мой возлюбленный воин,
Мчишься в бой на крылатом коне.
Труден путь твой, суровый и бранный.
Но свободной останется Русь,
И тебя я, твоя Ярославна,
В славе подвигов ратных дождусь…
1943—1945

Я в детстве слышала не раз
От бабки этот старый сказ.
Узнав, что друг в бою убит,
Подруга уходила в скит,
Чтобы в лесном, глухом скиту
Оплакивать свою беду
И чтоб любовь свою сберечь
От наважденья новых встреч.
Мне часто повторяла мать,
Как женской гордости устав:
— Коль любишь, — мужа потеряв,
Не станешь нового искать.
Скорее горы упадут
И высохнут истоки рек…
Так в нашем повелось роду:
Раз полюбила, то навек.
…Прошла жестокая война.
Я выжила, а ты убит.
Но воля к жизни так сильна,
Что падать духом не велит.
Она велит мне сильной быть,
В далёкий скит не уходя.
Трудиться, петь, детей растить
И за себя и за тебя.
В горах отыскивать руду,
Менять истоки древних рек.
Ну, а любовь у нас в роду
Одна-единая навек.
1943—1945

Когда-то над хребтом Урала,
Солёной свежести полна,
С ветрами запросто играла
Морская вольная волна.
Ей было любо на просторе
С разбегу устремляться ввысь.
Отхлынуло, исчезло море,
И горы в небо поднялись.
Но своенравная природа
То море в памяти хранит:
В тяжёлых каменных породах
Волной играет малахит.
Он морем до краёв наполнен,
И кажется: слегка подуть —
Проснутся каменные волны
И морю вновь укажут путь.
1945

По белой азиатской пыли
С мечтой о невозможном чуде
Кочевники здесь проходили,
Устало горбились верблюды,
И было это не когда-то
В седые времена Батыя…
Хранятся в памяти все даты:
Ведь мы свидетели живые,
Магнитогорска старожилы.
Мы тем, быть может, знамениты,
Что в горные проникли жилы
Упрямой силой динамита.
Лопатой рыли котлованы
В степи,
Дремавшей непробудно.
Качались на волнах бурана
Палаток парусные судна…
Пройдём по городу, товарищ,
На каменную выйдем площадь.
Ты этот дом припоминаешь?
А дерево вот это помнишь?
Любуясь на сады и скверы,
На город, залитый огнями,
Не сразу мы с тобой поверим,
Что создано всё это нами!
Но, день за днём припоминая,
Мы улыбаемся, как дети:
И впрямь, — мы летопись живая
Кипучих будней пятилетий!
1946

Тебя, быть может, нет ещё на свете.
Я о тебе не знаю ничего.
Что из того?
Я всё равно в ответе
Перед тобой за сына моего.
В любом краю,
Хоть за Полярным кругом,
Где никогда не тает снежный наст,
Тебя найдёт он,
Назовёт подругой,
И всё возьмёт, и всё тебе отдаст.
С тобой он будет нежным и нелгущим,
Простым и добрым, преданным навек.
Ты с ним узнаешь на земле цветущей
И щедрость зноя, и прохладу рек.
Но если счастья ты увидишь мало
И если сын окажется иным,
То это я тебя обворовала
Холодным нерадением своим.
1945

Чернила каменеют на морозе,
И холодно в руке карандашу.
Горючие, в глазах не стынут слёзы.
Слезами я письмо тебе пишу.
И не слезами,
А живою кровью.
Она торопит и велит:
— Скорей. —
Пишу с тоской,
Немыслимой любовью,
Всей силой и всей слабостью своей.
Но где ж слова?
В немом столпотворенье
Разлук и встреч затеряны они.
Я шлю тебе своё сердцебиенье.
К листу письма ты ухо преклони.
Ты слышишь?
Стонет в чистом поле ветер,
Снегами белопёрыми шурша.
И, как ребёнок, плачет на рассвете
С тобою разлученная душа. ..
1947

Зимней полночью морозной
Отогрей слегка окно —
И увидишь ты, как сосны
Украшают полотно.
Иглы тонко вышивают
Синим крестиком узор.
Под пушистым малахаем
Спрятал кудри черный бор,
А над сонными лесами,
В стороне,
Где наш завод,
Пламя лисьими хвостами
Подметает небосвод…
1947

