Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Счастлив, кто в беге упал,
В беге до цели.
Так белою пеной увенчанный вал
Рассыпается в радостном хмеле.
Счастлив, кто счастье узнал устремления к цели.

Вал разбежался, хмельной,
Кружевом белым.
Прекрасен, кто к жизни рожден глубиной,
И к безвестным стремится пределам.
Счастлив, кто счастье узнал быть в стремлении смелом.

Морские розы – розы белые,
Они цветут во время бурь,
Когда валы освирепелые
Морскую мучают лазурь.

И бьют ее, взметают с грохотом,
И возмущают ревом гроз,
И возращают с мертвым хохотом
Мгновенность пышных белых роз.

Если ты врага имеешь,
Раз захочешь, так убей,
Если можешь, если смеешь.
Угоди душе своей.
Но заметь, что в крови красной –
Волхвованье из нее,
Только брызнет, дух неясный
Воскрылится – птицей – властной
Изменить в тебе – твое.

Эта птица, вкруг могилы
Умерщвленного врага,
Будет виться, станешь хилый,
Жизнь не будет дорога.
Труп сокроют, труп схоронят,
Птица будет петь и петь,
Крик ее в тебе застонет,
Ты пойдешь, она нагонит,
Месть заставит – умереть.

Пой, сестра, ну, пой, сестрица.
Почему ж ты не поешь?
Раньше ты была как птица.
– То, что было, не тревожь.

Как мне петь? Как быть веселой?
В малом садике беда,
С корнем вырван куст тяжелый,
Роз не будет никогда. –

То не ветер ли повеял?
Не Перкун ли прогремел? –
– Ветер? Нет, он легким реял.
Бог Перкун? Он добр, хоть смел.

Это люди, люди с Моря
Растоптали садик мой.
Мир девический позоря,
Меж цветов прошли чумой.

Разорили, исказнили
Алый цвет и белый цвет.
Было много роз и лилий,
Много было, больше нет.

Я сама, как ночь с ночами,
С вечным трепетом души,
Еле скрылась под ветвями
Ивы, плачущей в тиши.

Королева Каралуни,
Над полянами Литвы,
Плачет в месяце Июне,
Плачет с ней листок травы.

А в пределах Норги Фрея,
Плачет, глянув на утес,
И болотная лилея
След хранит златистых слез.

И по всем-то странам разно
Плачет нежная Заря,
То жемчужно, то алмазно,
То в сияньях янтаря.

То на быстром Светлогривом,
Приносящем день, коне,
Пролетит она по нивам,
И дрожит слеза в огне.

А порою эта грива
Вся от инея бела,
Поглядишь – и как красиво,
Вон, роса везде легла.

Отчего же это плачет
При начале дня Заря?
Конь ее зачем так скачет?
Это все ужели зря?

Я не знаю Полагаю,
Тут ничем нельзя помочь.
Ибо Ад привержен к Раю,
И за Днем приходит Ночь.

Цветок, цветок, ты весь – глазок,
Ты весь – красивый глаз.
А мы глядим и вечно спим,
И видит ли кто нас?

Цветок, цветок, ты весь – есть слух,
Ты весь – любовь, уста,
Ты нежность губ, ты – мысль, ты – дух.
А нам – лишь темнота?

Цветок в росе, ты – нежный глаз,
Твою росу мы пьем.
А наших глаз немой алмаз
Сберет ли кто потом?

Кто влюблен, тот очарован,
Зачарован, опьянен,
Он не девой заколдован,
Нет, не той, в кого влюблен.
Он пленен не той желанной,
Чьим губам пьянить дано,
Не доступной, не обманной
Сердце с сердцем сплетено.

Мы приходим, мы уходим,
Говорим, и молча ждем,
Мы на Землю Небо сводим,
Мы идем своим путем
Мы крылатым вьемся змеем,
Мы ползем в пыли змеей,
Но в своем мы не умеем
Сон лелеять вправду свой.

Мы зрачки пьяним зрачками,
Всей душой в глаза глядим,
Но не нами, о, не нами
Создан звездный Серафим
Серафим? Быть может, Дьявол?
Кто-то есть в нас, в нашем Мы.
Бывший в Море – в Бездне плавал,
Но не смерил этим Тьмы.

То, что я отшвырнул с облегчением,
Ты бы принял с великим желанием
Но, когда засмеялся я пением,
Разразился ты диким рыданием.

А она? Тем рыданьем напугана?
Этой силой страдания темного?
Или тем, что беспечным поругана,
Что любила она вероломного?

Вероломны лишь те, что с красивыми
Смеют – цепкою мглой быть объятыми.
Я как ветер промчался над нивами,
Вам – быть смятыми ветром, и сжатыми.

О, нет, я не изменник,
Красивые мои.
Я был вам верный пленник,
Я ваш был, в забытьи.

Но, ежели с царицей
Я был и царь и раб,
Лечу я вольной птицей
Из царства скользких жаб.

Я был бы вечный пленник,
Всегда б склонялся ниц,
Но медлит лишь изменник
Средь измененных лиц.

Но медлит лишь бессильный
В скованности дней,
Где путь простерся пыльный,
Где больше нет стеблей.

Я никогда не ленник
Нецарственных цариц,
И нет, я не изменник,
Я птица между птиц.

Тесный женский ум живет вечно в терему,
Как ему не скучно там, право, не пойму.

Я привольная волна, весь свой день бежал,
А коль берег наступил, умер пенный вал.

Тесный женский ум, проснись, есть восторг ума,
При котором хороши даже терема.

Ты, проснувшись, в яви спи, встанет вал светло,
Заблестит в твоем окне, как огонь, стекло.

Тесный женский ум, люби, есть восторг ума,
При котором хороши даже терема.

Я охотник, я стрелок,
Я в пути, и путь далек.
Долго я в лесу плутал.
Полон мой ягташ. Устал.

Отдохни, мое ружье.
Птица там? Оставь ее.
Звери там? Не тронь их рой.
Пусть живут. Иди домой.

Ты болото миновал.
Выпей в честь трясин бокал.
И в трясинах есть краса,
Травы, жизни, голоса.

Не запутал ты души
В чаще, в стонущей глуши.
Там нашел – чего искал.
Выпей в честь глуши бокал.

Дев лесных заслыша зов,
Не свалился в скользкий ров.
Похвала бесовским рвам,
Зорок глаз мои, слава вам.

Я натешился вполне.
Путь далек, но видно мне.
Верен был курок ружья.
Лес, прощай. Есть дом – и я.

В вечерней ясности молчанья
Какое тайное влиянье
Влечет мой дух в иной предел?
То час прощанья и свиданья,
То ангел звуков пролетел.

Весь гул оконченного пира
Отобразила арфа-лира
Преображенных облаков.
В душе существ, и в безднах Мира,
Качнулись сонмы тайных слов.

И свет со тьмой, и тьма со светом
Слились, как слита осень с летом,
Как слита с воздухом вода.
И в высоте, немым приветом,
Зажглась Вечерняя Звезда.