Антонин Ладинский - Собрание стихотворений
205. КИНОЗВЕЗДА
Как бренная звезда над миром целым,
Одна взошла, легко покинув нас,
И вдруг снега экранные согрела
Дыханьем голубых туманных глаз,
И белокурой холливудской розой,
Волнуя клерков, швей и продавщиц,
Нежданно расцвела над пылкой прозой
В сияньи электрических теплиц.
И перед черным глазом объектива,
В бетонных студиях, больших, как лес,
Она изображает терпеливо
То уличных цветочниц, то принцесс.
Она в парижских платьицах коротких
Порхает бабочкой среди страстей,
Но женятся банкиры на сиротках,
И падают мильоны с неба к ней.
А зрители притихшими рядами —
Кто с папироской, кто с открытым ртом
Глядят на цеппелин под облаками,
На пышный замок, на ковбойский дом.
Уже летят экспрессы под откосы,
Уходит в море грузный пакетбот,
И вот петух финальный безголосый
Крылами призрачными трижды бьет,
Грохочет креслами толпа густая,
Спешит из чар американских драм
На улицу, к последнему трамваю,
Который развезет всех по домам.
И снова в бедной комнате отеля,
Под пенье ремингтонного сверчка,
Потянется еще одна неделя
Однообразных тусклых дней, пока
Любимица с лимонного плаката
Не позовет к забвенью от трудов —
Голубоглазая любовь пирата,
Танцовщица портовых кабачков.
206. ВОСПОМИНАНИЕ
Я помню дым над кровлей дома,
Амбар, наполненный зерном,
Овчарок, ворохи соломы,
И петухов перед дождем,
Волов аркадских на работе,
Пшеницу с солнцем пополам,
И виноградник в позолоте,
Кудрявившийся по холмам.
Я помню рощи голубые,
Где я до зимних звезд бродил,
Где музу встретил я впервые
И с ней о мире говорил.
Я помню в тишине стеклянной
Мельканье черных мотыльков,
Весь юношеский и туманный,
Блаженный мир моих стихов.
Ах, воздух холодеет в мире,
Зима приходит к нам опять —
И все трудней на зябкой лире
Парнасский полдень воспевать,
Но в темном воздухе планеты
Дыханье согревает нас,
Мы рады, что на стуже этой
Огонь священный не погас.
207. ВО СНЕ
Мы под призрачным небом живем,
В царстве бренных теней, без опоры
Все колеблется ветром, вином —
Башни, звезды, деревья и горы,
Все туманно, все снится, и вот
Ускользает из рук на рассвете —
Зверь бежит из непрочных тенет,
Рыбы в море уходят сквозь сети,
Роза вянет в руке, лепестки
Превращаются в пепел горячий,
И, как школьник у черной доски,
Бьемся мы над прекрасной задачей:
В непроглядном дыму папирос
Как бы не разминуться с душою,
Но любить невозможно без слез
Под огромной плакучей луною.
Здесь уходят навек поезда,
Дева машет им ручкой лилейной,
Щедро льется по трубам вода,
Но пылают от жажды бассейны.
208. РОЗА И ЧЕРВЬ
Он жалкая описка
В твореньи, в нотах лир,
Он, пресмыкаясь низко,
Приполз в блаженный мир,
Где призрачное небо
Над розой голубой,
В амбарах горы хлеба
И сладок пир земной.
Зачем ему такая
Вселенная дана —
Мучнистый рис Китая
И кладбищ тишина?
Но в море погибает
Корабль, покинув верфь,
И розу пожирает
В саду подлунном червь,
Недолговечна роза,
Как бальных платьев тлен,
И губит смертных проза,
Превратность перемен.
Обильной пищи брюхо
Все требует сполна,
В луженых глотках сухо
У пьяниц без вина,
Гремят с холмов шампанских
Бочонки в черный трюм,
Для пудингов британских
Везет корабль изюм.
Но после посещенья
Нам сладок смертный сон,
Блаженное забвенье
И холодок колонн.
Над грузом пирамиды,
Под сенью голубой
И сердце хризолиды
Вкушает сна покой.
На ниточках стеклянных
Висят шары светил,
Среди полей туманных
Течет небесный Нил.
И бабочкой бездомной,
Еще земным шурша,
Бросает кокон темный,
Свой тесный дом, душа.
209. «В пылающих розах…»
В пылающих розах
Цыганская шаль,
В туманных морозах
Прекрасная даль.
Любовь на пороге,
Письмо — на столе —
О дальней дороге
И о короле.
И легкие сани
Приносят гусар.
В ночном ресторане
Под ропот гитар.
Цыганка забьется
В падучей грудной,
Шампанское льется
Прохладной рекой.
И вот — розоватый
Хрустит листопад —
Доходы с богатых
Имений летят.
Так в северной власти
В сугробах сердца
Пылают от страсти
Под звон бубенца.
210. «Мы начинаем день тревожно…»
Мы начинаем день тревожно:
Ну как бы не разбить чего,
В сосуде хрупком осторожно
Храним небесное вино.
Кипит трагический напиток
В голубоватом хрустале,
Но тысячью цепей и ниток
Влечет и клонит нас к земле.
Автомобильным поворотам
Не доверяя, как мечтам,
Мы переходим мир с расчетом,
Как шумный уличный бедлам.
Темнеют заросли природы,
Но под защитой светлых лир
Растерянные пешеходы
Пересекают бренный мир.
Подхватывает нас теченье,
Как палуба, земля скользит,
От грохота и опьяненья
Все кружится, и нас тошнит.
И вдохновенными слезами
Мы плачем горестно потом
Над голубыми черепками,
Над пролитым впотьмах вином.
211. «Падают корабельные стены…»
Падают корабельные стены,
От тропических штормов устав,
Пароходные плачут сирены,
И взывает средь звезд телеграф.
Но никто этих воплей не слышит —
Мир уснул. На далекой земле
Люди спят под надежною крышей,
На удобных постелях, в тепле.
Только шумным беспутным поэтам,
Полуночникам и чудакам,
Слышен голос грудной пред рассветом,
Прилетевший с морей к кабакам.
В этом мире прекрасном им скучно,
Все им чудится и в тишине,
Что не все стало благополучно
В самой благополучной стране.
212. ПОГОНЯ
Люблю пороховую синеву
Над башенками в штормовых ознобах,
Где розовую девичью Москву
Мы берегли и кутали в сугробах.
Она росла снегуркой восковой,
И, опустив огромные ресницы,
Ходила с песней за водой,
На пяльцах вышивала плащаницы.
И вдруг ушла народная душа
За табором в цыганские улусы.
Мы собирали, горячо дыша,
Отечество — рассыпанные бусы,
Нам пели на колодцах журавли,
И рыцарских коней носили тропы.
Так мы в погоне средь степей нашли
Уроненную туфельку Европы.
213. «Бог любит бедных стихоплетов…»
Бог любит бедных стихоплетов —
Бездельников и чудаков,
И книжки их без переплетов
В дыму табачных облаков.
Он любит их удел счастливый
И рифмы для плохих стихов
Подсказывает терпеливо
С блаженных райских берегов.
Они слова на север сеют,
От споров гибнет тишина,
Они от злости зеленеют,
От зависти и от вина.
Но в этих галстуках небрежных,
В дырявых сбитых башмаках,
То в близоруких, то в безбрежных
Туманных голубых глазах, —
В ничтожестве и прозябаньи
Нам слышен отдаленный лет
Небесной музы и дыханье
Прекрасных ледяных высот.
214. «Ты бьешься над зябким созданьем…»