Николай Рубцов - Собрание стихотворений

Я у моря ходил. Как нежен
Был сапфировый цвет волны.
Море жизнь вдыхало и свежесть
Даже в мертвые валуны,
Прямо в сердце врывалось силой
Красоты, бурлившей вокруг.
Но великой братской могилой
Мне представилось море вдруг.
Над водой бездонно-синей
В годы грозные, без следа,
Сколько храбрых сынов России
Похоронено навсегда!..
Говорят, что моряк не плачет,
Все же слез я сдержать не смог.
Словно брызги крови горячей
Расплескала заря у ног.
Стало сердце болью самою.
Но росло торжество ума:
Свет над морем борется с тьмою,
И пред ним отступает тьма!

Ночь и ветер.
В тумане прожектор луны:
Очертания скал — из тумана.
И у скал, будто вечное эхо войны,
Угрожающий шум океана…
Но пускай океанские бури
                                        сильны.
Не согнуть им в железном строю
                                                  нас:
Коллективным героем
                            Советской страны
Стала наша матросская юность!

От брызг и ветра
                        губы были солоны,
Была усталость в мускулах остра.
На палубу обрушивались волны,
Перелетали через леера.
Казался сон короче
                            вспышки залповой.
И обостренность чувств такой была,
Что резкие звонки тревог внезапных
В ушах гремели,
                        как колокола.
И вот тогда
                до головокружения
(Упорством сам похожий на волну)
Я ощутил пространство и движение…
И с той поры
                    у моря я в плену!
И мне обидно,
                    если вижу слабого,
Такого, что, скривив уныло рот,
В матросской жизни
                              не увидит главного
И жалобы высказывать начнет.
Когда бушует море одичалое
И нет конца тревожности «атак»,
Как важно верить
                         с самого начала,
Что из тебя получится моряк!

Нарастали волны громовые,
Сразу душно стало в рубке тесной:
В сильный шторм попал матрос впервые,
Заболел матрос морской болезнью,
Перенесть труднее, чем горячку,
Этот вид болезни. И встревоженно
Старшина сказал ему: «На качку
Обращать вниманья не положено!»
Про себя ругая шквальный ветер,
Скрыл матрос свое недомоганье
И, собравшись с силами, ответил:
«Есть не обращать вниманья!»
И, конечно, выполнил задачу,
Хоть болезнь совсем его измучила.
Верно говорят: «Моряк не плачет!»,
Не было еще такого случая.

Все о вечности здесь говорит.
Здесь
        веками
                    отчаянно-смелые,
Бьются штормы зелено-белые
В серый,
            тысячелетний гранит.
Здесь
        бессмертье героев
                                    хранит
В штормовом
                   клокотаньи
                                    и стоне
Флотской славы
                        живая история —
Обелисков
                звездный гранит!

Катятся волны по морю,
Чайки тревожно кричат.
Где ж вы, о тихие зори,
Светлые взгляды девчат?
Ветер, холодный ветер
С нами, как лучший друг.
Светит, призывно светит
Дальний маяк Мудьюг.
Ночи без вьюжного воя
Тихие, только бы спать.
Колокол громкого боя
Грянет в тиши. И опять:
Ветер, холодный ветер
С нами, как лучший друг.
Светит, призывно светит
Дальний маяк Мудьюг.
В море среди непокоя
Робких людей не найдешь.
Каждый моряк на героя
В трудном дозоре похож.
Ветер, холодный ветер
С нами, как лучший друг.
Светит, призывно светит
Дальний маяк Мудьюг.
Будут еще не однажды
Танцы в саду и река,
С верною девушкой каждый
Встретит зарю… А пока:
Ветер, холодный ветер
С нами, как лучший друг.
Светит, призывно светит
Дальний маяк Мудьюг!

На снегу, как тюлени,
            Лежат валуны,
Чайки плещутся в пене
            Набежавшей волны.
Порт в ночи затихает,
            Все закончили труд,
Огоньками мигает
            Их домашний уют…
Вдруг вода загрохочет
            У бортов кораблей,
Забурлит, заклокочет,
            Как в кипящем котле.
И под шум стоголосый,
            Пробуждаясь, опять
Будут жены матросов
            Свет в домах зажигать.
Будет снова тревожен
            Их полночный уют,
И взволнованно тоже
            Дети к окнам прильнут.
Знать, поэтому шквалам,
            Нагоняющим жуть,
К заметеленным скалам
            Корабли не свернуть.

Как живешь, моя добрая мать?
Что есть нового в нашем селенье?
Мне сегодня приснился опять
Дом родной, сад с густою сиренью.
Помнишь зимы? Свистели тогда
Вьюги. Клен у забора качался
И, продрогнув насквозь, иногда
К нам в окно осторожно стучался.
Он, наверно, просился к теплу,
Нас увидев в просвете за шторой.
А мороз выводил по стеклу
Из серебряных нитей узоры.
Выли волки во мгле за рекой…
И однажды в такое ненастье,
Помнишь, ты говорила со мной
О большом человеческом счастье?
И недаром в дозорных ночах
Милый край от врагов охраняя,
О простых материнских речах
Я с любовью теперь вспоминаю…
Как живешь, моя добрая мать?
Что есть нового в нашем селенье?
Мне сегодня приснился опять
Дом родной, сад с густою сиренью.

Ветер зарю полощет
В теплой воде озер…
Привет вам, луга и рощи,
И темный сосновый бор,
И первых зарниц сверканье,
И призрачный мрак полей
С нетерпеливым ржаньем
Стреноженных лошадей!..
Вот трактор прибавил газу,
Врезая в дорогу след.
Мне тракторист чумазый
Машет рукой: «Привет!»
Мычащее важное стадо
Бежит луговиной в лес.
И сердце до боли радо
Покою родимых мест.
Невольно вспомнилось море.
И я, отпускник-матрос,
Горжусь, что в морском дозоре
Бдительно вахту нес!

Я помню, помню
Дождь и шум вокзала,
Большой оркестр
У мраморных колонн,
Как ты при всех
Меня поцеловала,
И как на флот
Умчался эшелон.

Не передать
Всего, что в сердце было!
Как я скучал!
Как верил я, что ждешь!
Прошло три года —
Ты меня забыла,
Остались письма —
В письмах только ложь!

Чего желать?
Что делать? Я не знаю.
Ну с кем свою
Любовь я разделю?
За ложь твою
Тебя я презираю.
Но, презирая,
Все-таки люблю…

Или в жизнь ворвалась вьюга,
Нежность чувств развеяв в дым,
Иль забудем друг про друга
Я с другой,
                а ты — с другим?
Сочинять немного чести.
Но хотел бы я мельком
Посидеть с тобою вместе
На скамье под деревцом,
И обнять тебя до боли,
Сильной грусти не стыдясь.
Так, чтоб слезы поневоле
Из твоих катились глаз.