Есть у нас на молодом Урале
Синегорье.
Может быть, бывали?
Звонкий бор и летом и зимой
Изукрашен хвойной бахромой,
Синельга синеет между гор —
Чей угодно очарует взор.
Только я признаюсь,
Что не это
Синегорья главная примета…
Если ты придёшь сюда впервые,
Поспеши на вышки буровые.
Отыщи нетронутые руды
И земные звёзды —
Изумруды.
Или в цехе,
Принимая смену,
В красный глаз заглядывай мартену.
На лесах, в цехах или в забое
Мастерством поделится с тобою
Здешний житель и умелец местный.
Человек на весь Урал известный:
Металлург, геолог и охотник —
Синих гор хозяин и работник.
1948

Барский дом, окованный железом,
Кружево чугунное оград.
Повелел хозяин камнерезу
Вырезать из камня виноград:
Чтоб он был совсем как настоящий,
Словно солнцем налитая гроздь.
Только камнерезу, на несчастье,
Видеть виноград не довелось.
Что он видел? Белые метели,
Островерхий синий Таганай,
Сосны и нахмуренные ели —
Милый сердцу,
Но суровый край.
Не плоды цветущей Украины
И не крымских фруктов аромат, —
Знал он только горькую рябину,
Красную, как ветреный закат.
И сказал себе уральский мастер:
— Много бед — ответ всегда один… –
Взял он не прозрачные тумпасы,
Не морской воды аквамарин,
А кроваво-красные рубины
И густой, задумчивый гранат, —
Вырезал он гроздь родной рябины:
— Вот вам, барин, местный виноград.
Были розги мастеру наградой.
Но с тех пор в народе повелось
Называть уральским виноградом
Красную рябиновую гроздь.
1948

Свои свершая рейсы круговые,
Перекликались краны в вышине…
Хоть в этом цехе я была впервые,
Всё было близким и знакомым мне:
И строй станков,
И говор их негромкий,
И синей стружки плотная спираль,
И вышитая кофточка девчонки,
Берущей в руки тёплую деталь.
Девчонка,
Укрепив резец умело,
Переходила от станка к станку.
Работала,
Как песню в праздник пела,
В движеньях подражая ветерку.
На миг остановилась,
Улыбнулась,
Отбросила каштановую прядь
И словно время повернула вспять —
Передо мной моя возникла юность.
Она хозяйкой в гулкий цех входила,
Работе отдавалась до конца…
И я в своей ладони ощутила
Не карандаш —
Стальную грань резца.
1948

А заря-то, какая заря,
Словно в небе зажжён костёр!
Кто сказал, что Магнит-гора
Много ниже Памирских гор?
Не по уровню зыби морской
Я отсчёт высоты веду, —
По высокой мысли людской,
По движенью вперёд,
По труду.
1949

Передаёт литейщик чугуну
Пластичность форм,
Стремительность движенья,
Но лишь чеканщик может дать ему
Необщих черт живое выраженье.
Чтоб в чугуне однажды ощутил
Ты теплоту пульсирующей крови,
Искусный мастер, не жалея сил,
С литья снимает лишние покровы.
Чеканом оживляет он черты,
Отлитые литейщиком в металле,
Чтоб красоту живой его мечты
Мы в каслинской скульптуре увидали.
1949

Когда говорят о России,
Я вижу свой синий Урал.
Как девочки,
Сосны босые
Сбегают с подоблачных скал.
В лугах,
На ковровых просторах,
Среди плодоносных полей
Лежат голубые озёра
Осколками древних морей.
Богаче, чем краски рассвета,
Светлее, чем звёздный узор,
Земные огни самоцветов
В торжественном сумраке гор.
Я сердцем всё это вбирала,
Свой край полюбив навсегда.
Но главная сила Урала —
В чудесном искусстве труда.
Люблю я огонь созиданья
В суровой его красоте,
Мартенов и домен дыханье
И ветер больших скоростей.
Мне дороги лица простые
И руки, что плавят металл.
…Когда говорят о России,
Я вижу свой синий Урал.
1949