Владимир Фирсов - Чувство Родины. Стихи и поэмы

Он к жизни равнодушным не был.
И, дорожа пришедшим днем,
Благословлял
Дорогу в небо,
Что по ночам грустит о нем
И ждет его крылатой птицы,
Чтоб одиночество забыть,
Чтоб с ней
В одном полете слиться
И в звездный путь поторопить!

О небо над аэродромом!
Заря,
Как розовый гранит,
Над грозным реактивным громом
Свое спокойствие хранит.

Огней сигнальное движенье.
Команды четкие слова.
В зенит до головокруженья
Восходит неба синева.

Все это видел я когда-то.
Мне скажут: «Невидаль!»
Ну что ж!
Аэродром в тех самых Штатах
На наш, наверное, похож.

И там, я думаю, все то же.
И там уходят в звездный путь.
Вот только
Люди не похожи.
И в этом
Вся земная суть.
Там
Смерть моей земле пророчат,
Внушая ненависти пыл.
Там жив, наверное,
Тот летчик,
Что Хиросиму ослепил.

И на испытанных машинах
Земле Вьетнама смерть несут
Те самые,
Что нынче живы,
А завтра ждет их страшный суд…

О небо над аэродромом!
Я полюбил тебя давно,
Ведь ты одно
Над каждым домом,
Над каждым городом одно.

И день и ночь в твоих просторах
Летят Отечества сыны,
Чтоб просыпался каждый город
Под мирный гимн моей страны,
Чтоб мог народ спокойно сеять,
Не зная посвиста свинца,
И чтобы дети Алексея
Гордились родиной отца,
Чтоб знали,
Что она крылата,
Что в той крылатости
Светла
И та трагическая дата,
Что жизнь его оборвала.

Садам — цвести.
Расти — заводам.
И самолетам — ввысь лететь…
А людям — жить земной заботой
И в небо звездное глядеть.

Им жить в немеркнущем движенье…
А детям помнить,
Что они
Собой являют продолженье
Дорог, пришедших в наши дни.
Им жить теплом родимых пашен
И, веря в жизнь иных планет,
Им верить,
Что дороже нашей
Планеты не было и нет,
Что в славе новых поколений
Та не состарится земля,
Где вечен
И бессмертен Ленин,
Как стены древнего Кремля.

Вот и Ельня.
Остается
Дым вокзала в стороне…

Знал ли Федор, что вернется
К дому, к детям и жене?
Знал ли он в огне кромешном
На смертельной из дорог,
Что судьба — дожить?
Конечно,
Знать он этого не мог.
Знал одно: сражаться надо.
Если бой — так смертный бой.

В рюкзаке лежат награды
Рядом с ячневой крупой.
На груди им места мало:
Уместились в рюкзаке
Рядом с кружкой,
Что бывала
Не в одной живой руке.
И еще в футляре хлипком
Прикипела к рюкзаку —
На своем большом веку
Виды видевшая
Скрипка.
Детство, юность — всюду с ней.
С ней прошел он путь кровавый
Кавалер солдатской Славы
Всех возможных степеней.

Будь же ты благословенен,
Край, что льнами знаменит,
Где стоит село Славене,
Может, тыщи лет стоит.
То название земное
Из глубин веков дошло.
Как ты там, мое родное,
Сердцу близкое село?..

Оглянулся.
Дым вокзала
Лег среди угасших звезд.
А до дома путь немалый,
Как ни меряй — тридцать верст.
Тридцать верст —
Через смятенье,
Через боль и забытье,
Через бывшие селенья,
Через прошлое свое.

На душе рассветно-тихо.
Мир наполнен тишиной.
Неотцветшею гречихой
Снег лежит
Перед войной.

Пахнет свежестью поленниц,
Спят ребята в полумгле.
Пахнет дремой, зимней ленью
Тишина в родном селе.

Под окном, сутулясь, ива
У избы отцовской спит.
Телка выдохнет лениво,
Дверь лениво проскрипит.

Вот лениво звякнут ведра.
Громыхнет бадья о сруб.
И потянется
На вёдро
К тусклым звездам
Дым из труб.

Тишина в краю родимом
И понятна и ясна,
Если пахнет сладким дымом,
Хлебным дымом —
Тишина…

Встанет Федор.
Влезет в шубу.
Шумно выйдет на мороз.
По привычке глянуть любо
На дымок,
Что в звезды врос.
Помолчать ему приятно
На знакомом холодке
С самокруткою, понятно,
В чуть озябнувшей руке.
Дым махорочный колечком,
Снег вливается в рассвет.
Убегает от крылечка
За калитку
Дашин след.

