Владимир Высоцкий - Книга 2

В этом доме большом раньше пьянка была
Много дней, много дней.
Ведь в Каретном ряду первый дом от угла
Для друзей, для друзей.
За пьянками, гулянками, за банками, полбанками,
За спорами, за ссорами-раздорами
Ты стой на том, что этот дом,
Пусть ночью и днем, всегда твой дом,
И здесь не смотрят на тебя с укорами.
И пускай иногда недовольна жена,
Но бог с ней, но бог с ней.
Есть у нас нечто больше, чем рюмка вина,
У друзей, у друзей.
За пьянками, гулянками, за банками, полбанками,
За спорами, за ссорами-раздорами
Ты стой на том, что этот дом,
Пусть ночью и днем, всегда твой дом,
И здесь не смотрят на тебя с укорами.

Все позади: и КПЗ, и суд,
И прокурор и даже судьи с адвокатом.
Теперь я жду, теперь я жду, куда, куда меня пошлют,
Куда пошлют меня работать за бесплатно.

Мать моя, давай рыдать, давай думать и гадать,
Куда, куда меня пошлют,
Мать моя, давай рыдать, а мне ж ведь в общем наплевать
Куда, куда меня пошлют.

До Воркуты идут посылки долго,
До Магадана несколько скорей,
Но там ведь все, но там ведь все
Такие падлы, суки, волки,
Мне передач не видеть, как своих ушей.

Мать моя, давай рыдать, давай думать и гадать
Куда, куда меня пошлют,
Мать моя, давай рыдать, а мне ж ведь в общем наплевать
Куда, куда меня пошлют.

И вот уж слышу я, за мной идут,
Открыли двери, сонного подняли,
И вот сейчас, вот прям сейчас меня куда-то повезут,
А вот куда, опять паскуды не сказали.

Мать моя, опять рыдать, опять думать и гадать
Куда, куда меня пошлют,
Мать моя, давай рыдать, а мне ж ведь в общем наплевать
Куда, куда меня пошлют.

И вот на месте мы, вокзал Ибрань,
Но слава богу, хоть с махрой не остро,
И вот сказали нам, что нас везут туда, в Тьму-Таракань,
Куда-то там на Кольский полуостров.

Мать моя, опять рыдать, опять думать и гадать,
Куда, куда меня пошлют,
Мать моя, кончай рыдать, давай думать и гадать,
Когда меня обратно привезут.

Кучера из МУР-а укатали Сивку,
Закатали Сивку в Нарьян-Мар
Значит, не погладили Сивку по загривку,
Значит дали полностью гонорар.
На дворе вечерит,
Сивка с Буркой чиферит.
Ночи по полгода за полярным кругом,
И, конечно, Сивка, ох, как заскучал,
Обзавелся Сивка Буркой, закадычным другом,
С ним он ночи длинные коротал.
На дворе вечерит,
Сивка с Буркой чиферит.
Сивка на работу, до седьмого поту,
За обоих вкалывал, конь-коняком,
И тогда у Бурки появился кто-то,
Занял место Сивкино за столом.
На дворе вечерит,
Бурка с кем-то чиферит.
Лошади, известно, тоже человеки,
Сивка долго думал, думал и решал,
И однажды Бурка с кем-то вдруг исчез навеки,
Ну, а Сивка в каторгу захромал.
На дворе вечерит,
Сивка в каторге горит.

У меня было сорок фамилий,
У меня было семь паспортов,
Меня семьдесят женщин любили,
У меня было двести врагов,
Но я не жалею.
Сколько я ни старался,
Сколько я ни стремился,
Все равно, чтоб подраться,
Кто-нибудь находился.
И хоть путь мой и длинен и долог,
И хоть я заслужил похвалу,
Обо мне не напишут некролог
На последней странице в углу,
Но я не жалею.
Сколько я ни стремился,
Сколько я ни старался,
Кто-нибудь находился
И я с ним напивался.
Я всегда во все светлое верил,
Например, в наш советский народ,
Но не поставят мне памятник в сквере,
Где-нибудь у Петровских ворот,
Но я не жалею.
Сколько я ни старался,
Сколько я ни стремился,
Все равно, чтоб подраться
Кто-нибудь находился.
И хоть пою я все песни о драмах
Из жизни карманных воров,
Мое имя не встретишь в рекламах
Популярных эстрадных певцов,
Но я не жалею.
Сколько я ни старался,
Сколько я ни стремился,
Я всегда попадался
И все время садился.
И всю жизнь мою колят и ранят,
Вероятно, такая судьба,
Но меня все равно не отчеканят
На монетах заместо герба,
Но я не жалею.

