Федор Тютчев - Полное собрание стихотворений

Через ливонские я проезжал поля*,
Вокруг меня всё было так уныло…
Бесцветный грунт небес, песчаная земля —
Всё на́ душу раздумье наводило.
Я вспомнил о былом печальной сей земли —
Кровавую и мрачную ту пору*,
Когда сыны ее, простертые в пыли,
        Лобзали рыцарскую шпору.

И, глядя на тебя, пустынная река*,
И на тебя, прибрежная дуброва,
«Вы, — мыслил я, — пришли издалека,
        Вы, сверстники сего былого!»
Так! вам одним лишь удалось
Дойти до нас с брегов другого света.
О, если б про него хоть на один вопрос
        Мог допроситься я ответа!..
Но твой, природа, мир о днях былых молчит
С улыбкою двусмысленной и тайной, —
Так отрок, чар ночных свидетель быв случайный,
Про них и днем молчание хранит*.

Песок сыпучий по колени…
Мы едем — поздно — меркнет день,
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
Черней и чаще бор глубокий —
Какие грустные места!
Ночь хмурая, как зверь стоокий,
Глядит из каждого куста!*

Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!..
Зловещий блеск и пестрота дерёв,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье — и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья!

Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят, —
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.
Мы ж, легкое племя,
Цветем и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Всё красное лето
Мы были в красе —
Играли с лучами,
Купались в росе!..
Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!
О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!..

Сквозь лазурный сумрак ночи
Альпы снежные глядят;
Помертвелые их очи
Льдистым ужасом разят.
Властью некой обаянны,
До восшествия Зари
Дремлют, грозны и туманны,
Словно падшие цари!..
Но Восток лишь заалеет,
Чарам гибельным конец —
Первый в небе просветлеет
Брата старшего венец.
И с главы большого брата
На меньших бежит струя,
И блестит в венцах из злата
Вся воскресшая семья!..

Люблю сей божий гнев! Люблю сие незримо
Во всем разлитое, таинственное Зло —
В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,
И в радужных лучах, и в самом небе Рима!
Всё та ж высокая, безоблачная твердь,
Всё так же грудь твоя легко и сладко дышит,
Всё тот же теплый ветр верхи дерев колышет,
Всё тот же запах роз… и это всё есть Смерть!..
Как ведать, может быть, и есть в природе звуки,
Благоухания, цветы и голоса —
Предвестники для нас последнего часа́
И усладители последней нашей муки, —
И ими-то Судеб посланник роковой,
Когда сынов Земли из жизни вызывает,
Как тканью легкою, свой образ прикрывает…
Да утаит от них приход ужасный свой!..

Сей день, я помню, для меня
Был утром жизненного дня:
Стояла молча предо мною,
Вздымалась грудь ее волною,
Алели щеки, как заря,
Всё жарче рдея и горя!
И вдруг, как солнце молодое,
Любви признанье золотое
Исторглось из груди ея…
И новый мир увидел я!..

   Звучит, как древле, пред тобою
   Светило дня в строю планет
   И предначертанной стезею,
   Гремя, свершает свой полет!
   Ему дивятся серафимы,
   Но кто досель его постиг?
   Как в первый день, непостижимы
   Дела, всевышний, рук твоих!
   И быстро, с быстротой чудесной,
   Кругом вратится шар земной,
   Меняя тихий свет небесный
   С глубокой ночи темнотой.
   Морская хлябь гремит валами
   И роет каменный свой брег,
   И бездну вод с ее скалами
   Земли уносит быстрый бег!
   И беспрерывно бури воют,
   И землю с края в край метут,
   И зыбь гнетут, и воздух роют,
   И цепь таинственную вьют.
   Вспылал предтеча-истребитель,
   Сорвавшись с тучи, грянул гром,

   Но мы во свете, вседержитель,
   Твой хвалим день и мир поем.
   Тебе дивятся серафимы!
   Тебе гремит небес хвала!
   Как в первый день, непостижимы,
   Господь! руки твоей дела!

   «Кто звал меня?»

