Александр Введенский - Том 2. Произведения 1938–1941

Ребенок
что же стих?
нет пасекой икает
может
он помер?
нет ногой болтает
и вид его хмур и лих
об кожи сухари гложет
по где же
детский врач? —
картуз на голове режет
стоит себе в чадре
пиликает и слезится
в посмертный лазарет
не торопится . . . .
а акушерочка??
она
на животе своем рисует имена
что значат ЭТИ ПИСЬМЕНА?
колдовство или гордость
мрачные ухабы
ее седой бахчи
народы
кипятки и бабы
она стремится им рассказать про всякие фуфу апчхи
с обручем
в тазу стоит??
нет опа с гнедыми поджАрками
трудится
косой шевелит
куриной косточкой брату письмо пишет:
ЗДРАВСТВУЙ фрер мой аркаша
онкль
бинокль
это АКУШЕРКИН шаг?
нет это верблюдов гамаши
но где же где же врач
уж отчаянный Мстислав
трава растет он держит кинжал
не говорит лишних слов
так вот ему повелось
на охоту попасть
он на штык зевнул
сидит комар родной в луг
  он их власть???
  нет он лишь зулейка
    ты монах ты монах
    честный проповедник
    прискакали на одной ноге бояре в землю ханаанскую
    там петр великий и онан чашки куют
    кто ты последний
    солдат рыжий Егузов
    без подкладок ротных песен
    он умирает без усов
      конец его тесен?
      нет конец его смраден и гаден
      как навоз лошадок
      у него морда чистая?
мох и ботичелли
чиновники пришли
к субботе их пришили
они играют на лире
они они хают
нашу новую сумрачность
они они порхают
нет это снег на росу начал нос пускать
чего же наудил? —
ерши да дули
велик ли улов? —
сюргуч и воля
к падучей иду ли
жадно иволга кричит
врач сипит
акушерочка сестра
спит голубо-шерстяноглазая
под жестом топора
почему это не Азия?
так здесь же святой тропарь
Армия ворон
прилетела на бронислава
они чинят башмак
пьют портки
завязывают часы
сидел грозный сыч
сиял капор
кивал ли он на врагов?
свистит шарабан
в нем племянница
пасхальным яйцом тянется
в богатырские очки
язык вложил?
кто ее жито
разложил на пахабных стенках
никто никто в жизни
она сама венка
сановники А Д Ж У Р Л Й Т И С???!
нет они иконописные мастера Японии
  в Агонии коля
сусликом лежит судача от боли
припадаю на один глаз
умираю на один ус
плывет на меня игла
кораблем су башмаком су
число 87 спина
унесла меня семья
говорит на спи
стало нее зачаточным
и воздух сгнил
мертвый тапир:

Мы взошли на, Боже,
этот тихий мост
где сиянье любим
православных мест
и озираем озираем
кругом идущий забор

залаяла собачка
в кафтане и чехле
ее все бабкою зовут
и жизненным бочком
ну чтобы ей дряхлеть

снимает жирны сапоги
елки желтые растут
расцветают и расцветают
все смеются погиб
вот уж . . . . . . лет

бросают тапки тут
  здесь повара сидят в седле
  им музыка играла
  и увлеченно все болтали
  вольно францусскому коту
  не наш ли это лагерь
цыгане гоготали
а фрачница легла
  патронами сидят
  им словно кум кричит макар
  а он ей говорит
и в можжевелевый карман
  обратный бой кладет

  меж тем на снег садится
  куда же тут бежать
  но русские стреляют
  Фролов егор свисток
  альфред кровать листают
МОНАХИ ЭТО ЕСТЬ пушечна тяжба
зачем же вам бежать

молочных молний осязуем
гром пустяком трясет
пускаючи слезу
и мужиком горюет
вот это непременно

но в ту же осень провожает горсточку
их было восемьдесят нет с петром
кружит волгу ласточку
лилейный патрон
сосет лебяжью косточку
па мутной тропинке
встречает ясных ангелов
и молча спит болото

садятся на приступку
порхая семеро вдвоем

и видят, финкель
окрест лежит орлом

  о чем ты кормишь плотно
  садятся на весы
  оп качается он качается

пред галантного толпою
  в которой публика часы
  и все мечтали
перед этими людьми
она на почки падает
  никто ничего не сознает
стремится Бога умолить
  а дождик льет и льет
  и стенку это радует
тогда францусские чины
выходят из столовой
давайте братцы начинать
молвил пениеголовый
и вышиб дверь плечом
на мелочь все садятся
и тыквувшись ногой в штыки
  сижу кудрявый хвост горжусь
  о чем же плачешь ты

их девушка была брюхата
пятнашкой бреются они
и шепчет душкой оближусь
и в револьвер стреляет
и вся страна теперь богата
но выходил из чрева сын
и ручкой бил в спое решето
тогда щекотал часы
и молча гаркнул: на здоровье!
стали прочие вестись
кого они желали снять

печонка лопнула, смеются
и все-таки теснятся

гремя двоюродным рыдают
тогда привстанет царь немецкий
дотоль гуляющий под веткой
поднявши нож великосветский
его обратно вложит ваткой

но будет это время — печь
температурка и клистирь
францусская царица стала петь
обводит всё двояким взглядом
  голландцы дремлют молодцы
  вялый памятник влекомый
  летал двоякий насекомый
очки сгустились затрещали
  ладошками уж повращали
  пора и спать ложиться

  и все опять садятся
    ОРЛАМИ РАССУЖДАЮТ
    и думаю что нету их
  васильев так вот и затих

Л. Мы с тобой по аллеям гуляем,
повторяя привычную ложь.
В. Все равно ты как я неживая.
Л. Ты, наверное, скоро умрешь.
A. И приду я к тебе на кладбище.
Л. Будет воздух прозрачен и чист.
B. Улыбнется пальцем нищий,
небеса замахают ногой,
и в четыре тогда стемнеет.
Л. И как виселицы фонари.
В. Чужие костры не согреют.
Л. Свеча так страшно горит.
И вижу я смерть стучащую.
В. Зашатаюсь и упаду
Л. Может быть рукой дрожащею
борьбу я с ней поведу.
Пламя свечи качается,
дверь начинает скрипеть.
A. Смерть, как отшельник, склоняется,
Волос ниспадает прядь.
B. Я такой индивидуально грустный.
A. Провижу конец мира,
приход Самозванца чувствую.
B. И мертво звучит моя лира.

цыплят по осени считают
они из города Читы
за колокольчик их тащи
в (з)алупке бабушки и щи