Фернандо Пессоа - Лирика
И бедная, мирная эта машинка копьем мне сердце
пронзила.
Да, я во всем виноват, я, солдат,
Что всех убивал, насиловал, жег и рушил,
Нечистая совесть моя, мой позор отбрасывают
безобразные тени,
Подобные Агасферу, бродили они со мною по свету,
А вслед за моими шагами другие шаги громыхали,
размашистые, как бесконечность.
Внезапно заставил меня закрыть глаза
физический страх от возможной встречи с Богом.
Абсурден Христос, искупающий все преступления
и все насилия,
Мой крест - во мне, недвижный, жгущий, крушащий,
Все вобрала душа моя, безбрежная, как вселенная.
Я вырвал игрушку из рук ребенка и ударил ребенка.
Глаза у него - как глаза моего сына, который
у меня, быть может, еще родится и которого
также убьют,
Испуганно и благочестиво молили меня за всех,
того не ведая сами.
Из комнатушки старухи я выволок портрет ее сына
и разорвал на клочки.
Испуганная и бессильная, она зарыдала...
Я внезапно понял, что она - моя мать, и всей кожей
ощутил страх божий.
У бедной вдовы разбил я машинку.
Она захлебнулась рыданьем, забыв о швейной
машинке.
А что, если в мире ином у меня будет дочь, и она
овдовеет, и с нею будут так обращаться?
Я, будучи капитаном, велел расстрелять крестьян
дрожащих,
Позволил насиловать дочерей, чьи отцы привязаны
были к деревьям.
Теперь я понял, что все это произошло в моем сердце,
Что все это жжет и душит и я не могу шевельнуться,
не ощутив этой боли.
Боже, сжалься надо мной, никого не жалевшим!
ТРЕБУХА В ТОМАТНОМ СОУСЕ
Однажды, в недорогом ресторанчике, вне времени
и пространства
Мне подали любовь - под видом холодной требухи
в томатном соусе.
Я вежливо сказал посланцу кухни,
Что предпочитал бы есть ее горячей,
Что это блюдо - требуху в томатном соусе
холодным не едят.
Мне стали возражать.
Я всегда оказываюсь неправ, даже в ресторане.
К холодной требухе я не притронулся,
другого ничего мне не хотелось,
Я заплатил по счету и пошел бродить по улицам.
Какая бессмыслица, правда?
Но так случилось со мной.
(В детстве каждого человека был какой-нибудь сад,
Собственный, городской, соседский,
Настоящим хозяином сада были тогда наши игры;
А теперь нам грустно.)
Я прекрасно все это знаю, и все-таки
Я попросил любви - а дали
Холодной требухи в томатном соусе.
Такую требуху никто не ест холодной.
Мне подали ее холодной.
Я оставил ее нетронутой. Была она холодной.
Ее не едят холодной. А мне принесли холодной.
БАРРОУ-ИН-ФЕРНЕСС
1
Я жалок, я ничтожен и смешон,
Безмерно чужд и целям и заветам
Как все: один их начисто лишен,
Другой, быть может, ищет их - да где там!
Пускай влекусь к добру - по всем приметам
Дурной дороги выбор предрешен.
Плетусь, как призрак,- наг, опустошен
И ослеплен потусторонним светом.
Все то, во что я верю,- чистый вздор.
Приемлю скромно жизнь мою простую
Пишу стихи, вступаю в разговор.
Оправдываться? Боже сохрани!
Менять натуру? Все одно впустую.
- Довольно, сердце: хватит болтовни!
-------
Барроу-ин-Фернесс - город в Англии на побережье Ирландского моря
2
Теурги, духи, символы наук...
Слова, слова - пустые оболочки.
А я сижу на пристани, на бочке,
И вижу только то, что есть вокруг.
Все понимать - нелегкая задача.
А пусть и так. Что, впрочем, за нужда?
Грязна и холодна в реке вода.
Вот так живу я, очень мало знача.
О мир подлунный, узел суеты!
Какое же терпение благое
В руках того, кем расплетаем ты?
И предстает пред нами все как есть.
Во что играть? В любовь, во что другое?
Что до меня - я с бочки должен слезть.
3
Струись и к морю увлекай, река,
В душе моей скопившуюся скуку!
Какое "увлекай"!.. На боль, на муку
Тебе, река, плевать наверняка.
Вслед за ослом трушу вдоль большака.
Никак не хочет жизнь постичь науку:
Названья не давать пустому звуку
И на мираж не вешать ярлыка!
Гостеприимный Фернесс! На три дня
Наедине с тобой, как в тесной клетке,
Свели дела проклятые меня.
