Коллектив авторов - Поляна №3 (5), август 2013
6. Диалог
Между тем подошла пора устраиваться на ночь. Полярный день еще не кончился, но солнце уже надолго исчезало в закатном дыму. Сегодняшний туманный вечер был особенно мрачным.
Сашка выгреб угли из костра на месте предыдущей ночевки и накидал туда влажного мха, чтоб быстрее остыло, и бокам было мягче, а из углей раздул еще один костер метрах в десяти от «спального места». Муки голода не ослабевали, но хуже было сознание полной безнадеги: без оружия еды не добыть, скоро так ослабнет, что и бургомистров прогнать не сможет, расклюют еще живого. И нашло на Сашку затмение: стал нож рассматривать. Если быстро, наверное – быстро? А душа? Что станется с душой? «Постыдись! – услышал он вдруг голос внутри себя, – мужик ты или нет?»
– С ума сойти. Все мысли о еде.
«Утром распогодится и все изменится».
– Утром… Трое суток не жрамши!
«В поте лица своего добудешь ты хлеб свой». – Добудешь? Все море отняло!
«Разум у тебя никто не отнимал. Где все живое питается?»
– Тундра и море.
«После шторма на берегу креветки, капуста, рыба».
– Точно! Ведь стихло… Пойду!
«В туман не ходи – медведи».
– Да я сейчас руку свою грызть начну! Вот копье у меня!
«Потерпи. Отлив утром, а сейчас вода у барьера».
На берег Сашка не пошел, но и ждать до утра не собирался. Пошел на ручей пить, взял с собой бутылку для воды, лук и стрелы. Опять стрелял по уткам, и опять промахнулся. И прижался спиной к валуну, и заплакал. И расплакался горько, как в детстве. И смахивал слезы, но они текли. И пусть. Некого стесняться. Наверное, от слез и стало море соленым, от горя всякой твари живой.
Вернулся вконец обессиленный, постелил себе доски, накидал на них высохший мох и лег, глотая слюну. Спал плохо, часто просыпался и ходил подновлять нодьи. Сообщение «внутреннего голоса» встревожило. С «босыми» у охотника сложился вооруженный нейтралитет. Чаще всего медведи убегали сами, едва завидев человека или услышав лай собаки. Сашка не убегал. Не убежишь. Зимой и летом носил он с собой, кроме карабина, ракетницу или фальшфейер. Лишь однажды медведь побежал прямо на него и не остановился на выстрел из ракетницы, хотя горящий комок заряда закрутился в снегу рядом с ним. Сашка припал на колено и с расстояния в десять метров выстрелил ему в голову. И промахнулся. Свинцовый кончик тяжелой пули оставил синюю черту между коротких ушей. Медведь стал тормозить, вытянув вперед лапы и припав на зад. Вторая пуля попала ему в горло. Когда успокоилось дыхание, охотник медленно подошел. Это был небольшой, чуть крупнее пестуна, самец. Наверное, трехгодовалый. И очень худой: кожа и кости. Желтые глаза его уже остыли, но крупные квадратные лапы все еще бежали, черные когти, длиной с мужской палец, все еще скребли лед. А его скребла совесть. Зря убил. Струсил. Мишка уже понял свою оплошность и стал отворачивать. В нападении не зверь был виноват – человек. Он только что добыл нерпу, освежевал ее, снял шкуру, сложил ее конвертиком и спрятал в рюкзак, а печень, самую вкуснятину, понес домой на палочке, не хотелось рюкзак пачкать. Этот запах и учуял голодный мишка. Только сейчас, страдая от болей в желудке, Сашка понял и того обезумевшего от голода медведя.
7. Странный сон и чайка
И опять приснился охотнику странный сон: будто он дома, в семье, и будто они с младшим братом занимаются непонятным делом: кладут на стакан лист бумаги и вдавливают его внутрь стакана баночкой из-под клея. Бумага сминается, они вынимают ее за ребристые края и ставят рядом со стаканом. Получается странный такой ребристый сосуд бумажный. И они делают много таких сосудов, и брат все время вопросительно смотрит на Сашку. «Стоп! Где я уже видел такой сосуд?» Да в предыдущем сне! Только там он был из жести. На корзинку для бумаг похожий, но из жести! В сильном возбуждении Гарт проснулся. Он понял, как сделать кастрюлю из куска толстой, плохо гнущейся жести! Тут же раскочегарил посильнее нодью и бросил на нее донышко от бочки. Жесть надо сильно нагреть, «отпустить», как говорят кузнецы. Отпущенная жесть – мягкая и хорошо гнется!
