Иоганн Гёте - Фауст

Как смело хмурила я брови,
Как предавалась я злословью,
Как я строга была, когда
Случалась с девушкой беда!
Как из избы тогда надменно
Чужой я выносила сор!
Как не жалела слов, позор
Изобличая откровенно!
И вдруг какая перемена!
Сама не лучше я сестер.
Куда я скроюсь с этих пор?
Куда я сделанное дену?
Но то, что сердце завлекло,
Так сильно было и светло!

К молящей
Свой лик скорбящий
Склони в неизреченной доброте,

С кручиной
Смотря на сына,
Простертого в мученьях на кресте,

И очи
Возведши
За помощию отчей в вышине!

Кто знает,
Как тают
По капле силы у меня внутри?

Лишь пред тобой я вся как на ладони.
О, пожалей меня и благосклонней
На муку и беду мою воззри!

Где шумно, людно,
Дышать мне трудно,
Поднять глаза на посторонних срам,

А дома волю
Слезам от боли
Даю, и сердце рвется пополам.

Я эти цветики в букете
Слезами облила,
Когда сегодня на рассвете
Их для тебя рвала.

Меня застало солнце в спальной
Давным-давно без сна.
Я думою своей печальной
Была пробуждена.

Спаси меня от мук позора,
Лицо ко мне склоня!
Единая моя опора,
Услышь, услышь меня!

Зайду, бывало, пить в подвал
И слышу, как иной бахвал
Расписывает наобум
Свою властительницу дум.
И девушки на свете нет
Красивей, чем его предмет.
Я тихо сяду, как вошел,
И локти положу на стол,
И бороды курчавлю край,
Пока болтает краснобай.
Потом стакан свой подыму
И говорю в ответ ему:
«Кому какая по нутру, –
Я выпью за свою сестру.
Какую девушку в стране
Поставишь с Гретхен наравне?»
И прекращается вранье,
Все чокаются за нее,
Смолкают разом хвастуны
И видят, что посрамлены.
Теперь все по-другому здесь,
Хоть на стену от злобы лезь!
Терпеть, чтоб каждое дрянцо
Могло бросать тебе в лицо
Намеки, колкости, кивки,
Двусмысленности и смешки!
А чем мерзавцев этих мне
На месте припереть к стене,
Когда их сплетни не навет
И в их словах обмана нет?
Что за канальи там вдвоем
Подкрадываются тайком?
Поди любезник сестрин тут?
Они живыми не уйдут.

Дрожа от веянья прохлады
И озаряя сумрак плит,
Неугасимая лампада
В соборной ризнице горит.
Такой же мрак во мне точь-в-точь,
Как эта полутьма и ночь.

А у меня позыв другой,
Какой-то зуд страстей угарных,
Как по ночам весенним вой
Котов на лестницах пожарных.
Ведь я бродяга и шатун
И славу о себе упрочу
Опять Вальпургиевой ночью,
А завтра ведь ее канун.
Тогда по праву кутерьма
И сходит целый свет с ума.

А выйдет ли из-под земли
Тот клад, светящийся вдали?

Уж у поверхности покрышка,
Нам не придется долго рыть.
Набита золотом кубышка.

Мозги б ты лучше понатужил
И раздобыл жемчужин нить,
Чтоб милой Гретхен подарить.

Я там и жемчуг обнаружил.

Прекрасно. К девушке под кров
Ходить мне больно без даров.

Напрасно! Выгоду свою
Преследуй в жизни безвозмездно.
Сейчас я Гретхен песнь спою
Под кровом этой ночи звездной.
Чтоб девушка попалась в сеть,
О нравственности буду петь.

Смиряя дрожь,
Зачем под нож,
Катринхен, к милому идешь[61]
И гибели не видишь?
Пусть он хорош,
Пусть он пригож, –
Ты девушкой к нему войдешь,
Но девушкой не выйдешь.
Он для проказ,
Не обручась,
Возьмет что надобно от вас,
И – с богом, до свиданья!
А нужен глаз,
На все отказ,
Чтоб честь осталась про запас
До самого венчанья.

Кого ты пеньем манишь, крысолов?[62]
Сейчас расправлюсь я с тобой, нечистый!
Сперва гитару на двадцать кусков,
А после сокрушу и гитариста!

Сломал гитару вдребезги мою.

Я вам обоим череп раскрою.

Смелее, доктор! Шпагу вон! Вперед!
Тесни его. Прижмись ко мне вплотную.
Коли смелей, он целым не уйдет!
Не отступай! Я хорошо фехтую.

Так отражай!

Ну что ж, и отразим.

А если так ударю?

Эка штука!

Я бьюсь как будто с дьяволом самим,
И вот уже он перешиб мне руку!

Коли!

Пропал!

Несчастному капут.
Теперь, пока не поздно, надо скрыться.
Сейчас людей на помощь позовут.
С полицией не трудно сговориться,
Другое дело уголовный суд.

Наружу все!

Огня! Огня!

Эй, караул! Разбой, резня!

Вон труп, взгляни сюда!

Лови убийц! Держи и бей!

Кто здесь?

Сын матери твоей.

О боже, вот беда!

Я умираю, – сказ простой, –
И не увижу дня.
Не войте, бабы, надо мной,
Послушайте меня.

Еще ты, Гретхен, молода,
И где тебе понять, куда
Ведет твой глупый нрав.
Но, шлюхой ставши невзначай,
По правилам теперь гуляй,
На все есть свой устав.

Брат! Господи! Не убивай!

Ты к богу всуе не взывай,
Что свершено, то свершено,
Что будет, будет все равно.
Теперь ты начала с одним,
А после перейдешь к другим,
Когда ж до дюжины дойдет,
Столпится город у ворот.
Когда на свет родится стыд,
Еще он от народа скрыт,
Его таят во тьме ночей,
Надвинув шапку до ушей.
Его не видно, и тогда
Его прикончить не беда.
Но не по дням, а по часам
Растет и выпирает срам,
И чем чудовищнее грех,
Тем больше на виду у всех.
Я твердо знаю: дни придут,
Когда тебя весь честный люд,
И стар и мал, исчадье тьмы,
Чураться будут, как чумы.
Ты будешь направлять стопы
В обход, подальше от толпы.
Тебе не даст проступок твой
Блистать в цепочке золотой[63]
И в кружевном воротнике
Отплясывать на пикнике.
Ты будешь находить ночлег
Средь оборванцев и калек.
И если милостивый бог
Простит по смерти твой порок,
Ты смыть не сможешь на земле
Клейма проклятья на челе.

Вам каяться теперь под стать,
А не проклятья изрыгать.

Ах, сводня, жалко, мочи нет,
Сломал бы я тебе хребет
Да все грехи бы искупил.

О брат мой, вынести нет сил!

Не плачь, сказал я, брось тужить.
Минувшего не воротить.
Ты мне сама из-за угла
Удар бесчестьем нанесла.
Я честь солдатскую свою
И душу богу отдаю.