Уеду,- гость презрительный и редкий
(Струись и ты, привычек не сменя),
Стряхнув на воду пепел сигаретки.
4
Расчет перепроверив десять раз,
Я сдал его. Теперь все ясно, просто.
Моя душа - подобие помоста,
Где выставлена муха напоказ.
Я завершил детальнейший анализ,
Определяя, где и чья вина.
Практическим советам - грош цена,
Теории, увы, не оправдались.
Зачем доклад, совет иль образец
Тому, чей мозг сломался, как зубец
У эмигранта в старенькой расческе?
И надписать пора, сомненья нет,
Тяжелый запечатанный пакет,
В котором - я и все мои наброски.
5
О Португалия, как много дней
Я вне тебя! А сердце к дому тянет:
Пока в разлуке мы, оно не станет
Ни тише, ни спокойней, ни сильней.
Все истеричней разум, все больней,
О, как его родимый берег манит!
А хитрый Фернесс лишь порою глянет
В глаза мне - и спешит среди камней.
Не слишком ли спешит? Пожалуй, да.
А, черта ли в самокопанье злобном?
Довольно метафизики, стыда,
Межвременья и лжи - со всем подобным
Покончим, удаляясь на покой.
Ах, если б стать причалом иль рекой!
=== [ КОЭЛЬО ПАШЕКО ] ========================================
ЗА ПРЕДЕЛОМ ДРУГИХ ОКЕАНОВ
Памяти Алберто Каэйро
В лихорадке в пылу за пределом других океанов
Становились явления жизни яснее и чище
И привиделся город существ
Не совсем нереальных но мертвенно-бледных святых
наготой чистотой
И виденью дразнящему входом служил я в то время
как чувства хотел испытать
Ибо в каждой душе есть понятие зримого мира
Ибо жить оставаясь в живых
Это значит что чувствовать скажется в способе жизни
Но однако же лица спокойней росы оставались
Нагота означала безмолвие форм не имеющих плоти
И реальность понять не могла как же стала такою она
Только жизнь только жизнью была жизнью
как таковой
Многократно безмолвно стараюсь постигнуть умом
Как машина которая смазана и потому не шумит
Мне приятен покой тишина и возможность
не двигаться
Ибо так достигается то равновесье которое нужно
чтоб мыслить
Постигаю что в эти моменты рассудок в работе
Но не слышу его он старается тихо трудиться
Как машина в которой трансмиссии движутся плавно
зубцы не скрипят
И услышать нельзя ничего лишь скольженье
добротных деталей ни шороха в общем
Иногда размышляю другие быть может все чувствуют
так же как я
Но у них голова начинает болеть начинает кружиться
Эта память явилась ко мне как могла бы явиться
любая другая
Например я припомнить бы мог что никто не внимает
скольженью деталей
И не знает о них ничего да и знать-то не хочет
В этом зале старинном в котором оружье висит
на поблекших щитах
Как скелеты как зримые знаки минувших эпох
Я скольжу человеческим взором и жадно пытаюсь
в доспехах увидеть
Сокровенную тайну души послужившую поводом
к жизни моей
И когда обращаю печальные взоры на щит для оружья
стараясь не видеть его
Прозреваю железный скелет постигаю его но понять
не могу
Отчего он вступает в меня во владенье вступает
как некая дальнаяя вспышка
Слышу звук бытие постигаю двух шлемов совсем
одинаковых внемлющих мне
Копья четкою тенью своей утверждают меня
в пониманье нечеткости слов
И невнятных двустиший все время скользящих в уме
Я внимаю биенью сердец тех героев которые мне
воздадут по заслугам в грядущем
И в неверности чувств натыкаюсь опять на себя
и на прежние спазмы
Той же выцветшей пыли того лее оружья
свидетельства прежних эпох
В этот зал я вступаю в большой и пустой
в миг заката
И безмолвия он удивительно сходен
с устройством души
Он расплывчатый пыльный и эхо шагов здесь
так странно звучит
Словно эхо которое слышно в душе если шаг
не поспешен
В окна грустные смотрит тускнеющий свет
И бросает на темные стены неясные тени
Этот зал и пустой и просторный конечно душа
А движение воздуха пляска пылинок всего только
мысли
Да овечья отара печальная вещь
И поэтому даже не нужно при мысли о том кто ушел
вспоминать про другие печали
Ибо так получилось поэтому что получилось
то истиной стало
И поэтому все что печально отныне
с овечьей отарою схоже
Несомненно как раз потому повторяю что овцы
и вправду печальны
Я ворую момент удовольствия ценную вещь получая
Лишь за несколько малых кусочков металла.