            — «О страшный вид!»
   — «Ты сильным и упрямым чаром
   Мой круг волшебный грыз недаром —
   И днесь…»
             — «Твой взор меня мертвит!»
   — «Не ты ль молил, как исступленный,
        Да узришь лик и глас услышишь мой?
        Склонился я на клич упорный твой
        И се предстал! Какой же страх презренный
        Вдруг овладел, титан, твоей душой?..
        Та ль эта грудь, чья творческая сила
Мир целый создала, взлелеяла, взрастила
        И, в упоении отваги неземной,
   С неутомимым напряженьем
        До нас, духо́в, возвыситься рвалась?
        Ты ль это, Фауст? И твой ли был то глас,
Теснившийся ко мне с отчаянным моленьем?
        Ты, Фауст? Сей бедный, беспомо́щный прах,
        Проникнутый насквозь моим дхновеньем,
Во всех души своей дрожащий глубинах?..»
        — «Не удручай сим пламенным презреньем
        Главы моей! Не склонишь ты ея!
Так, Фауст я, дух, как ты! твой равный я!..»
— «Событий бурю и вал судеб
       Вращаю я,
       Воздвигаю я,
   Вею здесь, вею там, и высок и глубок!
   Смерть и Рождение, Воля и Рок,
      Волны в боренье,
      Стихии во пренье,
      Жизнь в измененье —
      Вечный, единый поток!..

         Так шумит на стану моем ткань роковая,
         И богу прядется риза живая!»
         — «Каким сродством неодолимым,
  Бессмертный дух! влечешь меня к себе!»
  — «Лишь естествам, тобою постижимым,
      Подобен ты — не мне!..»

         Чего вы от меня хотите,
  Чего в пыли вы ищете моей,
         Святые гласы, там звучите,
  Там, где сердца и чище и нежней.
  Я слышу весть — но веры нет для ней!
  О вера, вера, мать чудес родная,
         Дерзну ли взор туда поднять,
         Откуда весть летит благая!
  Ах, но, к нему с младенчества привычный,
         Сей звук родимый, звук владычный, —
  Он к бытию манит меня опять!
         Небес, бывало, лобызанье
Срывалось на меня в воскресной тишине,
Святых колоколов я слышал содроганье
   В моей душевной глубине,
И сладостью живой была молитва мне!
        Порыв души в союзе с небесами
        Меня в леса и долы уводил —
        И, обливаясь теплыми слезами,
   Я новый мир себе творил.
   Про игры юности веселой,
Про светлую весну благовестил сей глас —
   Ах, и в торжественный сей час
Воспоминанье их мне душу одолело!
        Звучите ж, гласы, вторься, гимн святой!
        Слеза бежит! Земля, я снова твой!

        Зачем губить в унынии пустом
        Сего часа благое достоянье?
Смотри, как хижины с их зеленью кругом
        Осыпало вечернее сиянье.

        День пережит, — и к небесам иным
        Светило дня несет животворенье.
        О, где крыло, чтоб взвиться вслед за ним,
Прильнуть к его лучам, следить его теченье?
        У ног моих лежит прекрасный мир
        И, вечно вечереющий, смеется…
Все выси в зареве, во всех долинах мир,
        Сребристый ключ в златые реки льется.
        Над цепью диких гор, лесистых стран
   Полет богоподобный веет,
        И уж вдали открылся и светлеет
        С заливами своими океан.
        Но светлый бог главу в пучины клонит,
        И вдруг крыла таинственная мощь
Вновь ожила и вслед за уходящим гонит,
        И вновь душа в потоках света тонет.
        Передо мною день, за мною нощь.
В ногах равнина вод, и небо над главою.
        Прелестный сон!.. и суетный!.. прости!..
        К крылам души, парящим над землею,
        Не скоро нам телесные найти.
Но сей порыв, сие и ввыспрь и вдаль стремленье,
   Оно природное внушенье,
   У всех людей оно в груди…
   И оживает в нас порою,
        Когда весной, над нашей головою,
        Из облаков песнь жавронка звенит,
        Когда над крутизной лесистой
   Орел, ширяяся, парит,
   Поверх озер иль степи чистой
   Журавль на родину спешит.

  Державный дух! Ты дал мне, дал мне всё,
  О чем молил я! Не вотще ко мне
  Склонил в лучах сияющий свой лик!
  Дал всю природу во владенье мне
  И вразумил ее любить. Ты дал мне
  Не гостем праздно-изумленным быть
  На пиршестве у ней, но допустил
  Во глубину груди ее проникнуть,
  Как в сердце друга! Земнородных строй

  Провел передо мной и научил —
  В дуброве ль, в воздухе иль в лоне вод —
  В них братии познавать и их любить!
  Когда ж в бору скрыпит и свищет буря,
  Ель-великан дерев соседних с треском
  Крушит в паденье ветви, глухо гул
  Встает окрест и, зыблясь, стонет холм,
  Ты в мирную ведешь меня пещеру,
  И самого меня являешь ты
  Очам души моей — и мир ее,
  Чудесный мир, разоблачаешь мне!
  Подымется ль, всеуслаждая, месяц
  В сиянье кротком, и ко мне летят
  С утеса гор, с увлажненного бора
  Сребристые веков минувших тени
  И строгую утеху созерцанья
  Таинственным влияньем умиляют!