Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения

Стоял тот дом, всем жителям знакомый,
Его еще Наполеон застал, —
Но вот его назначили для слома,
Жильцы давно уехали из дома,
Но дом пока стоял…

Холодно, холодно, холодно в доме.

Парадное давно не открывалось,
Мальчишки окна выбили уже,
И штукатурка всюду осыпалась, —
Но что-то в этом доме оставалось
На третьем этаже…

Ахало, охало, ухало в доме.

И дети часто жаловались маме
И обходили дом тот стороной, —
Объединясь с соседними дворами,
Вооружась лопатами, ломами,
Вошли туда гурьбой

Дворники, дворники, дворники тихо.

Они стоят и недоумевают,
Назад спешат, боязни не тая:
Вдруг там Наполеонов дух витает!
А может, это просто слуховая
Галлюцинация?…

Боязно, боязно, боязно дворникам.

Но наконец приказ о доме вышел,
И вот рабочий – тот, что дом ломал,
Ударил с маху гирею по крыше,
А после клялся, будто бы услышал,
Как кто-то застонал

Жалобно, жалобно, жалобно в доме.

… От страха дети больше не трясутся:
Нет дома, что два века простоял,
И скоро здесь по плану реконструкций
Ввысь этажей десятки вознесутся —
Бетон, стекло, металл…

Весело, здорово, красочно будет…

Дорога, дорога – счета нет шагам,
И не знаешь, где конец пути, —
По дороге мы идем по, разным сторонам
И не можем ее перейти.

Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,
Улыбнись – я напротив, я рядом.
Побегу на красный свет, – оштрафуют – не беда, —
Только ты подскажи мне – когда.

Улыбка, улыбка – для кого она?
Ведь как я ее никто не ждет.
Я замер и глаза закрыл, открыл – но ты одна,
А я опять прозевал переход.

Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,
Улыбнись – я напротив, я рядом.
Побегу на красный свет, – оштрафуют – не беда, —
Только ты подскажи мне – когда.

Шагаю, шагаю – кто мне запретит!
И шаги отсчитывают путь.
За тобой готов до бесконечности идти —
Только ты не сверни куда-нибудь.

Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,
Улыбнись – я напротив, я рядом.
Путь наш долог, но ведь он все же кончится, боюсь, —
Перейди, если я не решусь.

Вот ведь какая отменная
У обелиска служба, —
Знает, наверное,
Что кругом – весна откровенная.

Он ведь из металла – ему все равно, далеко ты или близко, —
У него забота одна – быть заметным и правильно стоять.
Приходи поскорее на зависть обелиску,
И поторопись: можешь ты насовсем, насовсем опоздать.

Гордая и неизменная
У обелиска поза, —
Жду с нетерпеньем я,
А над ним – покой и Вселенная.

Он ведь из металла – ему все равно, далеко ты или близко, —
У него забота одна – быть заметным и весело сиять.
Если ты опоздаешь на радость обелиску —
Знай, что и ко мне можешь ты насовсем, насовсем опоздать.

Если уйду, не дождусь – не злись:
Просто я не железный, —
Так что поторопись —
Я человек, а не обелиск.

Он ведь из металла – ему все равно, далеко ты или близко,
У него забота одна – быть заметным и олицетворять.
Мне нужна ты сегодня, мне, а не обелиску, —
Так поторопись: можешь ты насовсем, насовсем опоздать.

– Ну что, Кузьма?
– А что, Максим?
– Чего стоймя
Стоим глядим?

– Да вот глядим,
Чего орут, —
Понять хотим,
Про что поют.

Куда ни глянь —
Всё голытьба,
Куда ни плюнь —
Полна изба.

И полн кабак
Нетрезвыми —
Их как собак
Нерезаных.

Кто зол – молчит,
Кто добр – поет.
И слух идет,
Что жив царь Петр!

– Ох, не сносить
Им всем голов!
Пойти спросить
Побольше штоф?!

…
Кузьма! Андрей!
– Чего, Максим?
– Давай скорей
Сообразим!

И-и-их —
На троих!
– А ну их —
На троих!
– На троих
Так на троих!

…
– Ну что, Кузьма?
– А что, Максим?
– Чего стоймя
Опять стоим?

– Теперь уж вовсе
Не понять:
И там висять —
И тут висять!

Им только б здесь
Повоевать!
И главный есть —
Емелькой звать!

– Так был же Петр!
– Тот был сперва.
– Нет, не пойдет
У нас стрезва!

– Кузьма!
– Готов!
– Неси-ка штоф!
– И-и-их —
На троих!..

– Подвох!
– Не пойдет!
На трех – не возьмет!
– Чего же ждем —
Давай вдвоем!

А ты, Кузьма,
Стрезва взглянёшь —
И, может статься,
Сам возьмешь.

…
– Кузьма, Кузьма!
Чего ты там?
Помрешь глядеть!
Ходи-ка к нам!

