Леонид Аронзон - Избранное
И наконец в этом году подготовлен к печати сборник стихов для детей с моим предисловием. Составители — известные уже авторитетные публикаторы произведений ЛА Владимир Эрль, Илья Кукуй и Пётра Казарновский.
Таков краткий перечень событий за прошедшие 40 лет.
Октябрь, 2010 г.
Филадельфия, США
Леонид АРОНЗОН
СТИХИ
Памяти брата
Мой брат, Леонид Аронзон, родился 24 марта 1939 г. в Ленинграде.
В августе 1941 наша мама была призвана в действующую армию и работала в госпиталях Ленинградского и Северо-Западного фронтов как военный врач. Папа с первого дня войны ушёл на сборный пункт, но через три дня был отозван и направлен на Урал для проектирования и строительства алюминиевых и магниевых заводов.
Лёня, бабушка и я перед началом блокады эвакуировались на Урал к отцу. Осенью 1942 г. к семье присоединилась мать, которую направили в район Березников для формирования эвакогоспиталя. Она оставалась начальником госпиталя до осени 1943 г. Потом была отозвана в Ленинград. В краеведческом музее Березников есть (во всяком случае, была в 80-х годах) экспозиция, посвященная госпиталю и матери. Семья возвратилась в Ленинград 9 сентября 1944 г.
Лёня хорошо помнил это время: двор — колодец, день Победы, когда ловили листовки на крыше дома; неожиданное признание сверстников из-за маминой военной формы и планок с наградами.
Была школа послевоенных лет с переростками, курением, драками, недовольством учителей, угрозами исключения, первыми стихами. Поступление в химико-технологический институт. Уход со второго экзамена: "Мне не интересно". По настоянию родителей Лёня поступил в педагогический институт им. Герцена на биологический факультет. К концу первого семестра институт бросил, позже экстерном сдал экзамены за первый курс филологического факультета. С этого момента его жизнь и карьера связаны с литературой, борьбой за возможность писать, бесконечными попытками напечататься, заработать какие-то деньги.
На втором курсе Лёня знакомится с Ритой Пуришинской, своей сокурсницей, и 26 ноября 1958 г. она становится его женой. Это была интересная, интеллигентная девушка, с природным тактом — любимица семьи и друзей. С первой встречи и до своей смерти (к несчастью, у неё был комбинированный порок сердца) Рита и наши родители с любовью относились друг к другу. Она была своим, близким человеком.
Женившись, Лёня оставляет дневное отделение, переходит на заочное, считая, что должен зарабатывать на жизнь для своей семьи.
Первая работа — геологоразведочная партия и командировка на Дальний Восток. Провожали Лёню всей семьёй. Шли пешком к Московскому вокзалу, благо, жили на Старом Невском. Провожали с тяжёлым сердцем. Мы как бы предчувствовали, что вектор Лёниной жизни поворачивается в неудачном направлении.
Экспедиция работала в тайге где-то в районе Большого Невера. Уходили в тайгу на всё лето. У Лёни заболела нога. Боль сопровождалась лихорадкой. Через короткое время он потерял возможность передвигаться самостоятельно. Вызвали по рации вертолёт, и Лёню доставили в фельдшерский пункт ближайшего посёлка, не подозревая о тяжести заболевания, которое требовало немедленной квалифицированной помощи.
Лёня понял, что если не выберется отсюда, то погибнет. Наконец, его сажают на поезд и доставляют в Большой Невер. У поезда ждёт скорая помощь. Лёню отвозят в аэропорт, покупают билет, и он — в самолёте на Москву. Понимает, что надо домой — вся надежда на маму.
В Москве на костылях добирается до такси и переезжает в Шереметьево. Ночь. Самолёты на Ленинград полетят только утром. У кассы очередь. Костыли выпадают из рук, Лёня падает. Он уговаривает медицинский персонал аэропорта любым способом срочно отправить его в Ленинград. Его посадили в почтовый самолёт и ранним утром он был дома.
Выглядел Лёня ужасно. Мама уверенно поставила диагноз — остеомиэлит, инфекционное заболевание, поражающее кость. У Лёни был абсцесс в области колена. На следующий день в госпитале рентгеновские снимки показали, что диагноз страшнее — саркома плюс общее заражение крови. Приговор — ампутация ноги.
На маму свалилось принятие решения. Она продолжала верить своему диагнозу. Возможно, потому, что он давал надежду — решение коллег такой надежды не давало. Да и её военный опыт что-то значил. И вот — заключение опытного профессора-рентгенолога: "Вы правы. Это остеомиэлит".
