Андрей Дементьев - Избранное

Предайте его земле.
Он столько ей зла принес.
Россия была во мгле,
Почти слепая от слез.

Измученная нуждой,
Порастеряв народ,
Осталась она вдовой
В тот непотребный год.

Предайте земле его.
Не мучайте скорбный дух.
Ушло его торжество
И факел давно потух.

И хватит портретов нам
И памятников его.
А Мавзолей – не Храм.
И мумия – не божество.

Власти нас не жалуют вниманием.
Был бы ты банкир иль олигарх, –
Мог, к примеру, на проект дать мани им.
А какая выгода в стихах?!

Власти нас вниманием не жалуют.
Мы не гоним нефть, не шьем бюджет.
И стихи для них – подобно жалобе,
Если гонор власти не воспет.

Ну, а то, что дарим мы надежду,
В душах зажигаем добрый свет, –
Это безразлично самодержцам.
Прибыли от вдохновенья нет.

Но и эта власть уйдет когда-то,
Уступив другим чинам черед…

У поэзии – всего одна лишь дата,
Та, что ей определит народ.

Никогда не читал анонимок.
Я на эти дела не горазд.
Было все в моей жизни взаимно –
От признаний до горестных фраз.

Презирать иль любить анонимно,
Все равно что на пальцах играть
Фугу Баха иль музыку гимна,
Или складывать фиги в тетрадь.

Никогда не терпел анонимок,
Закрывал свой покой на засов…
Мне понятней молчание мима,
Чем трусливые выпады слов.

С тех горючих дней «Норд Оста»
Не стихает в сердце боль.
До чего же было просто
Завязать с Москвою бой.

До чего же просто было
По свободному пути,
Обернув себя тротилом,
Прямо к сцене подойти.

Обандитился наш город…
И теперь любой хиляк,
Что с утра уже наколот,
Может всех перестрелять.

А менты на перехвате
Вновь очнутся в дураках.
Скоро нам страны не хватит
Уместить свой гнев и страх.

И тревожно время мчится,
Словно горькая молва.
Хороша у нас столица –
Криминальная Москва.

Еще одной звезды не стало.
И свет погас.
Возьму упавшую гитару.
Спою для вас.

Слова грустны, мотив невесел,
В одну струну.
Но жизнь, расставшуюся с песней,
Я помяну.

И снова слышен хриплый голос.
Он в нас поет.
Немало судеб укололось
О голос тот.

А над душой, что в синем небе,
Не властна смерть.
Ах, черный Лебедь, хриплый Лебедь,
Мне так не спеть.

Восходят ленты к нам и снимки.
Грустит мотив.
На черном озере пластинки
Вновь Лебедь жив.
Лебедь жив…

Мне судьба не оставила шанса
Жить иначе, чем некогда жил.
И когда я не с теми общался,
И не с теми бездумно дружил.

Лучезарно неслась моя юность
Мимо чьих-то невзгод и обид.
Перед сильными мира не гнулась,
Не искала высоких орбит.

Жил, как жил…
Не стыдясь прожитого,
Не грустя по былым временам.
Ничего, кроме доброго слова,
Я не брал у судьбы своей внайм.

Как мне больно за российских женщин,
Возводящих замки на песке…
Не за тех, что носят в будни жемчуг
И с охраной ездят по Москве.

Жаль мне женщин – молодых и старых,
Потемневших от дневных забот,
Не похожих на московских барынь
И на их зажравшийся «бомонд».

Что же мы позволили так жить им,
Не узнавшим рая в шалаше…
Уходящим, словно древний Китеж…
С пустотой в заждавшейся душе.

Отшумели выборы…
Распродан
Весь пиар и весь рекламный бум.
Власть предпочитает быть с народом
С голубых экранов и трибун.

А Россия так же в бедах корчится.
Негодует, мучится, скорбит.
Вымирает в гордом одиночестве
От недоеданья и обид.

Вновь Россию краснобаи кинули,
Потому что верила она.
Машет птица бронзовыми крыльями,
Но взлететь не может с полотна.

А в метро на переходах
Много нищих, как в войну.
Просят денег у народа,
Ну, a кто подаст ему?