Катерина, Катя, Катерина,
Все в тебе, ну все в тебе по мне,
Ты как елка стоишь, рупь с полтиной,
Нарядить — поднимешься в цене.
Я тебя одену в пан и бархат,
В пух и прах, и богу душу, вот
Будешь ты не хуже, чем Тамарка,
Что лишил я жизни прошлый год.
Ты не бойся, Катя, Катерина,
Наша жизнь, как речка потечет,
Что там жизнь, не жизнь наша — малина,
Я ведь режу баб не каждый год.
Катерина, хватит сомневаться,
Разорву рубаху на груди
Вот и все, поехали кататься,
Панихида будет впереди.

Мы вместе грабили одну и ту же хату,
В одну и ту же мы проникли щель,
Мы с ними встретились, как три молочных брата,
Друг друга не видавшие вообще.

За хлеб и воду, и за свободу,
Спасибо нашему советскому народу,
За ночи в тюрьмах, допросы в МУР-е
Спасибо нашей городской прокуратуре.

Нас вместе переслали в порт находку,
Меня отпустят завтра, пустят завтра их,
Мы с ними встретились, как три рубля на водку,
И разошлись, как водка на троих.

За хлеб и воду, и за свободу,
Спасибо нашему советскому народу,
За ночи в тюрьмах, допросы в МУР-е
Спасибо нашей городской прокуратуре.

Как хорошо устроен белый свет,
Меня вчера отметили в приказе,
Освободили раньше на пять лет,
И подпись: „Ворошилов, Георгадзе“.

За хлеб и воду, и за свободу,
Спасибо нашему советскому народу,
За ночи в тюрьмах, допросы в МУР-е
Спасибо нашей городской прокуратуре.

Да это ж математика богов,
Меня ведь на двенадцать осудили,
Из жизни отобрали семь годов,
И пять теперь обратно возвратили.

За хлеб и воду, и за свободу
Спасибо нашему советскому народу,
За ночи в тюрьмах, допросы в МУР-е
Спасибо нашей городской прокуратуре.

Лежит камень в степи, а под него вода течет.
И на камне написано слово:
Кто направо пойдет — ничего не найдет,
А кто прямо пойдет — никуда не придет,
Кто налево пойдет — ничего не поймет
И ни за грош пропадет.
Перед камнем стоят без коней и без мечей
И решают: идти иль не надо
Был один из них зол, он направо пошел,
В одиночку пошел, ничего не нашел,
Ни деревни, ни сел, и обратно пришел.
Прямо нету пути никуда не прийти
Но один не поверил в заклятье,
И, подобравши подол, напрямую пошел,
Долго ль, коротко бродил, никуда не забрел,
Он вернулся и пил, он обратно пришел.
Ну, а третий был дурак, ничего не знал и так,
И пошел без опаски налево.
Долго ль, коротко ль шагал, и совсем не страдал,
Пил, гулял и отдыхал, никогда не уставал,
Ничего не понимал, так всю жизнь и прошагал,
И не сгинул, и не пропал.

Позабыв про дела и тревоги,
И не в силах себя удержать,
Так люблю я стоять у дороги,
Запоздалых прохожих пугать.
„Гражданин, разрешите папироску“,
„А я не курю, извините, пока“,
И тогда я так тихо, без спросу
Отминаю у дяди бока.
Сделав вид, что уж все позабыто,
Отбежав на полсотни шагов,
Обзовет меня дядя бандитом,
Хулиганом и будет таков.
Но если женщину я повстречаю,
У нее не прошу закурить,
А спокойно ей так намекаю,
Что ей некуда больше спешить.
Позабыв про дела и тревоги,
И не в силах себя удержать,
Так люблю я стоять на дороге,
Но только б лучше мне баб не встречать.

Весна еще в начале, еще не загуляли,
Но уж душа рвалася из груди,
Но вдруг приходят двое, с конвоем, с конвоем,
„Оденься, — говорят, — и выходи“.
Я так тогда просил у старшины:
„Не уводите меня из весны“.
До мая пропотели, все расколоть хотели,
Но, нате вам, темню я сорок дней,
И вдруг, как нож мне в спину — забрали Катерину,
И следователь стал меня главней.
Я понял, понял, что тону
Покажьте мне хоть в форточку весну.
И вот опять вагоны, перегоны, перегоны,
И стыки рельс отсчитывают путь,
А за окном зеленым — березки и клены,
Как будто говорят: „Не позабудь“.
А с насыпи мне машут пацаны,
Зачем меня увозят от весны?
Спросил я Катю взглядом:
„Уходим?“ — „Не надо“.
Нет, Катя, без весны я не могу,
И мне сказала Катя:
„Что ж, хватит, так хватит“.
И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.
Как ласково нас встретила она,
Так вот, так вот какая ты, весна.
А на вторые сутки на след напали суки,
Как псы на след напали и нашли,
И завязали суки и ноги, и руки,
Как падаль по грязи поволокли.
Я понял, мне не видеть больше сны,
Совсем меня убрали из весны.