Мама отказалась от ампутации. Стали готовиться к операции по поводу остеомиэлита. Оперировал профессор Военно-Медицинской академии Вишневский.
Ногу "почистили", но ещё надо было победить заражение крови. Абсцесс не оставлял надежды. Даже мама считала, что Леня — при смерти. Приехал Вишневский: "Если проживёт три дня — поправится". И чудо свершилось. На третий день температура стала падать.
В общей сложности Лёня провёл в госпитале 7 месяцев. Перенёс несколько операций. Получил 2-ю группу инвалидности. Но как жить на пенсию двух инвалидов? Надо искать работу.
"Он работал учителем русского языка, литературы и истории, а также грузчиком, мыловаром, сценаристом и геологом, — пишет Рита в послесловии к книге его стихов, — Из своих тридцати одного года двадцать пять лет он писал стихи, двенадцать лет мы прожили в огромной любви и счастье".
Наверное, первые десять лет брака были действительно счастливыми. Много знакомых, друзей, связанных общими интересами, одинаково неустроенных, но готовых прийти на помощь друг другу.
Были яркие встречи, например, с Ахматовой. Короткий период взаимного увлечения с Бродским: чтение и записывание на магнитофоне стихов, наговариваемых по очереди, участие в молодёжном литобъединении Союза писателей. Затем — разрыв навсегда. Попыток восстановления отношений не было. На суд над Бродским Лёня не ходил — в это время проходил другой суд над его другом, талантливым писателем Володей Швейгольцем.
"Теперь уже сойдёмся на погосте — Швейгольц, и вы здесь! Заходите в гости, сыграем в кости, раз уже сошлись…"
Володя получил 8 лет и вскоре после выхода из тюрьмы умер.
Друзьям посвящались стихи, велись бесконечные разговоры о литературе, о месте поэта в обществе. Самозащитой от непечатанья была доморощенная теория, что общественное признание и не нужно, хорошо, что тебя ценят и понимают друзья. Тем не менее, однажды, — это было за месяц до Лениной гибели, мы собирали грибы в лесу — он сказал мне, что признание всё-таки важно.
В последние годы жизни появилась работа на киностудии научно-популярных фильмов. По его сценариям снято несколько фильмов, отмеченных дипломами. Работа сценаристом давала хороший временный заработок, но мешала любимому делу. "Не могу два дела делать. Если сценарий, то на нём выкладываюсь. Это не моё… Уйду", — говорил мне Лёня.
Неудовлетворённость своим положением, неприступностью редакций, невозможностью посвятить себя любимому делу нарастали и, в конце концов, привели к трагическому финалу.
В горах под Ташкентом Лёня и его друг Алик Альтшуллер собирались охотиться. Алик и нашёл Лёню, раненого, у стога сена. Спасти его не удалось — не хватило препаратов крови. Была повреждена селезёнка.
На венке от друзей были написаны Лёнины слова: "Всё меньше мне друзей среди живых, всё более друзей среди ушедших".
Лёня погиб 13 октября 1970 года.
Виталий Аронзон (Балтимор)
Дмитрий Авалиани и Леонид Аронзон
птицы
[info]kamenah
29 декабря, 2010
Как к ночи, так грустновато. Как грустновато, так Аронзон. Очерк "А и А" прочитан на вечере памяти Дмитрия Авалиани в Зверевском ЦСИ 29 ноября. Набралось материалов порядком: не разместить ли "На Середине мира".
А и АПередо мною — эссе-стихотворение-воспоминание Дмитрия Авалиани о Леониде Аронзоне. Спотыкающийся, меланхоличный синтаксис, едва обозначенные паузы. Как взмах крыла по сырой глине. Чёткие линии маховых, и много-много нечётких.
Из скромности крылья были очень аккуратно и плотно сложены за спиною.
В Авалиани была суровая тайна, и теперь с недоумением пытаюсь представить, как множество алхимиков-филологов, с авангардистским закосом, её разгадывают. Нельзя представить методологических статей по творчеству Авалиани, хотя они и есть. Эти статьи противоречат существу его поэзии: значит, не-существуют. Об Авалиани можно написать только так, как сам он написал о своих встречах с Аронзоном. Эти записки — реквием и завещание. Только так: бросками, жестами, вздохами. «Имя, не ставшее словом» — прежде всего относится к самому Дмитрию Авалиани.
