Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Какой контраст!.. Подумать стыд:
Куда ни глянь — повсюду,
Как медь пасхальная, блестит
Астральная посуда.

А посмотри на этот клен,
На этот чистый воздух:
Он ясен, он не застеклен
И держится на звездах!

Я сам под краном этих дней
Преображен и вымыт!
Насколько все-таки вредней
Для нас московский климат.

Я говорю про грустный быт,
Где в черепках разбитых
На медном примусе кипит
Пустая кипень быта.

Давай вдыхать простор Невы,
Глядеть на небо чаще,
Чтоб смыслом этой синевы
Прониклось наше счастье!

На углу Поплавской
Господин живет:
Борода — коляской,
Колесом — живот.

Кто такой — не знаю,
Он не говорит, —
У него пивная
Под названьем «Крит».

Музыка… и целый,
Целый день подряд
В «Крите» офицеры
За столом сидят.

Пиво и горошек
В ресторане «Крит»!
Господин хороший
Что-то говорит.

«Сорок первый номер…
Только поскорей…
В этом самом доме —
Комиссар еврей…»

Застучит калитка…
Через пять минут
На смерть и на пытку
Парня проведут.

Проведут за город
По дороге той,
По которой скоро
Мы придем домой!

…На углу Поплавской
Я сойду с коня.
«Будь, братишка, ласков,
Подожди меня».

Пиво и горошек
В ресторане «Крит»…
Господин хороший
За столом сидит.

«Сорок первый номер…
Ну-ка, господин,
В этом самом доме
Кто живет один?»

Посинеют жилы
У него на лбу.
«Раньше двое жили,
Да один… в гробу!»

…Три минуты время
И от силы — пять;
Подтяну я стремя,
Сяду я опять.

Пиво и горошек
Прямо — на полу…
Господин хороший
Прикорнул к столу!

Ну, погладь по голове,
Намекни еще о счастье.
Это в городе Москве
Наблюдается всё чаще.

Пусть замрет рука в руке…
Посмотри, моя родная:
Протекают по реке
Разноцветные трамваи.

По бортам — вода каймой,
Винт работает всё чаще,
И клокочет под кормой
Молодое наше счастье!

Скоро
Гладкой, как слюда,
Станет кипень волновая.
Не останется следа
От любви
И от трамвая.

Этой ласковой рукой
Будет найдена — другая…

Но об этом пусть другой
И напишет, дорогая!

Над страной стою с бокалом
И прошу друзей помочь.
Пью за море!
Пью за скалы,
Подпирающие ночь!

За улыбки пью прохожих,
Близких сердцу моему.
Пью за девушек хороших,
Отдыхающих в Крыму!

Пусть почаще уезжают
Наши девушки на юг;
За успехи урожаев,
Расширяющих их круг!

Пью за нас,
За наше время,
За созвездие Тельца…
И за звезды, что на шлеме
У советского бойца!

За черешни Украины,
За республику в цвету!
И за ласковое имя,
То есть именно за ту,

Для которой почтой спешной
Отсылаем письма мы.
И цветут в садах черешни
Всех республик,
Всех семи!

Пусть над ней струится время
Юной свежестью своей
И кипит благословенье
Украинских тополей!..

Ничего не пощадили —
Ни хорошее, ни хлам.
Всё, что было, разделили,
Разломали пополам.

Отдал книги,
Отдал полки…
Не оставил ничего!
Даже мелкие осколки
Отдал сердца своего.

Всё взяла.
Любую малость —
Серебро взяла и жесть.
А от сердца… отказалась.
Говорит — другое есть.

Вот березы столетнего роста
Вечереют и пахнут свежо.
Я срезаю полоску бересты
И свиваю певучий рожок.

Я за таволгой спрячусь. И ветер
Я вдохну. И рожок запоет.
Так изюбрь меня не заметит
И на выстрел ко мне подойдет.

Так мы бродим нетронутым лесом.
Где-то звездочка светит едва,
Только небо лиловым навесом
Опускается на дерева.

Где дорога прямая, — спросить бы.
Под ногами валежник сухой,
Мы к заре доберемся до сидьбы,
Отогреемся свежей ухой.

И маньчжуркой набитые трубки
На просторе опять задымят…
На березах сухие зарубки
Нам о старых путях говорят.

Может, здесь партизаны ходили
По звериному следу врага,
Может, тихие песни водили,
И хранила те песни тайга.

И она сохранила на годы,
Но молчанье ее — до поры.
И к деревьям отменной породы
Лесорубы несут топоры.

Ничего, что в далекую просинь
От двустволки умчится зверье…
Золотая приморская осень —
Неподкупное счастье мое.

Не пали по оробелым
Птицам. Порох пожалей…
Пусть гуляет пара белых
Приозерных голубей.

Над водой склонилась ива,
Будто шепчет в тишине.
Мы прибавим шагу, ибо
На привале грустно мне.

Видишь, створы издалёка
Засветили, и уже
Затихает птичий клекот
На последнем рубеже.

Мы стоим во всеоружье,
За прибоем спит страна!
И на тыщи верст в окружье
Нерушимая
                           она.

От Амура и до Шуи,
До Архангельска за Кемь
Мы храним ее, большую,
Не рушимую никем.

Дует ветер из-за сопок
В пограничные столбы,
Но крепки ряды Особой
И не дрогнут в час борьбы.

Вот какое дело было:
В доме девушка жила.
Уходила, приходила
И однажды не пришла.

Утром в теплую погоду
На реке, у сточных труб,
Перевозчики Освода
Под мостом поймали труп.

Увидали, изловили,
Заявили в комсомол.
Изловили, заявили,
Написали протокол.

Из Казани, из Рязани
Мать приехала и брат.
Посидели, поглядели
И уехали назад.

Две без малого недели
Волновался целый дом:
Как, мол, так, на самом деле?!
Не смогли!.. Недоглядели!..
Волновались две недели —
Да и кончили на том.

А теперь повестки в суд,
Понимаете, несут.
Говорят, что по закону
Незнакомый и знакомый —
Все ответственность несут…

Трудно нам с тобой договориться,
Трудно, милая, трудней всего:
Резко обозначена граница
Счастья твоего и моего.

И, усталые, полуживые,
Зубы стиснувши и губы сжав,
Мы с тобой стоим, как часовые
Двух насторожившихся держав.