Раскошеливайся, Запад!
Аппетит неукротим.
Мы стоим на задних лапах,
Потому что есть хотим.

А поодаль барахолка.
Вся Москва торгует тут.
Ждать, наверное, недолго –
И страну распродадут.

И, устав от словоблудий,
Я кричу у стен Кремля:
– Что же с нами завтра будет?
Что же с нами будет, бля?!

Разворована Россия.
Обездолена страна.
Никого мы не просили
Жизнь менять и времена.

Но уже нам жребий роздан.
И подсунут новый миф…

Так же вот крестьян в колхозы
Загоняли, не спросив,
Как теперь нас гонят к рынку,
Будто к собственной беде.
Ты ловись, ловися, рыбка,
В мутной рыночной воде.

И уж вы «не подведите»,
Олигархи-рыбаки…

Я иду к строке на митинг,
Всем запретам вопреки.

Я отвык от России.
И сказала она:
«Где вас черти носили?
Я – другая страна.

Та, которую знал ты,
Отгуляла свое,
Где ни взрывы, ни залпы
Не терзали ее».

Что ж ты сделала с нею,
Голубая шпана,
Что теперь всех беднее,
Всех несчастней она?!

И кричит Кахамада:
«Чтоб воскреснуть стране,
Крест поставить бы надо
На замшелом старье».

Вымирайте без музык,
Ветераны войны.
Вы большая обуза
Для любимой страны.

Пусть приходит скорее
К нашим бабушкам смерть.
Сколько можно на шее
У России сидеть.

Пусть повесточки на дом
Им из моргов несут.
И тогда кахамадам
Будет кайф и уют.

В этой жизни фатальной
Все во власти Небес.
Из колоды игральной
Карту вытащил бес.

И была эта карта
Черным знаком судьбы…

Ты признался мне как-то,
Что устал от борьбы.

От бесплодных баталий,
И предательств друзей.
В этой жизни фатальной
Ты был искренен с ней.

Ах, Сережа, Сережа,
Дорогой мой земляк,
Без тебя здесь все то же:
Тот же гимн, тот же флаг.

Между властью и долгом
Та же Дума сидит.
Не поймешь ее толком –
Чей она сателлит.

Жаль, что век уже прожит.
Твой, упавший во тьму.
Ты прости нас, Сережа,
За чужую вину.

И за то, что ни завтра,
Ни потом, никогда
Не вернешься внезапно
В мир, где крепнет вражда.

И за то, что уходят
Не по воле своей
Те, чья память в народе
Все грустней и грустней.

Мы живем в тисках крутой формальности –
И уже на подозренье весь Кавказ.
И лицо чужой национальности
Почему-то раздражает нас.

Я смотрю в растерянные лица.
Чувствую, как в них бунтует кровь.
Наша всенародная столица
Выборочно дарит им любовь.

Нам бы всем по-доброму собраться,
Недоверье поборов и страх.
Но уходят в горы новобранцы
И лютует ненависть в горах.

Мы и раньше уходили в горы
В окруженье дружбы и любви.
А теперь влиятельные воры
Греют руки на чужой крови.

О друге своем узнаю от других.
Он мечется где-то
Меж дел и свиданий.
И дружба моя –
Как прочитанный стих –
Уже затерялась средь новых изданий.

О друге своем узнаю из газет.
Он строго глядит
С популярной страницы.
Ну что же, на «нет»
И суда вроде нет.
Не пивший вовек,
Я хочу похмелиться.

О друге своем вспоминаю порой.
Читаю открытки его и записки.
Но кто его тронет –
Я встану горой,
Поскольку священны у нас обелиски.

За вами должность, а за мною имя.
Сослав меня в почетную безвестность,
Не справитесь вы с книгами моими, –
Я всё равно в читателях воскресну.

Но вам такая доля не досталась.
И, как сказал про вас великий критик, –
Посредственность опасней, чем бездарность.
А почему – у классика прочтите.

Кайфуйте дальше – благо, кайф оплачен.
Он вам теперь по должности положен.
Но только не пытайтесь что-то значить –
Чем в лужу сесть, сидите тихо в ложе.