Редьярд Киплинг - Избранные стихи из всех книг

Сквозь Египетские Казни гнали мы араба вдаль,
Вниз, с бархана — и опять на белый свет.
Все в пыли мы, пересохли, ну и что? Ведь нам не жаль,
Погоди! Вот пушка ухнет — и привет!
Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Нам обмыть обновку надо — будет самое оно,
Мы не любим ждать, давай сейчас!

Вдруг приказ мы получили — бомбардировать редут,
Подвезли снаряды — загружай!
Капитан схватил хлопушки, порох вытряхнул — ну, крут!
И залил туда… не воду и не чай.
На шрапнель взглянул небрежно,
а калибр-то тридцать шесть
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Грит он: «Парни, что вкуснее — пиво или эта жесть?»
Ну ведь мы не просим ждать, давай сейчас!

Медленно мы потрусили, только б не разбить стекло,
Хоть и близко были рубежи;
Не доходит до галопа — а пивка залить в жерло
Мы мечтали, как сошли еще с баржи.
Что ж, мы в обчем экономны, каждый гильзу взял, цедит,
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Там противник под укрытьем, встал ведь насмерть, паразит —
Но и мы не просим ждать — давай сейчас!

Выпили мы половину (Капитан-то пил шампань),
А араб палит нещадно, видно, рад!
Раненых мы в щели прячем, что уж, в обчем, дело дрянь —
Разве целой пушкой, что ли заменить снаряд?
Запряглись и поскакали — что тут делать — сквозь жару,
(Пушкари, послушайте рассказ!)
С громом батарея, мчится вскачь, ну что твой кенгуру,
Нечего тут ждать, беги сейчас!

Мы вертелись и юлили — в этих скачках мастера,
А арабы мажут кто куда.
И позицию нашел нам Капитан — ну ни бугра!
Но накрыли их — пожалте, господа!
Пощадили тех, кто выжил, кое-кто нам сдался в плен,
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Капитан, как Брут какой-то, весь аж в пене до колен —
Помогли, — а то б был в пене и сейчас!

Мы боялись трибунала, да… Уж все начистоту…
Но когда дошли до главных сил,
Каждый рядовой в порядке, каждый выстрел на счету,
Ну а пробку Капитан в руке укрыл.

Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Ведь обмыть-то было надо — тут уж самое оно,
Мы ж не любим ждать, давай сейчас!

Чертовски синий и красивый
Лежит Индийский океан;
Он под винтом кипит бурливо,
А дальше — гладкий, как лиман.
Закат — как зарево пожара,
И против гаснущих лучей
На мачте силуэт ласкара[104],
И слышится: «Хем декти дей!»[105]

Мир так хорош и так широк:
Гляжу — и все не наглядеться!
Он, может статься, и жесток —
Но от него куда мне деться?

Бренчит рояль внизу в каюте,
На шканцах юнги дуют в скат[106],
И офицерики на юте
До ночи с бабами галдят.
Я жизнь свою припоминаю
И, хоть на шумном корабле —
Но про себя воображаю,
Что я один на всей земле.

Немало я бродил по свету:
В походах был и на войне…
Порой я думаю: все это
Не померещилось ли мне?
И повидал чудес, ей-богу,
И попадал я в переплет.
Теперь конец… А может, много
Еще меня напастей ждет?

Любил я книжки да журналы,
А вот уставов не читал,
За то от моего капрала
Нарядов прорву получал.
Хоть и бывал в дурацком виде,
Но на капрала злобы нет;
А на губе в портянках сидя,
Я думал, как устроен свет.

Вон под закатными лучами
Вдали горбатый Аден[107] встал,
Как печь в казарме, где годами
Никто огня не разжигал.
Мне эти берега знакомы,
Я тут проплыл шесть лет назад
И вновь плыву — теперь уж к дому,
В запас уволенный солдат.

«Я буду ждать», — сказала Лалли,
К груди меня прижала мать…
Они мне писем не писали:
Чай, обе померли — как знать?
Что ж, я видал, как люди мерли —
В казарме, в лагере, в бою…
О черт, першит чего-то в горле!
Чем думать, лучше уж спою:

Мир так хорош и так широк:
Гляжу — и все не наглядеться!
Он, может статься, и жесток —
Но от него куда мне деться?

