Владимир Черноземцев - «Мартен»
— Как это от одной?
— Слушай дальше. Ермаков предлагает организовать в лесу комплексную бригаду. В этой бригаде должно быть объединено четыре звена: вальщики, обрубщики, трелевщики и разделочная эстакада. Все работают сообща, весь заработок поступает в общий котел, начисляться он будет уже за готовую древесину, выложенную вот в эти штабеля. Ваше звено станет конечным, я бы сказал, главным. Чем больше сделаете вы, тем больше заработает вся бригада. Понятно?
— Выходит, мы будем уже не бригада, а только звено, а у нашего звена будут сидеть на шее нахлебники из других звеньев? Покорно благодарю за такое предложение! Ищите дураков в другом месте.
— Погоди, Харитон Клавдиевич! Какой ты ершистый. Никаких у тебя нахлебников не будет. Наоборот, все будут стараться работать на тебя, чтобы ты больше сделал. А заработок, какой они получают теперь особо за валку, раскряжевку и повозку леса, весь пойдет в общую кассу, а потом будет распределяться в зависимости от того, кто что делает. Подробно об этом расскажет вот этот конторский человек. У него все карты в руках.
— При общем-то котле вольготно станет лодырям, — нахмурился Богданов. — В бригаде будет до трех десятков человек, разве бригадир усмотрит за всеми?
— Ему и не нужно за всеми смотреть. Народ не из-под палки работает, сознательный. Ну, а если лодырь отыщется, так его никто по головке не погладит. В бригаде-то, как в реке, каждый камешек обкатается, станет гладеньким.
Сергей Ермаков, не сводивший глаз с Богданова, вклинился в разговор.
— Если смотреть на это дело, как Богданов, то мне в первую очередь от этой комплексной бригады надо отмахиваться. Мне куда выгоднее работать одному: только знай вали лес, назад не оглядываясь. Сколько свалил за день лесин, обмерил пеньки — и дело в шляпе, пошел домой. Но так работать мне совесть не позволяет.
— Постой, постой, Сережа! — перебил его Березин. — Богданов, давай сюда свою бригаду. Пускай кончают работу. Если ты не поймешь, чего парень хочет, так, может, члены твоей бригады поймут.
— Зачем один на один? Так до вечера ни до чего не договоримся.
Не дожидаясь, пока Богданов даст команду, Фетис Федорович закричал:
— Шишигин, айда сюда, веди всех.
— У нас один хлыст остался, — отозвался Шишигин. — Сейчас разделаем и подойдем.
— Бросай, потом разделаете.
На штабеле вокруг гостей и Богданова расселись разметчики, откатчики, грузчики.
— Давай, Серега! — сказал Березин.
— Какой толк, товарищи, из того, что я выполняю по две-три нормы, а то и больше? — обратился Ермаков к лесорубам. — Ведь лес лежит в делянках, копится. А какая разница — на корню он стоит или на земле лежит? Надо, чтобы лес потоком, рекой шел от нас туда, где он нужен, где его ждут…
— Вот и расскажи, за счет чего у тебя лес потоком пойдет из делянки! — перебил его Богданов.
— Не торопите. Лучше послушайте, что я во сне сегодня видел. — Богданов сделал нетерпеливое движение, но Ермаков продолжал невозмутимо: — И вот, снится мне, выхожу я с утра на работу, день подымается ясный, солнечный. Помощники мои, как обычно, уже начеку…
— А бригадиром кто будет? — оборвал его Богданов.
— Он, Серега, — кивнул Березин на Ермакова.
— Вот и хорошо! — подымаясь, сказал Харитон. — Начинайте с богом, только без меня.
— Почему «без меня»? — удивился Сергей. — Я не настаиваю, бригадиром можно и другого назначить.
Богданов стоял на своем.
— Объединяйте три звена, а я поработаю самостоятельно. А дальше там — увижу, может, и я вступлю в бригаду вашу, если дело пойдет. На словах-то у вас гладко, а на деле — не знаю, как обернется.
За все это время ни слова не обронивший Чибисов сплюнул, выругался.
— Ему хоть кол на голове теши, а он все свое твердит… Ну не хочет, так чихать на него. Другого в звеньевые на эстакаде поставим. Кто из вас согласен занять место Богданова? — спросил он у рабочих.
Харитон обвел людей из своей бригады тяжелым взглядом. Все молчали.
— Я ведь, начальник, окончательно не отказался. Что ты на меня взъелся? Вы поработайте, а я посмотрю. Зачем раньше батьки лезти в пекло. Вы меня не словами, а делом агитируйте.
— А ты понимаешь, что портишь нам всю музыку? — горячился Чибисов. — Четыре звена — это комплекс. У нас и все расчеты сделаны на замкнутый цикл работы. Люди ночами сидели, готовили материалы… А ты нам путаешь все карты.
— Ничего я не путаю. Какая разница — три звена или четыре?