– Да что ж они —
Как мухи мрут,
Друг дружку бьют,
Калечут, жгут!

Не понять ничего!
Андрей, Максим!
На одного —
Сообразим!

Такой идет
Раздор у них,
Что не возьмет
И на двоих!

– Пугач! Живи!
Давай! Дави!
– А ну его! —
На одного!

…
– Э-эй, Кузьма!
– Э-эй, Максим!
Эх-ма, эх-ма!
– Что так, Кузьма?

– Да всех их черт
Побрал бы, что ль!
Уж третий штоф —
И хоть бы что!

Пропился весь я
До конца —
А всё трезвее
Мертвеца!

Уже поник —
Такой нарез:
Взгляну на них —
И снова трезв!

– Мы тоже так —
Не плачь, Кузьма, —
Кругом – бардак
И кутерьма!

Ведь до петли
Дойдем мы так —
Уж всё снесли
Давно в кабак!

Но не забыться —
Вот беда!
И не напиться
Никогда!

И это – жисть,
Земной наш рай?!
Нет, хоть ложись
И помирай!

У моря, у порта
Живет одна девчонка, —
Там моряков до чёрта
Из дальних разных стран,
Загадочных стран.
И все они едва ли
Девчонку эту знали,
Одни не замечали:
Мол, не было печали, —
Ну а другим, кто пьян,
Скорее бы – стакан.

Подруга, блондинка,
Та, что живет у рынка:
Как день – так вечеринка,
Веселье там и смех,
Веселье и смех.
А тихая девчонка,
Хоть петь умела звонко,
К подруге не ходила —
Ей не до песен было, —
Веселье и успех
В почете не у всех.

Манеры, поклоны,
Мегеры и матроны,
Красавчики пижоны —
До них ей далеко,
До них далеко.
Ей не до поцелуев —
Ведь надо бить буржуев!

И надо бить, заметьте,
На всем на белом свете.
И будет всем легко,
И будет всем легко!

Гром прогремел – золяция идет,
Губернский розыск рассылает телеграммы,
Что вся Одесса переполнута з ворами
И что настал критический момент —
И заедает темный элемент.

Не тот расклад – начальники грустят, —
Во всех притонах пьют не вины, а отравы,
Во всем у городе – убийства и облавы, —
Они приказ дают – идти ва-банк
И применить запасный вариант!

Вот мент идет – идет в обход,
Губернский розыск рассылает телеграммы,
Что вся Одесса переполнута з ворами
И что настал критический момент —
И заедает темный элемент.

А им в ответ дают такой совет:
Имейте каплю уваженья к этой драме,
Четыре сбоку – ваших нет в Одессе-маме!
Пусть мент идет, идет себе в обход, —
Расклад не тот – и нумер не пройдет!

До нашей эры соблюдалось чувство меры,
Потом бандитов называли – «флибустьеры», —
Теперь названье звучное «пират»
Забыли, —
Бить их
И словом оскорбить их
Всякий рад.

Бандит же ближних возлюбил – души не чает,
И если чтой-то им карман отягощает —
Он подойдет к им как интеллигент,
Улыбку
Выжмет —
И облегчает ближних
За момент.

А если ближние начнут сопротивляться,
Излишне нервничать и сильно волноваться
Тогда бандит поступит как бандит:
Он стрельнет
Трижды —
И вмиг приводит ближних
В трупный вид.

А им за это – ни чинов, ни послаблений,
Доходит даже до взаимных оскорблений —
Едва бандит выходит за порог,
Как сразу:
«Стойте!
Невинного не стройте!
Под замок!»

На теле общества есть много паразитов,
Но почемуй-то все стесняются бандитов, —
И с возмущеньем хочется сказать:
«Поверьте, —
Боже,
Бандитов надо тоже
Понимать!»

Как все, мы веселы бываем и угрюмы,
Но если надо выбирать и выбор труден —
Мы выбираем деревянные костюмы, —
Люди! Люди!

Нам будут долго предлагать не прогадать:
«Ах, – скажут, – что вы! Вы еще не жили!
Вам надо только-только начинать!..» —
Ну а потом предложат: или – или.

Или пляжи, вернисажи, или даже
Пароходы, в них наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи —
Или просто деревянные костюмы.

И будут веселы они или угрюмы,
И будут в роли злых шутов и добрых судей, —
Но нам предложат деревянные костюмы, —
Люди! Люди!

Нам даже могут предложить и закурить:
«Ах, – вспомнят, – вы ведь долго не курили!
Да вы еще не начинали жить!..» —
Ну а потом предложат: или – или.

Дым папиросы навевает что-то, —
Одна затяжка – веселее думы.
Курить охота! Как курить охота!
Но надо выбрать деревянные костюмы.

И будут вежливы и ласковы настолько —
Предложат жизнь счастливую на блюде, —
Но мы откажемся – и бьют они жестоко,
Люди! Люди! Люди!