Много дел у Даши.
Словом,
Все дела, дела, дела.
Ждут телята и коровы
Человечьего тепла.
И тепла хватает, верно…
Федор весело глядит,
Представляя,
Как по ферме
Даша бабочкой летит,
Как ее мелькают руки,
Как бока коров рябят…

Федор гасит самокрутку
И идет будить ребят.
— Время в школу собираться.
Ну, пора, пора, сынки…

На горячий хлеб ложатся
Сала стылого куски.
И, проснувшись через силу,
Восседают вдоль стены
Анатолий и Василий —
Гордость Федора. Сыны.
«Выйдут в люди постепенно», —
Федор думает порой.
Анатолий ходит в первый,
А Василий — во второй.
И глядит отец с улыбкой,
Как они рядком идут.
Батька грамотен не шибко,
Сыновья не подведут.
Путь привычный, путь веселый.
Попрощались у моста.
Восемь верст идти до школы,
Что в деревне Красота.
Не беда!
Довольна долей
Детства светлая пора.

И учительствует в школе
Анна — Федора сестра.
Неказиста Анна вроде,
А, гляди, взяла свое:
Сам директор школы ходит
В женихах у нее.
Говорят, что Анна рада,
Что не чает в нем души…

И в правленье за нарядом
Федор весело спешит.

Дом чем ближе,
Тем больнее,
Тем сильней душа болит.
К дому тридцать верст длиннее,
Чем дорога
На Берлин.
Тучи, словно клубы дыма,
Застилают ясный день.
И проходит Федор
Мимо,
Мимо
Бывших деревень.

Вот еще одна деревня.
Ни дверей
И ни окон.
Помертвелые деревья
Стонут звоном похорон.
Смотрит солнце исподлобья,
Тучи скорбные грустят.
Рядом печи,
Как надгробья,
Трубы
Траурно гудят.

И, прошитые морозом,
С мертвым инеем в ветвях,
На печах
Растут березы,
Как на брошенных церквях.
Будто черный снег,
Над ними
Молча кружит воронье…
Где ж твое, деревня, имя,
Имя звонкое твое?
Там, где речка протекала,
Над перильцами моста
Имя дивное сверкало,
Холостых ребят скликало
Чистым словом — красота!
Эх, бывало, ноги носят
Так, что рвешься в высоту.
— Ты куда? —
Бывало, спросят.
— Да на танцы, в Красоту…
Все равно — зима ли, осень,
Ночь в снегах или в цвету.
— Ты куда? —
Бывало, спросят.
— На свиданье, в Красоту.

Там доверчиво любили.
И, должно быть, неспроста.
В Красоте девчата были
То, что надо, — красота!

Из-за них во дни престолья
Парни глохли от вина,
Выворачивали колья —
И на стену шла
Стена.
Старики, как дым, седые,
Вспомнив молодость свою,
Тоже шли, как молодые,
В том безрадостном бою.
Ну, да это редко было!..
А обычно в Красоте
Песня девичья царила,
В песне пелось о мечте.

Ты мечта моя, мечта!
Дай мне крылья светлые,
Чтоб манила высота
Во края заветные.
Только ты не торопись,
Может, все не сбудется
И моя земная жизнь
В будущем забудется.
Пусть не вспомнят обо мне,
Стану ясным деревом
И сгорю в земном огне
На костре затерянном.
Лишь бы ты жила, мечта,
Человека радуя,
И манила высота
Над весенней радугой.

Ох ты, молодость!
Когда же,
Где же ты найдешь причал?..
Слушал Федор песню Даши
И взволнованно молчал.
Он молчал,
Храня улыбку,
Понимал, что у него
Две любви —
Она и скрипка.
Кроме нету ничего.
И на лавочке, у клуба,
В синеватой темноте
Слушать песню было любо,
Любо думать о мечте…

Вот ребята безыскусно
Просят Федора:
Мол, ты
Не играй уж очень грустно.

Федор встал из темноты:
«Ну о чем играть, о чем?
Все о жизни, все о боли…»
Вот он в пальцы взял смычок,
Как берут щепотку соли.
Вот смычок коснулся зыбко
Самой трепетной струи,
И в лесу,
Заслышав скрипку,
Заскучали соловьи.

Как играл на скрипке Федор!
Он играл и вспоминал
Трудно прожитые годы,
Боль,
Которую познал…

Вспоминал,
Как нарождался
Мир распахнутых сердец,
Как пришел домой с гражданской
В куртке кожаной отец.