Когда на последней картине земной
выцветет кисти след,
Засохнут все тюбики и помрёт
последний искусствовед,
Мы отдохнем десяток веков, и вот в назначенный час,
Предвечный Мастер всех Мастеров
за работу усадит нас.

Тогда будет каждый, кто мастером был,
на стуле сидеть золотом
И по холстине в десяток миль
писать кометным хвостом.
И не чьи-то писать портреты —
Магдалину, Павла, Петра,
И не знать, что значит усталость,
век за веком, с утра до утра.

И только Мастер похвалит нас,
и упрекнет только он,
И никого тогда не прельстит ни денег,
ни славы звон,
Только радость работы на Новой Звезде:
дано будет каждому там
Во имя Творца сотворить свой мир
таким, как видит он сам.

Пусть нас называют морской шпаной —
В нас кровь бригантины, бабки шальной.
Чтоб сбить с панталыку чужие суда,
Мы за нос их водим туда и сюда.

Ей-ей, ремесло отборного сорта —
От борта до борта, от порта до порта
Шныряем, девчонкам портовым сродни,
Когда на работу выходят они.

Линкору покорна наша дружина.
Чужак на рейде — попался, вражина,
Хана тебе, братец, бросай якоря,
А наша забота — удрать втихаря.

Сияя огнями, торговец-пройдоха
Вальяжно плывет, не чуя подвоха.
Мы, словно акулы, встаем пред купцом.
Выверни трюм — и дело с концом.

Обштопанный аспид, млея от страсти,
К хозяину чешет, развесив снасти.
Но, дыму глотнув, подставляет корму.
А мы затеваем опять кутерьму.

О планах болвана пронюхав заране,
Его стережем, хоронясь в тумане.
Тут же на берег шлем донос,
Чтоб ветер попутный мальца не унес.

И вновь на протравленном солью просторе
Под тусклым небом, на сером море
Несем себе кругосветный дозор,
Сбивая пену в грязный узор.

То брызги дождя, то слепящие блики,
То лунной дорожки след многоликий.
Мы стеньговым флагом знак подаем
Судам, что служить подрядились внаем.

Бывает, пред выходом новобрачных
Отпустят друзья пару шуточек смачных, —
Так и мы, ничего не имея в виду,
Двусмысленную несем ерунду.

Там вспышки зарниц иль сигналы тревоги?
Гром или пушки ревут о подмоге?
Дымок орудийный иль облака след?
Закатное солнце иль знак новых бед?

От миражей шалеют мозги.
Мы сами надуем, а нас не моги, —
На пушку возьмем, охмурим, обдурим
И в пекло полезем. Прочее — дым.

Нынче народы вдохновлены,
Поскольку мир — на грани войны.
Наша работа — весьма в чести.
Попутного ветра! Боже, прости.

Когда был я Царем и Строителем, испытанным в мастерстве,
Я повелел котлован копать, чтоб дворец построить себе.
Вдруг в раскопе открылись руины дворца, и когда отрыли порог,
Стало видно всем, что такой дворец только царь построить и мог.

Никакого не было плана, а стены — разбегались туда сюда,
То кривой коридор, то зал пятигранный, то лестница в никуда…
Кладка была небрежной и грубой, но каждый камень шептал:
«Придет за мной строитель иной — скажите, я это знал».

И стройка шла, и был у меня точный план всех работ,
Я спрямлял углы, я менял столбы, переделывал каждый свод,
Даже мрамор его я на известь пустил, от начала и до конца
Пересматривал я все и труды, и дары скромного мертвеца.

Не браня и не славя работу его, но вникая в облик дворца,
Я читал на обломках снесенных стен сокровенные мысли творца:
Где поставить контрфорс, возвести ризалит, я был в гуще его идей,
Прихотливый рисунок его мечты я читал на лицах камней.

Да, был я Царем и Строителем, но — в славе гордого дня —
Был исполнен Закон: из тьмы времен Слово дошло до меня.
И было то Слово: «Ты выполнил долг, дальше — запрещено:
Другому зодчему сей дворец, тебе продолжать не дано».

И я рабочих велел отозвать от мешалок, лебедок, лесов,
И работу свою поручил я судьбе неисчислимых годов.
И последнее дело свое свершил, на камне награвировал:
«Придет за мной строитель иной — скажите, я это знал».