Пока крышка нагревалась, он соорудил из четырех обломков бревен четырехугольный сруб: просто вкопал наполовину в песок два бревна сантиметрах в тридцати друг от друга, еще два положил сверху, укрепил верхние гвоздями, а в центре этого сруба выбрал досочкой небольшую ямку. Двумя палками выхватил из жара донышко бочки и уложил его на этот сруб. Стал его вбивать в сруб другим бревном и, по мере того, как жесть остывала, ударять все сильнее. Крышка вмялась в сруб, и последние удары Сашка сделал уже, чувствуя под «трамбовкой» песок. Края жестянки равномерно смялись и загнулись кверху. Не желая ждать, пока крышка остынет, он в нетерпении снял свои носки-рукава и выхватил еще горячее «изделие» из сруба-оправки. Так вот же она, та самая ребристая корзина для бумаг! А еще говорят, что нет вещих снов! Кастрюля готова! Еще бы чего в эту кастрюлю положить! Гарт до того воодушевился, что и спать расхотел. Обошел свои костры, подкинул толстых дров и с радостью увидел, что туман истончается. «Голос» был прав: утром погода изменится, а сейчас, наверное, прилив. Волны плещутся у самого барьера. Чтобы набрать съедобных листьев морской капусты, или, если повезет, оглушенную рыбку найти, надо раздеться и лезть в ледяную воду, а неизвестно сколько там зыбкого ила-песка накидало и выберешься ли, если застрянешь по самые по… повыше коленей, то есть.
Он улегся на теплые доски и засыпал ноги теплым мохом – крррасота! Но заснуть не успел. Из тумана возник бургомистр. Вразвалочку подошел поближе и стал охотника рассматривать.
– Что, опять крови хочется? – Сашка кинул в птицу обгорелой палочкой. Но чайка лишь пригнулась, как боксер на ринге, она не сочла нужным улететь.
Лук под рукой. До бургомистра метра три-четыре. Стрела с гвоздиком… Чайку откинуло в сторону вверх лапами. Ага! Гарт вскочил, но бургомистр со стрелой в боку уже улепетывал к морю. Сейчас переберется через барьер и уплывет!
Он догнал бургомистра у самых льдин и свернул ему шею. Но странно: голод, мучивший парня без малого трое суток, вдруг пропал. Лишь одышка непонятная появилась, пока он догонял птицу. Да и не едят чаек, не слыхал никогда.
Бургомистры с гуся величиной. Размах крыльев больше метра, тело длинное, узкое, клюв и глаза оранжевые, лапы розовые. Замечательные летуны. Подолгу парят против ветра над прибоем. Смотришь – спикировал в воду, выхватил рыбку и опять раскинул крылья над волной. И этот был крупный. Наверное, не чайка, а «чайк». Длинное узкое тело было длиной сантиметров восемьдесят. И весу килограмма два. Но никакой радости, что наконец-то, есть еда, почему-то не было. Сашка попытался ощипать птицу, как гуся или утку, но перо оказалось очень крепким, аж пальцы заболели. И тут охотник вспомнил, что его сосед, Полукарпыч, летом обувается в «чуни» из шкуры гагары. И по дому в них ходит, и за водой на речку. Влаги эти самодельные калоши не пропускают, нога всегда сухая. «Чайки, – подумалось Сашке, – те же гагары. Тоже все время на воде или в воздухе. Должна и у них крепкая кожа быть, перо и пух непромокаемые». Он отвязал нож с древка и снял шкуру с чайки, как с песца, – чулком. Ни жиринки не было под шкурой птицы, как обычно бывает у гагар и уток. Вывернув шкуру мездрой наружу, Гард затолкал ее под мох, на мерзлоту. «Еще одну чайку добуду, шкуры выделаю – вот тебе и носки готовые!»
Любопытствуя, почему эта чайка такая тощая, Сашка вскрыл ее желудок. Остатки рыбы и темный комок с радужными разводами. Осторожно вынул комок палочкой и расправил его на камне – промасленная тряпка! Кусок ветоши, каким механики моторы обтирают. Ну и ну! От жадности заглотил или на «масло» позарился? Мясо у птицы было только на грудине. Охотник отделил его ножом. Получилось два куска граммов по триста. Остатки тушки он положил под мох рядом со шкурой. Кастрюля есть, можно суп сварить.
Хотя голод прошел, Сашка все же поджарил один кусок на палочке и съел, макая это своеобразное жаркое в морскую воду. Мясо оказалось жестким и пахло рыбой, как нерпятина, но все же это была еда!
8. Белуха, сайка и «босой»
Сытого охотника стало в сон клонить. «Поели, теперь можно и поспать!» – жаба-сын из мультфильма «Дюймовочка» знал, что говорил. Но перед сном Сашка все же твердо (ужжжасно-преужжжасно твердо) решил отныне жить по велению разума, поэтому обошел костры, подбросил толстых дров, опять крепко-накрепко привязал нож к древку из лиственничной палки и положил это «копье» под левую руку. Левша.
И приснилось ему, будто он на тренировке у штангистов.
И парни они крепкие, ноги толстые, морды красные.
И стали приседать с грузом и пыхтят, и пыхтят.
И так уж пыхтят, что охотник проснулся.
А пыхтение все сильней и сильней.
Гарт вскочил и глянул на море.
Туман отошел к берегам.
И солнышко светит!
Радость какая!
Утречко!
У самого берега одна за другой показывались из синей воды длинные белые скобки, тут же исчезали и появлялись вновь. Над морем стоял легкий дымок, с пыхтением вылетавший из этих скобок. Чайки то и дело выхватывали из синевы блестящих рыбок, на льду подпрыгивал и тявкал песец.