Мама плакала от счастья,
И, прижав ее к груди,
Все шептал он:
— Настя, Настя…
Настя… Настенька… — твердил.
А потом совсем негромко:
— Полно, Настя, я — живой! —
И легко над головой
Поднял Федора с сестренкой.

…Горбунов Андрей
С отцом
Были старыми друзьями.
Время гнуло их свинцом,
Мяло вражьими конями.
Вместе тяжкий путь прошли,
Ставший гордостью и болью,
Степи Сальские легли
На виске седою солью.
И, пройдя тропой прямой
По бушующему свету,
Принесли они домой
Землю,
С верой в землю эту…
И, поверив до конца
В мир, который очень молод,
Федор в кожанке отца
Шел в ячейку комсомола…

Брал отец по вечерам,
Тишину села тревожа,
Скрипку в руки
И играл —
Так сыграть не всякий сможет!
И в осенней тишине
Под отцовскою рукою
Пела скрипка о весне,
Песней душу беспокоя.

…Пусть не вспомнят обо мне,
Стану ясным деревом
И сгорю в земном огне
На костре затерянном.
Лишь бы ты жила, мечта,
Человека радуя.
И не гасла высота
Над весенней радугой.

Песня до сих пор жива.
А потом…
Отца не стало.
Что поделать!
Такова
Доля многих комиссаров.
От родных лесов едали,
Где века пески скучали,
Пал солдат своей земли
В жаркой битве с басмачами.

Нет отца.
Но до конца
Надо жить на свете,
Зная,
Что в ответе ты за знамя,
Что на ордене отца!

Нет отца…
И далеко,
Далеко куда-то глядя,
Плачет мама
И щекой
Сиротинку скрипку гладит.

Что ей скажешь?
Ничего.
Как утешишь вдовью долю?
На работе, в поле, в доме,
Что ни слово — про него…

И совсем беда пришла,
Будто в мире горя мало:
Через год
Скончалась мама —
Ношу жизни не снесла…

Помертвели все цвета,
Все желания уснули,
Опустилась высота,
Плечи Федины сутуля.

…Но потом случилось так:
Снял однажды все печали
Горбунов Андрей —
Земляк
И отца однополчанин.

Он вошел в сиротский дом
И сказал:
— Решайте, дети,
Я, как вы, один на свете,
Может, жить ко мне пойдем?..

Так и вышло.
И дела
Ладно шли.
Отцом и братом
Стал Андрей Ильич ребятам.
После школы
С аттестатом
На рабфак сестра пошла.

…О весны нежданной одурь!
Душно, аж невмоготу.
Зачастил тогда-то Федор
Из Славеней —
В Красоту…

…А теперь…
Ушла деревня.
В мир, в котором нет окон
Только черные деревья
Не уходят
С похорон.

Смотрит солнце исподлобья.
Тучи скорбные грустят.
Смотрят печи,
Как надгробья,
Трубы траурно гудят.
То крича, то замирая,
Мерзлый ветер очи жжет.

Только школа — та, что с краю,
Пепелище стережет.
Вот колодец.
След недавний.
И над школою — дымок.

Здесь сосватал Федор Дарью
В тот, давно минувший срок,
И колодец тот же самый,
Что пятнадцать лет назад,
Тот же снег.
Вот только сани
С бубенцами не скользят.
А скользили,
А летели
Ясным лебедем в снегах!
Девки плакали и пели,
Жениха, мол, проглядели,
И вздыхали: ах да ах!
Но об этом лучше после…
Федор к школе повернул,
И дверей тягучий поскрип
Память прошлого спугнул.

В школе людно.
Слишком людно.
Духота — не продохнуть.
Ребятенок плачет в люльке,
А другой
Хватает грудь.

Будто в мир какой-то древний
Смотрит школьная доска.

Здесь и школа,
И деревня,
Жизнь и смертная тоска.

Все знакомы, даже страшно.
— Здравствуйте, —
И, сняв рюкзак,
Лишь спросил:
— А как там Даша?
Как в Славенях… тоже так же?
Так же там… или не так?

— Живы! —
С искренним участьем
Вся семья произнесла.
Понял Федор:
Ноша счастья
Непомерно тяжела…

Федор шел, верней — тащился
Без дороги, без тропы.
Что он мог?
Ну поделился
Долей ячневой крупы.
А душа?
Что делать с нею,
Вынуть и сказать: бери?
К дому тридцать верст
Длиннее,
Чем дорога на Берлин.