Александр Дольский - Анна. Роман в стихах
О, как мне хочется в Париже оказаться!
Я без тебя ничто. Я жив едва-едва.
А что же будет через месяц или два?
8. Анна. Париж. Суасон
Вчера был трудный день. Коллоквиум, доклады
я пропустила. Долг мой -- две недели.
С Люси работали мы, ничего весь день не ели.
И хорошо -- в котомке её были шоколады.
Меня учёба затянула, достаётся мне немало.
Так легче без тебя. А то грущу, грущу.
Ты стал являться мне. Гляди -- и я пущу
тебя когда-нибудь к себе под одеяло.
Пока ты не отчётлив, не наполнился теплом,
но вижу я тебя почти что каждый вечер.
Ты не завидуй мне. Твой облик сердце лечит.
Я попытаюсь научить тебя потом
воспринимать меня, как плоть, на расстояньи.
Жаль, что не можешь чувствовать себя со мной.
Когда ты настоящий, ты иной.
А это так, для утешения сознанья.
Привет Наташеньке. Тебе спокойной ночи.
Целую и люблю. Ты там кури не очень.
9. Андрей. Китай. Вейфанг
Мой город называется Вейфанг, моя родная.
Чудес здесь, милая, пожалуй, даже слишком.
Как сохранилась нравственность тут, я не понимаю.
Мои студенты -- и девчонки, и мальчишки
от восемнадцати до двадцати двух лет --
наивные, послушные, как дети.
Грехов цивилизации здесь нет.
Мне, право, по душе порядки эти.
Шесть классов у меня, и в каждом до пятидесяти душ.
Перехожу из класса в класс минут на двадцать.
Мне их хватает, чтобы разобраться
почти что с каждым. Карандаш и тушь,
и акварель -- здесь основные матерьялы.
Я их учу рисунку, композиции, штриху и перспективе.
Часов по десять в день пашу на этой ниве.
Ночами мёрзну. Попросил второе одеяло.
А интернет здесь четверть часа, треть юаня, по рублю.
Целую, Аннушка. Люблю.
10. Андрей. Китай. Шанхай
Позавчера покинул я Вейфанг. Сегодня я в Шанхае.
Все триста провожать меня явились на вокзал
и плакали. И на минуту я закрыл глаза,
чтоб удержаться. А потом они махали,
кричали мне во след, наверно, добрые слова.
Я сам, ей-Богу, не пустил слезу едва.
Учил их две недели и настолько к ним привык,
что стал душой дитя, как их примерный ученик.
В Шанхае начались мои гастроли. Здесь в огромном зале
две тысячи художников собрали.
И на глазах у них я маслом написал портрет
мужчины пожилого, может быть, шестидесяти лет,
и в полный рост. Холст -- два на полтора.
Представь, мне аплодировали. Я сказал себе -- Ура!
Вообще-то я боялся. Думал -- это невозможно,
особенно на людях. Было мне тревожно,
но только первые примерно три минуты.
Потом исчезло ощущенье нервной смуты.
11. Андрей. Китай. Шанхай
Осталось пять недель -- Шанхай, Тинанг, Пекин,
Синтаун. Слава Богу, буду ездить не один.
Продюсер Вень Хуа учился в нашей репинской конторе.
Меня сопровождает он. И в русском разговоре
его порою удаётся мне понять,
когда переспрошу его раз пять.
Он бизнесмен. Не пишет он уже давно.
Зато считать юани правильно ему весьма дано.
Я -- Буратино, он, конечно, Карабас.
Забыл сказать, на видео записывают мастер-класс,
чтоб реализм русский по всему Китаю
распространить затем. Я это понимаю.
Я в Питере волшебному китайскому письму
по шёлку тушью обучался. Пробовал и на бумаге.
Художник должен собирать и сохранять, подобно скряге,
искусство Мира, что несёт раскрепощение уму.
Здесь интересно. О тебе не забываю ни на миг.
Жить без тебя я отрицательно отвык.
12. Анна. Париж. Сен-Кантен
Между нами людей -- миллионов семьсот,
Алтынтаг, острова и заливы,
крокодилы, орлы, голубой бегемот,
пиццы, вина, колбасы, оливы,
страны Балтии, Бельгия, Евросоюз,
Ницца, Льеж, проститутки, отели
и Париж, уронивший созвездие Муз
до Малевича и до панели,
эссеисты, поэты читающих стран,
мудрецы до Гессе от Ликурга,
самолёты, бомбившие южных славян
и опасные для Петербурга,
пароходы, наркотики, мафия, перст
в изумрудном кольце Иоанна,
пляжи, бары, бульвары -- ещё много мест,
где любили бы мы неустанно,
если б Глас не шептал непрестанно,
что нести мы должны нами избранный крест.
13. Андрей. Китай. Тинанг
Как наши деды писали -- "Когда запылает Аврора",
и на плечо твоё ляжет оранжевый блик,
выйду из рук твоих, как из святого притвора
снова в языческий послепасхальный семик.
Вдох -- и желанье проститься до вечера тихо и скоро.
Выдох -- "Ну, здравствуй!" О, как же любим этот лик.
Днём показалось -- что до безразличья привык.
Вечером хочется слов, интонаций без спора.
Утром опять красоты твоей сладок родник.
Я, как должник, помню каждый подаренный миг.
Пишем любовь нашу мы сразу на чистовик.
Чтобы совсем позабыть оба слова -- разлука и ссора,
я ухожу от неточной строки, от лукавого взора.
Скромен мой мир в твоей жизни. В Европе -- Андорра
большую площадь имеет. Не сварен наш стык.
Дышит пространство любви между нами, летает опора.
И хорошо, что читаются точки внутри разговора,
но не в конце. И что я к этой чаше приник.
14. Анна. Париж. Пуаси