— Разница большая. При четырех звеньях мы имеем экономию во времени и в деньгах, у нас отпадает учет работы вальщиков, сучкорубов, трелевщиков. Нам не надо будет тут держать учетчиков, оформлять наряд, переводить бумагу… Весь учет выполненной работы производится только здесь, на эстакаде. Тебе ведь Березин сказал, что эстакада — главное звено. А ты этого понять не хочешь! Или прикидываешься… простачком?
Он хотел сказать «дурачком», но, встретившись со взглядом парторга, воздержался. Вспомнил, как на собрании партийной группы Березин мылил ему шею за то, что отмахивается от Ермакова, что только замполит Зырянов помог парню продвинуть важное начинание. Смягчаясь, Чибисов спросил у Харитона:
— Так как, Богданов, желаешь ты работать в комплексной бригаде или искать другого человека?
Богданов помялся, подумал, почесал бровь.
— Ладно, испробую. Я ведь не крепко привязан. Не пойдет дело — тогда прощайте!
— Пойдет, Харитон Клавдиевич, пойдет! — сказал Березин, похлопывая Богданова по плечу.
ГЛАВА 30Вечером, когда в Чарусе зажглись огни, к леспромхозовскому клубу стали съезжаться начальники участков, мастера, передовики производства, парторги и профорги. Совещание хозяйственного актива созывалось на семь часов.
На сцене появился директор леспромхоза и замполит. В зале, переполненном народом, наступила тишина.
Когда Черемных говорил с трибуны о задании Моховскому лесоучастку: пятьдесят тысяч плотных метров заготовки на сезон и столько же вывозки на берега Ульвы для весеннего лесосплава, хриплым, точно простуженным голосом крикнул Ошурков:
— Дадим досрочно! Перевыполним.
В зале раздались хлопки.
Иначе воспринял увеличенное в несколько раз против прошлого сезона задание Чибисов. Услышав внушительные цифры, Евгений Тарасович стал пожимать плечами и говорить, поглядывая направо и налево, обращаясь к приехавшим с ним новинцам:
— Откуда они взяли такие цифры? Потолочное планирование!
После, когда начались прения по докладу директора, Чибисов взбежал на трибуну.
— Реальность наших планов — это живые люди, — начал он, руками уцепившись за края трибуны. — А мы часто планируем задание Новинке, не учитывая действительной обстановки. Запрудили участок механизмами, воспользовались таблицей умножения — и вот вам план. А этот план уже трещит по всем швам…
ГЛАВА 31Богданов был в необычном, торжественно приподнятом настроении. Вечером после работы он вытащил из-под кровати свой сундучок, достал из него праздничную клетчатую рубашку и новенький суконный костюм. Подойдя к дверям каморки Дарьи Цветковой, легонько постучал.
— Можно! — отозвалась уборщица.
В комнате у Цветковой было жарко, топился очажок. Перед дверкой его на корточках сидел Шишигин, курил цигарку и пускал дым тоненькой струйкой в топку. Дарья сидела на кровати и вязала варежку, клубок белой шерсти лежал у нее на коленях.
— Ты чего тут, Шишига, околачиваешься? — нахмурившись, спросил Богданов.
— Да вот дровец Дарье Семеновне принес! — показал тот на дрова, аккуратно сложенные в нише за печкой. Заплевал цигарку, кинул в очаг и, точно виноватый, вышел.
— Я к тебе с просьбой, Даша! — сказал Богданов. — Погладь мне рубашку и костюм.
— Давай, давай, Харитон Клавдиевич! — откладывая в сторону вязанье, сказала Цветкова. — Утюг-то как раз горячий.
Разостлала на столе байковое одеяло, взяла у Богданова костюм и рубашку.
— Садись на табуретку. Я сейчас.
— Я, Даша, постою. Валяй гладь!
— В ногах правды нет, Харитон Клавдиевич. Вот тебе табуретка. Посиди да скажи что-нибудь хорошенькое. Как у вас дела в бригаде?
— А что?
— Как «что»? Осрамился же на весь поселок. Сколько разговоров про тебя было.
— Каких разговоров, Даша?
— Мне даже стыдно за тебя. Если бы так себя вел мальчишка, который, кроме тятьки-мамки, ничего не знает, а ты чуть не полвека прожил и не разбираешься в нашей жизни. На смех ведь ты себя поднял. Гляди-ка, Сергей Ермаков большое дело начал, все его поддержали, а ты заупрямился, встал ему поперек дороги.
— Так я согласился же.
— Когда тебя Чибисов из бригады хотел выгнать! Из-под палки ты согласился, Харитон Клавдиевич. Живешь с людьми, а все стараешься быть в стороне от них. Не годится так жить. Ты уж не обижайся на меня, Харитон Клавдиевич. Я давно собиралась сказать тебе это. Жалею я тебя, когда другие нехорошо о тебе говорят… Садись, садись. Сейчас я все сделаю тебе, выглажу, разутюжу.