Александр Блок - Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921

Ты отошла, и я в пустыне
К песку горячему приник.
Но слова гордого отныне
Не может вымолвить язык.

О том, что было, не жалея,
Твою я понял высоту:
Да. Ты — родная Галилея
Мне — невоскресшему Христу.

И пусть другой тебя ласкает,
Пусть множит дикую молву:
Сын Человеческий не знает,
Где приклонить ему главу.

В густой траве пропадешь с головой.
В тихий дом войдешь, не стучась…
Обнимет рукой, оплетет косой
И, статная, скажет: «Здравствуй, князь.

Вот здесь у меня — куст белых роз.
Вот здесь вчера — повилика вилась.
Где был, пропадал? что за весть принес?
Кто любит, не любит, кто гонит нас?»

Как бывало, забудешь, что дни идут,
Как бывало, простишь, кто горд и зол.
И смотришь — тучи вдали встают,
И слушаешь песни далеких сел…

Заплачет сердце по чужой стороне,
Запросится в бой — зовет и мани́т…
Только скажет: «Прощай. Вернись ко мне» —
И опять за травой колокольчик звенит…

Задебренные лесом кручи:
Когда-то там, на высоте,
Рубили деды сруб горючий
И пели о своем Христе.

Теперь пастуший кнут не свистнет,
И песни не споет свирель.
Лишь мох сырой с обрыва виснет,
Как ведьмы сбитая кудель.

Навеки непробудной тенью
Ресницы мхов опушены,
Спят, убаюканные ленью
Людской врагини — тишины.

И человек печальной цапли
С болотной кочки не спугнет,
Но в каждой тихой, ржавой капле —
Зачало рек, озер, болот.

И капли ржавые, лесные,
Родясь в глуши и темноте,
Несут испуганной России
Весть о сжигающем Христе.

Река раскинулась. Течет, грустит лениво
  И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
  В степи грустят стога.

О, Русь моя! Жена моя! До боли
  Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
  Пронзил нам грудь.

Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
  В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
  Я не боюсь.

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
  Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
  И ханской сабли сталь…

И вечный бой! Покой нам только снится
  Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
  И мнет ковыль…

И нет конца! Мелькают версты, кручи…
  Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
  Закат в крови!

Закат в крови! Из сердца кровь струится!
  Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
  Несется вскачь!

Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат…

На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.

И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь!»

Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!

В ночь, когда Мамай залег с ордою
  Степи и мосты,
В темном поле были мы с Тобою, —
  Разве знала Ты?

Перед Доном темным и зловещим,
  Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
  В криках лебедей.

С полуно́чи тучей возносилась
  Княжеская рать,
И вдали, вдали о стремя билась,
  Голосила мать.

И, чертя круги, ночные птицы
  Реяли вдали.
А над Русью тихие зарницы
  Князя стерегли.

Орлий клёкот над татарским станом
  Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
  Что княжна фатой.

И с туманом над Непрядвой спящей,
  Прямо на меня
Ты сошла, в одежде свет струящей,
  Не спугнув коня.

Серебром волны блеснула другу
  На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
  На моем плече.

И когда, наутро, тучей черной
  Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
  Светел навсегда.

Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали́…

Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.

И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!

Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.

Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне…
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.

Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моем,
И падают светлые мысли,
Сожженные темным огнем…

«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи!»
Вздымается конская грива…
За ветром взывают мечи…

Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.

За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.

Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.

Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!

Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы росписные
В расхлябанные колеи…

Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слезы первые любви!

Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!

Пускай заманит и обманет, —
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…

Ну что ж? Одной заботой боле —
Одной слезой река шумней,
А ты всё та же — лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…

И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..