Евгений Абросимов - Стихи остаются в строю

Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы
Неумелой рукой к гимнастерке своей пришивать,
Золотые, привыкшие к синему, птицы
По защитному небу легко научились летать.
Хоть клянусь не забыть — может, все позабуду
   на свете,
Когда час вспоминать мне о прожитых днях
   подойдет,
Не смогу лишь забыть я крутой и взволнованный
   ветер
От винта самолета, готового в дальний полет.

Не сумею забыть этот ветер тревожной дороги,
Как летит он, взрываясь над самой моей головой,
Как в испуге ложится трава молодая под ноги,
И деревья со злостью качают зеленой листвой.
Фронтовая судьба! Что есть чище и выше на свете!
Ты живешь, ощущая всегда, как тебя обдает
Бескорыстный, прямой, удивительной ясности ветер
От винта самолета, готового в дальний полет.

Тот, кто раз ощущал его сердцем своим и душою,
Тот бескрылым не сможет ходить никогда по земле,
Тот весь век называет своею счастливой звездою
Пятикрылые звезды на синем, как небо, крыле.
И куда б ни пошел ты — он всюду проникнет
   и встретит,
Он могучей рукою тебя до конца поведет —
Беспощадный, упрямый в своем наступлении ветер
От винта самолета, готового в дальний полет.

Ты поверь мне, что это не просто красивая фраза,
Ты поверь, что я жить бы, пожалуй, на свете не мог,
Если б знал, что сумею забыть до последнего часа
Ветер юности нашей, тревожных и дальних дорог.
А когда я умру и меня повезут на лафете,
Как при жизни, мне волосы грубой рукой шевельнет
Ненавидящий слезы и смерть презирающий ветер
От винта самолета, идущего в дальний полет.

Чем запомнилась мне ты?
Дремучей травой по низинам —
Той травой, где скользить и шуршать непривычной
   ноге,
Сладковатым дымкам голубого, как ветер, бензина
От ангаров, укрытых в глухой приамурской тайге,
И веселыми зорями, что лежат по утрам на озерах,
И ветрами, что ходят, дубы пригибая, буяня, крича
   и грубя,
И ночами, густыми ночами, когда в потаенных
   дозорах
Неподкупная пуля да порох берегут до рассвета
   тебя,
И зелеными падями, где стоят по лесному ранжиру
Тополя и деревья иных разнородных пород…
Ты вошла в мою память, делящая мир на два мира,
Тем, что, в память войдя, никогда из нее не уйдет:
Самой лучшей на свете, самой прочной и слаженной
   дружбой
Тех людей, что тебя охраняют, смелы и сильны,
И большой, боевой, нерушимой испытанной
   службой,
Верной службой во славу великой страны.

В час, когда росой одеты травы
И просторы вверены луне,
Снятся мне мосты и переправы
В заповедной дальней стороне.
Только я глаза закрою — снится:
На широких реках плеск весла,
Посвист пули…
Это ты, граница,
Неотступно в сны мои вошла.
Это ты. По всем твоим низинам,
В буйных травах, где шуршать ноге,
Бродит запах синего бензина,
Танки громыхают по тайге.
Пронеся стремительные грозы,
Молнии,
   зарницы
      и грома,
Сеном загрузив дворы колхозов,
Затопив пшеницей закрома,
По дорогам, выцветшим от зноя,
Здесь от вод Хасана до Читы
Проплывает лето золотое,
Пышно разодетое в цветы.
Здесь шумят невиданные травы,
И бежит гремучая вода,
Это ты, хранимая по праву,
Родина свободы и труда.
Здесь на сопках и на всех озерах —
Летних зорь червонное литье.
Сталь в ночи.
Отважные дозоры.
Штык и пуля.
   Верный глаз
      и порох
Берегут спокойствие твое.

Немецкими танками смяты посевы.
Свинцовая хлещет пурга.
Но грозное пламя народного гнева
Бушует в тылу у врага.
Мсти врагу беспощадно и смело!
Мать-отчизна, мы слышим твой зов!
В бой выходят за правое дело
Партизаны орловских лесов.
Враг злобствует в бешеном страхе
   и дрожи,
Но родина нам дорога.
Ряды партизанские ширя и множа,
Народ наш встает на врага.
На воздух мосты, эшелоны и склады!
Берись за топор и за нож!
Свинцом и гранатой, штыком и прикладом
Фашистских собак уничтожь!
Мсти врагу беспощадно и смело!
Мать-отчизна, мы слышим твой зов!
В бой выходят за правое дело
Партизаны орловских лесов.

Над просторной рекой убегала дорога,
Мимо зарев и рваной трепещущей мглы.
И над нею маячили хмуро я строго
Переломанных сосен кривые стволы.
Там валялись разбитые, смятые танки.
Пушки немо, как бревна, лежали вразброс.
И над талой землей громоздились останки
Обгорелых лафетов, цепей и колес.
И над сталью, над башен косыми углами,
Над деревьями, сбитыми в тесный завал,
Умирало тяжелое мутное пламя,
И, чадя, раскаленный металл остывал.
Дым качался и падал в окопы и щели
И по выжженным рощам стелился, космат
И в далекое небо сурово глядели
Неподвижные лица немецких солдат.
Так вершится итог и кончаются сроки,
И разбитое судно садится на мель,
И просторной могилой земля на Востоке
Обернулась любителям новых земель.
Так приходит расплата за кровь и за слезы…
Шла пехота вперед, приминая снега.
И на Запад советские шли бомбовозы,
И советские танки теснили врага.
И уже на шоссе, на лесные поляны,
Покидая овраги, болота, кусты,
Выходили из дымных лесов партизаны
И над ними знамен загорались цветы.
… … … … … … … … … … …

Всю ночь гудели провода
И рельсами тряслись вагоны
По насыпям и по мостам,
По этим и потусторонним.
И ветер был,
Хлестал и выл,
И грохали колеса.
И дождь.
   И за дождем без сил
Брела за поездами осень.

…И снова, маленький и мудрый,
Я буду слушать стук колес.
И ветер-друг завьет мне в кудри
Чубатый клюк моих волос.
И, может, щедрою рукой.
Подруга осень кинет счастье,
И за весну, под барабанный бой,
Паду с раздробленною головой
Я где-нибудь на Фридрихштрассе.

Еще не раз
   салюту загреметь, —
И знаем мы,
   что после Таганрогских
Дивизиям мы будем
   славу петь —
Полтавским,
   Брянским
      и Днепропетровским.
Москва в огнях.
   Торжественный венец
Ракетных звезд
   героям салютует.
И враг дрожит:
   он чует свой конец.
Беда врагам,
   когда Москва ликует!