Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Ещё не ясен был войны исход,

На убыль шёл её десятый год,

И были обоюдными потери,

Но греки находили место вере:

– Ещё чуть-чуть!.. Вот день – другой пройдёт —

И Троя неминуемо падёт.

Но город жил! Там люди ели, пили,

Росли, смеялись, плакали, любили…

Хоть падали в сражениях на землю,

И вороны долбили мёртвым темя…

Как ни старались Греции герои,

Ускорить не могли паденье Трои.

И снова хитроумный Одиссей

Дивит собратьев выдумкой своей.

Он предлагает за четыре дня

Соорудить огромного коня,

Чтоб конь тот был не из-под топора,

А как живой. Чтоб труд, а не игра…

Пусть всё при нём: и хвост, и глаз, и ухо!..

Пошире зад и поокруглей брюхо,

А с ними в соответствии – и спину,

По той причине, что в его средину

Должны вместиться лучшие герои,

Троянцы сами их затащат в Трою!

Все остальные тоже явят прыть

Взаправду лагерь сжечь и прочь уплыть,

Чтоб спрятаться за остров Тенедос,

Сидеть и не высовывать свой нос,

Но возвратиться по ночному мраку,

Чтоб ни одна не слышала собака.

Когда увидят с берега огонь,

Пусть мчатся прямо в Трою (там их конь!),

Орудуя мечом, чтоб грудь вздымалась,

Чтобы на камне камня не осталось!..

Промолвил виды видевший Калхас:

– Да… Ты умён!.. А выдумка – для нас!

То зна́менье, что Зевс послал мне ныне,

Где дым и пламя на небесной сини,

Не вопреки – вполне созвучно с ней.

– Тогда за дело! – крикнул Одиссей. —

Эпей! Ты где, художник знаменитый?..

Всё на тебе – и грива, и копыта!..

С высоких стен ещё могучей Трои

Глядели осаждённые на греков

И видели какое-то движенье

И клубы дыма, что сползали в море.

– Задумали ахейские герои

Коварство – не иначе, и вовеки

Не отгадать чужих умов броженье,

Что обернётся Трое новым горем!

И вдруг троянцы, к радости великой,

Увидели, глазам своим не веря,

Что их враги покинули Троаду

И на воде следы их волны смыли —

И тут же воссияли счастьем лики,

В жилищах открывали настежь двери,

Все к берегу бежали бычьим стадом,

В котором целый день воды не пили.

Был вражий стан действительно покинут,

Но кое-где шатры ещё дымились,

На радостях троянцы обнимались,

Бросая морю гневные слова:

– Пусть все враги в твоей пучине сгинут!

– Хотели проглотить, да подавились?!

– О Посейдон, пошевели их малость,

Чтоб заходила кругом голова!

Они, решив, что кончилась осада

И наконец-то отступили беды,

Сажали малышей себе на плечи,

Водили хоровод вокруг огня…

Конец войне! Всё будет так, как надо!

И в буйном ликовании победы,

Как по команде, оборвались речи,

Когда вдали увидели коня.

Томимы осадой, на новости падки,

Глядевшие начали строить догадки,

Зачем, почему, для чего и откуда

Явилось такое прекрасное чудо.

Они зашумели в неистовом споре!..

Одни предлагали столкнуть его в море

(С какой это стати и в кои – то веки

Деяния добрые делали греки?!).

Другие твердили: – Коня у дороги

Оставили нам олимпийские боги,

Точь-в-точь как палладий! Неужто забыли?!

Дар явно с Олимпа – нет признаков пыли!

Но Лаокоон, мудрый жрец Аполлона,

Взобрался на камень, вещая: – Урона,

Я думаю, Трое прекрасной не будет,

И после никто никого не осудит

За то, что подарок врагов наших цепких

Огню предадим иль порубим на щепки.

Конь – греков! Мне ведома их деловитость!

Не дар от богов, а военная хитрость!

Небось, Одиссей, что на выдумку падкий,

Оставил на горе нам эту загадку!

Троянцы! Не надо нам подлого дара!

Он бросил копьё – и от злого удара

Весь конь содрогнулся и в брюхе дощатом

Металл зазвенел многозвучьем богатым.

Но этого звона не слышали люди —

Так сделали боги, всесильны по сути:

– Какие-то злые пошли человеки!..

Мне, честно сказать, что троянцы, что греки…

Но Зевсу в ответ промолчала Афина:

В коне Одиссей! А Лаэртова сына

Она почитала – он был ей по нраву…

«Всех судит отец не по должному праву!

С такого суда только больше разлада…»

И разум троянцам затмила Паллада.

Теперь не услышат оружия звона,

И будет надёжной такая препона:

Потешатся, радость вкусив, ротозеи

И в Трою потащат коня Одиссея!

Предали забвению Лаокоона,

Но вот пастухи подвели к ним Синона,

Хитрющего грека, что, сетуя громко,

Слова выговаривал голосом ломким,

Размазывал слёзы по жалкому лику

Ладонями грязными. В горе великом

Заламывал руки, кусал их до крови,

Свой взгляд нечестивый упрятав под брови.

И тронули эти Синона уловки

Толпу присмиревшую: очень уж ловко

Играл свою роль этот друг Одиссея,

Вздыхали троянцы, ахейца жалея.

– О люди!.. Зачем так безжалостны боги?!

Когда мы просили счастливой дороги

В далёкую Грецию, боги велели

Им жертву воздать в человеческом теле.

Костёр утолили сосновою жердью,

Провидец – Калхас, что высматривал жертву,

Ходил между нас, что глухой постоялец,

И вдруг – на меня указал его палец!

Связали меня и к огню потащили,

Я был им послушен, как в храме учили,

Когда же огнём полоснуло по телу,

Вся плоть моя юная жить захотела!

Переча богам, изорвав свои путы,

Я долго бежал тростниками, покуда

Свои корабли не увидел на море…

Теперь я скиталец!.. О горе мне!.. Горе!..

Троянцы поверили греку Синону,

И молвил Приам, верен людям и трону:

– Не плачь и надейся: мудры наши боги!

И то хорошо, что порядки их строги.

От строгости этой нам горя не станет!..

А конь для чего этот в греческом стане??

«Ну, вот он, вопрос!.. Наконец-то дождался!..

Не ради ль него я в Троаде остался?!»

Синон, что не успел ещё остыть

От роли жертвы, вновь явил старанье,

Призвав богов свидетелями быть

«Правдивости» его повествованья.

«Чтоб видеть утро завтрашнего дня

И Трою павшую, я словом горы сдвину!»

– Воители оставили коня

Умилостивить гордую Афину.

Чтоб не дошло до сотворенья зла,

Порадовать задумали герои

Богиню, что разгневанной была

Хищением палладия [41] из Трои.

Конь, что палладий, тот же самый щит

Для вашей Трои. Ко всему – прекрасен!

Его бы надо в город затащить

Сегодня же, акрополь им украсив.

Хоть город ваш прекрасен без прикрас,

Конь, ко всему, обезопасит Трою.

Поверив греку и на этот раз,

Приам кивнул в согласье головою.

– Несите верёвки!.. Сплетайте в канаты!..

Взирая с небес, хохотала Паллада:

«Пригрели троянцы козла в огороде!..

Ах, этот Синон!.. Что он только городит?!

Придётся помочь, и как можно скорее!»

… К Троаде плывут два чудовищных змея.

Тела их огромны, а пасти – свирепы!

Кровавые гребни вздымаются к небу,

Глаза пламенеют пурпурным закатом!..

Они выползают на берег Троады

На камни, где жертвует жрец Аполлона

Дары Посейдону. На Лаокоона

И двух сыновей его кинулись гады,

Терзают зубами и травят их ядом,

В синеющих ликах страданья ужасны…

О горе!.. Никто не спасает несчастных!..

А змеи, на хвост опершись для бравады,

Втянулись под щит изваянья Паллады.

– Выходит, в защите нуждается Троя!

– Палладия нет – и не то, так другое

Куражиться будет не просто для вида,

А в жажде отправить троянцев к Аиду!

– Синона речистого каждое слово

Насыщено правдой!

И слышится снова:

– Несите верёвки!.. Свивайте в канаты!..

И вот уже двинулась к Трое громада,

К высокой стене, что зияла проломом:

Другие троянцы кувалдой да ломом

Успели проделать большую работу

(Малы для коня городские ворота!).

Четырежды конь ударялся о стену,

Пока сквозь пролом волокли. Дерзновенно

Гремело оружие в брюхе дощатом,

Но уши троянцам заткнула Паллада.

Побрякивал конь деревянной утробой,

Пока не украсил собою акрополь.

При виде коня закричала Кассандра:

– Одумайтесь, люди!.. Конь – Трои губитель!..

Но люди смеялись!

– Поплатитесь завтра,

Когда запылает родная обитель!..

Никто ей не верил. Бурливым весельем,